Оливия начала оставаться в школе допоздна, просто для того, чтобы не сидеть дома. Она отдалилась от друзей, пряталась в библиотеке. У нее снизилась успеваемость, потом исправилась. Постепенно девушка осознала, что мама ушла. Не просто умерла и стала привидением, а ушла совсем.

Люди становятся привидениями, когда что-то привязывает их к какому-то месту. По-видимому, маму Оливии ничто здесь не удерживало.

Оливия не подала заявление на поступление в колледж. Каждый раз, когда она доходила до раздела «Семья» в анкете (Имя родителей? Их образование? Родственники? Живые? Умершие?), в ее голове начиналась неразбериха. Вопросы эссе были глупыми: «Что вы делали прошлым летом и как это на вас повлияло?». Она просто вспоминала уродливую, идеально чистую раковину в больнице, и не могла ее забыть, как бы ей этого ни хотелось. Кроме того, кто-то должен был заботиться о папе. Оливия не могла оставить его одного.

Ее отношения с Прайей разрушились, и Оливия смирилась с этим.

Подруги уложили вещи и уехали в колледж, а Оливия готовила еду, оплачивала счета и снова готовила. Она позаботилась о том, чтобы все электронные письма мамы пересылали на ее адрес, и чтобы маленькая тарелочка перед маминым алтарем никогда не оставалась пустой. Когда девушка открыла письмо из гостиницы «Гранд-Сильвер» экзорцистке Чан с просьбой приготовить угощение для Фестиваля привидений в этом году, сердце Оливии глухо забилось.

«Единственная ночь, когда духи ходят среди нас».

Она помогала готовить еду для призраков каждый год, но никогда еще не занималась этим одна. И она не ездила в «Гранд-Сильвер» с того первого лета в Бисдене.

– Папа, – сказала она в тот вечер, скручивая салфетку в тугие кольца под столом. – Я в августе поеду в Бисден.

Он посмотрел на нее с печальной улыбкой. «Он так сильно постарел за последние месяцы», – осознала она.

– Я понимаю, – ответил он.

Оливия обнаружила, что смотрит в лицо незнакомки. Суровое лицо, на котором оставили следы возраст и голод.

Это была не Мей Лин. Это была не мама. И никто из тех, кого она знала.

– Кто вы? – прошептала Оливия, а призрак молча смотрел ей в лицо. Взгляд старой китаянки ничего не выражал, и она раскачивалась взад и вперед, а плохо сидящее на ее фигуре подвенечное платье шуршало вокруг нее. Оливия подумала, что эта призрачная женщина, возможно, вовсе не невеста, а кто-то привязал ее к гостинице «Гранд-Сильвер» против ее воли и заставил служить привидением. Эта женщина не была похожа на юную, хорошенькую белую девушку, которую в рекламных проспектах гостиницы описывали, как Плачущую Даму. Видимо, это не имело значения для того, кто загнал призрака в эту ловушку.

Но если ночь истины существует, то это сегодняшняя ночь. Так сказала мама: во время Фестиваля привидения становятся похожими на самих себя больше всего. Не на тех, кого хотят видеть живые. Не на ту, кого хочет увидеть Оливия.

Ночь Фестиваля – это шанс получить свободу.

Оливия подавила в себе разочарование и улыбнулась женщине. Девушка протянула ей пару палочек для еды, женщина взяла их и начала есть. Риса было немного, очень скромная порция. Но с каждым глотком взгляд женщины становился все более живым и осмысленным, а движения более скоординированными. Вскоре рис закончился. Оливия открыла рот, чтобы извиниться, но незнакомка заговорила первой.

– Спасибо, – произнесла она. Голос ее звучал хрипло, и Оливия подумала, что это, возможно, из-за ее постоянных рыданий. – Проводи меня к двери, дитя, пожалуйста.

Оливия взяла ее за руку и проводила к лифту. Пока они спускались на первый этаж, женщина смотрела на свое отражение в медных стенках лифта. Они вместе прошли мимо туристов, которые во все глаза смотрели на них, но держались на безопасном расстоянии. Оливии показалось, что Рени пробирается к ним, но толпа туристов плотно сомкнулась и преградила ей путь.

Когда они переступили порог, женщина подняла руки, и ее белое подвенечное платье и вуаль рассыпались в пыль. Где-то позади них что-то крикнула Рени. Под платьем у женщины оказались прочная хлопчатобумажная одежда для путешествий и свободная куртка. В руках она держала шляпу, и она натянула ее на голову, держа за поля. Сильные, решительные очертания ее плеч напомнили Оливии бабушку.

– Спасибо за еду, дитя, – сказала женщина. Она похлопала Оливию по плечу. – После столь долгого одиночества я и забыла, каково это, когда для тебя готовят твои родные. А твоя стряпня показалась мне именно такой, – она начала таять, но прежде, чем уйти окончательно, она сжала руку Оливии. – Иди и корми своих гостей.

Оливия подняла глаза. Небо начинало светлеть, и большинство призраков исчезло. Но у стола еще оставалось несколько привидений, подбирающих остатки еды. Одна женщина выделялась: девушка в брюках, с темно-каштановыми мокрыми волосами и маленьким ртом. Ее одежда была насквозь промокшей, а когда она заметила Оливию, уголки призрачных губ приподнялись.

– Девочка с геймбоем, – сказала Мей Лин. – Ты выросла.

Тепло, желанное тепло разлилось в груди Оливии. Мей Лин совсем не изменилась с тех пор, как они впервые встретились.

– Да, выросла, – ответила она. – Благодаря тебе.

Мей Лин посмотрела на стол и вздохнула.

– Почти все съели. А выглядело так хорошо, – она заправила прядку волос за ухо, оглядывая остатки пиршества. – Я почти успела к столу в прошлый раз, когда твоя мама готовила еду в этой гостинице, но все-таки опоздала.

У Оливии упало сердце. Она помнила, как Мей Лин несла ее на руках к гостинице «Гранд-Сильвер». Неужели она задержала ее и заставила упустить свой шанс перестать быть привидением?

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Мей Лин. Она протянула руку и взъерошила волосы Оливии. Отнимая руку, она задела сломанными пальцами лоб Оливии. – Не надо. Я не жалею об этом. Я увидела попавшую в беду малышку и сделала все, что в моих силах, чтобы ее спасти. Хотелось бы, чтобы кто-то оказался там и сделал то же самое для меня.

«Самая важная часть обслуживания – это быть внимательной к другим», – сказала тогда мама. Оливия прикусила губу и оглядела стол. Все блюда разобрали, даже рыбью кожу и глаза съели.

– Я найду что-нибудь поесть, – сказала она. – Я тебя накормлю, чтобы ты нашла дорогу домой.

Мей Лин покачала головой.

– Солнце восходит, малышка. Пиршество закончилось.

Оливия пальцами ощупала блюда, отодвигая в сторону обглоданные кости. Хрящей не осталось, и почти весь соус вылизали с блюд. Мей Лин права – на столе не осталось еды.

Ее взгляд метнулся к сервировочному столику на колесах, стоящему у дверей гостиницы. Она присела перед ним на корточки, заглянула между полочками. «Вот», – подумала она. Лужицы пролитого соуса и маленькие кусочки, упавшие с блюд на металлические поддоны, когда она толкала тележку по гостинице. Взяв деревянную лопатку, Оливия тщательно соскребла лужицы и кусочки себе в ладонь. У нее щемило сердце.

– Добро пожаловать, уважаемая гостья, – произнесла она, протягивая Мей Лин руку. – Возьми и поешь, и пусть душа твоя порадуется.

Мей Лин открыла рот, потом закрыла. От неожиданности в ее глазах закипели слезы. Она взяла ладонь Оливии, обхватила ее левой рукой, а правой сгребла еду. Пока она ела, ее изувеченные пальцы выпрямлялись и становились целыми, а кости снова приобретали прежнюю форму, издавая неприятные щелчки. Раны призрачной девушки одна за другой затянулись.

«Останься со мной, – хотелось сказать Оливии. – Не ешь мою еду. Не уходи». Она проглотила свои слова и держала руку неподвижно.

К тому моменту, когда Мей Лин проглотила последнее зернышко риса, ее лицо было залито слезами. Она их вытерла.

– Спасибо, – произнесла она. Голос ее звучал хрипло, но отчетливо.

Оливия взяла ее за руку, их пальцы переплелись. Рука была теплой, такой теплой.

За ее спиной редели тучи, превращаясь в тонкие полоски по мере возвращения жары. Луна исчезла, а дождь стих. Вздохнув, последнее привидение за ее столом растаяло в утреннем воздухе.