— Что ты делаешь в ЛА? — спрашиваю я.

— Я... — Она глубоко вдыхает. — Долгая история. Могу я войти?

— Конечно. — Я почти загородил дверь, как придурок. Отступаю в сторону и приглашаю её внутрь. У неё с собой огромный багаж, который я предлагаю взять, после чего затягиваю его внутрь и оставляю у парадной двери, не совсем понимая, как объяснить его присутствие.

— У тебя потрясающий дом, — замечает она, устремляя взгляд на винтовую лестницу, возвышающуюся над нашими головами.

— Спасибо, — бормочу я. Хочется не о доме поговорить, а понять причину её появления. Озорной блеск её глаз потух, и пусть я и не видел её пятнадцать лет, мне ненавистно думать, что с ней что-то произошло. Когда-то эта женщина была для меня всем миром.

Я показываю ей дом, провожу небольшой тур по первому этажу, прежде чем проводить её в библиотеку. Моя выпивка ещё стоит на столе, напоминая мне о моём дерьмовом дне.

— Хочешь? — спрашиваю я.

— Конечно, — отзывается она. — Но только, если у тебя есть что-нибудь полегче этого. — Она машет рукой на стакан с янтарной жидкость..

— Думаю, я найду. — Я отправляюсь к крошечному бару в углу комнаты и наливаю немного водки в стакан, потом залезаю в мини-холодильник и беру банки с лимонно-лаймовой содой и клюквенным соком. — Подойдёт? — интересуюсь я, выставляя их на её одобрение.

Она кивает и улыбается мне. Её всегда так просто было сделать счастливой.

Я протягиваю её розовый напиток, и она присоединяется ко мне, сев в кожаное кресло напротив.

Видеть её здесь, смотреть, как она скрещивает ноги в лодыжках, и то, как соблазнительно подносит стакан к губами... всё это навевает самые разные воспоминания.

Наши отношения никогда не были романтичными — мы были друзьями, лучшими друзьями. Но когда я в четырнадцать трагически потерял мать в автокатастрофе, со мной рядом была именно Миа. В ней я нуждался. В те дни, когда не мог есть, когда не мог говорить ни с кем, даже с братьям. Помню, как Миа прижимала мою голову к своей груди. Я слушал её сердцебиение, пока она гладила мои волосы и рассказывала глупые истории, чтобы отвлечь меня. Боль была такой всеохватывающей, такой глубокой, что я не знал, как выразить её словами. Но Мии не нужны были слова. Она и сама всё знала.

Именно после одного из таких сеансов мы разделили наш первый поцелуй. Естественный, без всяких неуклюжих, чрезмерно пылких атак на язык, которые наблюдались у прошлых моих партнёрш. У меня тут же встал на мою подругу, и это жутко меня смутило. До того момента я никогда не смотрел на неё так. Но в ту ночь что-то изменилось, потому что на следующий день я начал замечать в ней зреющую женщину. Стал ловить и на себе её взгляды, когда она следила за моими передвижениями с любопытством, мерцающим в зелёных глубинах.

Прошёл почти год после смерти мамы, когда она сказала, что ей нужно поведать мне кое-что важное, и мы условились о встрече ночью на лодке моего отца.

Она колыхалась, пришвартованная у причала, и поскольку признаков Мии пока не наблюдалось, я залез под палубу, удивившись, когда обнаружил, что она уже дожидается меня там на выдвижной кровати. Я подполз на место рядом с ней под луной, служившей нашим единственным источником света. С мрачным выражением лица она рассказала мне, что её родители переезжают в другой штат, и что у них больше нет возможности поддерживать её обучение в частной школе.

Помню, как у меня скрутило в узел желудок, и я притянул её ближе к себе. Мне была невыносима мысль о её переезде. Отчаянно желая всё изменить, избавить Мию от слёз, я прямо там позвонил своему отцу. Попросил его заплатить за её учёбу, чтобы она могла остаться в Академии Линдена, но он мне отказал. Ответил, что у меня будут и другие девушки, и отдавать своё сердце в пятнадцать — не следует. Но он не знал, что я уже подарил ей своё сердце в тот день, когда мы познакомились. Нам было по пять, и я всё ещё помню, как первый раз её увидел. Она была такой крошечной, гораздо меньше остальных, и над ней издевались пара взрослых детишек. Не в силах смириться с мыслью что кому-то настолько беззащитному приходится страдать, я бросился к ней. Большие зелёные глаза впились в мои, пронзая меня насквозь, и глупая улыбка растянулась на её губах, поймав меня в сети. В тот день она завладела частичкой меня.

Когда я закончил разговор с отцом, выражение глаз Мии подсказало мне, что она уже знает его ответ. Но следующие слова, вылетевшие из её рта повергли меня в шок. Она сказала, что девственница (о чём я догадывался), и призналась, что хочет, чтобы я был её первым.

Господи, одна только мысль об этом разговоре возвращает меня назад в ту влажную июльскую ночь. У меня крутило живот от нервов, и хотя я знал, что нам, наверняка, не следует этим заниматься, мой член наливался свинцом при мысли о том, чтобы трахнуть её. Стать первым, кто окажется в ней.

Надеясь, что она не опустила взгляд к моим штанам и не заметила эрекцию, натянувшую штаны, я сказал ей, что нам нельзя. Мы даже не встречались, а учитывая её отъезд на следующий день, я переживал, как бы она потом не пожалела, ведь мне не хотелось, чтобы после ей было хреново. В ответ она заявила, что не хочет делить свой первый раз с кем-то другим, а желает запечатлеть его в памяти со мной. В общем привела очень убедительный аргумент, или, чёрт, возможно, мне и не особо нужны были убеждения.

Я согласился только потому, что заставил её пообещать: после её завтрашнего отъезда всё будет хорошо. Она поклялась, что продолжит жить дальше, примет свой переезд и начнёт встречаться с другими парнями в своей новой школе. И я ей поверил.

Я поцеловал её одним неторопливым поцелуем, прижался к ней губами, давая её шанс передумать и отпрянуть. Но она не передумала. Её язык облизал мою нижнюю губу, и когда я раскрыл рот, она проскользнула внутрь и погладила мой язык.

Миа была удивлена тому, что у меня с собой не оказалось презерватива. Она-то думала, что я уже занимался этим с несколькими девчонками из школы, с которыми гулял. На моё признание о том, что это будет и мой первый раз тоже, она поглядела на меня так, будто поняла, что мы оба поделимся друг с другом частичкой себя. Я побежал к дому, достал презервативы и через несколько минут вернулся на лодку. Мне казалось, что к тому времени как я вернусь, она передумает, но вышло наоборот — она разделась и спокойно, широко распахнув зелёные глаза, ждала меня под одеялом.

Я всё ещё помню, как крепко она стискивала мой член, её тяжёлое дыхание на моей шее, когда я полностью вошёл в неё, каково было впервые кончить в латекс, вытирать её после и волноваться, что она не испытала оргазм. Грудь сжимается, когда к похоти примешивается стыд. Той ночью я облажался.

— Коллинз? — зовёт она, вырывая меня из уплывших далеко мыслей.

Я откашливаюсь.

— Прости. Просто нереально тебя здесь видеть. Что привело тебя в ЛА? Ты всё ещё живёшь в Коннектикуте? — интересуюсь я. Ненавижу формальность своих вопросов, но мы утратили былые отношения, и испуганное выражение её лица, когда я открыл дверь, по-прежнему не оставляет мои мысли.

Миа делает громадный глоток.

— Это прозвучит безумно... — нервно усмехается она.

— Миа, я знаю тебя с пяти лет. Раньше мы рассказывали друг другу обо всём.

Я не знаю, причинил ли ей кто-то боль... или она бежит от чего-то, но терпеливо жду, пока Миа соберётся с духом и сделает несколько глотков своего напитка.

— Помнишь обещание, которое мы дали друг другу? — произносит она.

Я спокойно смотрю на неё. Ей бы внести больше конкретики. Чёрт, прошло же пятнадцать лет.

— О чём? — прощупываю я.

— О нас. Когда нам исполнится тридцать... — Она нервно сглатывает.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь понять к чему она ведёт.

— Миа?

— Когда нам было десять. Мы поклялись друг другу, что если никто из нас не женится к тридцати, мы поженимся.

Воспоминание всплывает в голове. Её проникновенные зелёные глаза, глядящие на меня как на её героя, наши сцепленные в единении мизинчики. Господи, мы же правда это пообещали друг другу? Чемодан у двери. Тот факт, что мне исполнится тридцать через несколько месяцев. Всё это разом обрушивается на меня, и в груди зарождается паника.