Когда Вик закрыла глаза, она уже мчалась по шоссе, несясь на хорошей скорости, радуясь чувству невесомости, когда байк наклонялся на поворотах. Проказница не замечала, что в ее уме она была на байке одна – более взрослая девочка, достаточно взрослая, чтобы жать на дроссель.

Она заставит их замолчать. Она достанет браслет и вернется домой. Вик бросит его на кровать между родителями и выйдет без слов. Оставит их смущенно смотреть друг на друга. Но превыше всего она представляла себе езду на байке – безудержную гонку на многие мили, так что остатки дневного света убегали к блеклому небу.

Она выскользнула из пропахшей пихтой темноты на широкую пыльную дорогу, которая вела к мосту. Самый Короткий Путь, как местные называли его тремя словами.

Когда она подъехала к нему, то увидела, что проволочный забор был снят. Сетка, спущенная со столбиков, лежала в грязи. Вход – достаточно широкий, чтобы пропустить машину, – обрамляла путаница ив, мягко качавшаяся в потоке воздуха, приходившего с реки. Перед ней был прямоугольный тоннель – квадрат невероятной яркости, словно дальний конец выходил на долину пшеницы или, возможно, чистого золота.

Она замедлилась на миг. Вик переживала циклический транс езды в своей голове. Когда девочка решила продолжить движение по мосту – в полной темноте, – она больше не беспокоилась о выборе. Любая остановка была бы поражением. Она не могла позволить себе такого. Кроме того, Вик верила в скорость. Если доски начнут ломаться под ней, она все равно будет двигаться, ускользая от гнилого дерева. Она не упадет. А если кто-то ждет там – какой-то бродяга, желавший обнять руками маленькую девочку, – она промчится мимо него, прежде чем тот начнет шевелиться.

Мысли о старых досках и о бродяге, хватавшем ее, разрушились, наполнив грудь прекрасным ужасом. Вместо того чтобы дать ей подумать, они заставили ее встать на педали и жестче заработать ногами. Вик решила с некоторым удовлетворением, что, если мост над рекой рухнет на десять этажей вниз и она разобьется о гальку, это будет вина ее родителей за спор и выдворение ее из дома; за то, чему они учили свою дочь. Конечно, они будут скучать о ней, страдая от горя и вины. Все кончится тем, что ее родители к этому придут.

Проволочная сетка загремела и залязгала под шинами. Она нырнула в непроглядную темноту, которая пропахла летучими мышами и сыростью.

Когда Вик въехала на мост, она увидела слева что-то написанное на стене – зеленой аэрозольной краской. Она не стала замедляться, чтобы прочитать надпись, но подумала, что там говорилось о Терри, – забавная мысль, потому что они перекусывали в заведении, названном «У Терри». Ланч в «Примо Субс у Терри» в Хэмптоне – в трицати милях и сорока пяти минутах отсюда.

Звуки на крытом мосту были другими. Она услышала реку в сотне футов внизу, но та звучала не как текущая вода, а скорее как вспышка белого шума – статика в радио. Она специально не смотрела вниз, боясь увидеть реку в щелях досок. Вик даже не смотрела по бокам, удерживая взгляд фиксированным на дальней стороне моста.

Девочка проезжала через косые лучи белого света. Пересекая одну из этих тонких полосок яркости, она почувствовала левым глазом какую-то пульсацию. Настил неприятно покачивался. У нее была только одна мысль – два длинных слова: почти там, почти там, – совпадавшая с кручением педалей.

Квадрат яркости в дальнем конце моста расширился и усилился по интенсивности. Приблизившись к нему, она почувствовала жар, исходивший от выхода. Вик неосознанно ощутила запах лосьона для загара и луковых колечек. До нее почему-то не дошло, что на другом конце моста не было каких-либо ворот.

Вик Макквин глубоко выдохнула и выехала с Самого Короткого Пути в солнечный свет. Колеса простучали сначала по дереву, потом по асфальту. Шипение и рев белого шума тут же прекратились, словно она действительно слушала статику по радио и кто-то нажал на выключатель.

Проехав еще дюжину футов, она увидела, где находилась. Ее сердце сжалось в груди, а руки схватились за тормоза. Вик остановилась так резко, что заднее колесо пошло вбок, чиркнув по асфальту и подняв волну грязи.

Она оказалась на мощеной аллее за одноэтажным зданием. У кирпичной стены слева от нее стояли контейнеры и мусорные баки. Один конец аллеи был закрыт высоким деревянным забором. С его другой стороны находилась дорога. Вик слышала проезжавший транспорт. До нее даже донесся обрывок песни из одной машины: Абра-Абра-Кадабра… Я хочу настичь и схватить тебя…

Вик с первого взгляда поняла, что оказалась в неправильном месте. Она много раз подъезжала к Самому Короткому Пути, довольно часто смотрела через высокий берег Мерримака на другую сторону и знала, что там находился лесистый холм, зеленый и тихий. Никаких дорог, ни магазинов, ни задних аллей. Она повернула голову и чуть не закричала.

За ее спиной, с другого конца аллеи, находился мост Самого Короткого Пути. Он стыковался с дорожкой между стеной одноэтажного здания и высокой пятиэтажкой из бетона и стекла. Мост больше не пересекал реку. Он заполнял пространство, в котором не мог существовать. При виде его Вик вздронула. Взглянув в темноту, она увидела на другой стороне изумрудный лес – улицу Питтмана.

Вик слезла с велосипеда. Ее левая нога задергалась от нервных судорог. Она прислонила «Рэйли» к контейнеру и склонилась у переднего колеса. Похоже, Проказница слишком вольно думала о Самом Коротком Пути.

Аллея провоняла жареной едой, испортившейся на солнце. Ей нужен был свежий воздух. Она прошла мимо решетчатой двери, заглянула в грязную, наполненную паром кухню и посмотрела на высокий деревянный забор. Вик открыла калитку и прошла по узкой полоске тротуара, которую, кстати, узнала. Она стояла тут несколько часов назад.

Посмотрев налево, девочка увидела длинную полоску пляжа и океан. Зеленые гребни волн ярко сверкали на солнце. Парни в плавках бросали фрисби, картинно прыгали за ними, ловили и падали на дюны. По бульвару, бампер к бамперу, катились машины. На негнущихся ногах она зашла за угол здания и взглянула в окно.

Вик прошла мимо ряда мотоциклов, стоявших перед заведением. Хром сиял на вечернем солнце. У окна заказов, смеясь громким смехом, толпилась очередь девушек в бикини и коротких юбках. Вик ненавидела этот звук, напоминавший ей звон разбитого стекла. Она вошла. Медный колокольчик зазвенел над дверью.

Окна были открыты, и полдюжины вентиляторов вращались за стойкой, направляя воздух на столики. Тем не менее внутри стояла жара. Длинные липкие ленты для мух свисали с потолка и раскачивались сквозняком. Проказнице не нравилось смотреть на ленты для мух – на пойманных там насекомых, боровшихся за жизнь и умиравших, пока прямо под ними люди засовывали гамбургеры в свои рты. Странно, что она не замечала эти ленты, когда обедала здесь днем со своими родителями.

Она чувствовала себя одурманенной, словно пробежалась с полным животом по августовской жаре. За кассой стоял большой мужчина в белой майке. Его волосатые плечи алели от загара, а на носу белела полоска цинка. Бейджик на рубашке указывал, что хозяина звали ПИТ. Он был здесь весь вечер. Два часа назад Вик стояла тут вместе с отцом, пока Крис Макквин расплачивался за их корзинку бургеров и молочные коктейли. Двое мужчин говорили о «Ред Сокс», которые были на взлете и могли дойти до финала. Перед ними оставались только «Клеменсы». Практически приз Сая Юнга стоял уже в их шкафчике, хотя до окончания сезона оставался еще месяц.

Узнав его, Вик повернулась к мужчине. К сожалению, потом она стояла перед ним, моргая и не зная, что сказать. Вентилятор, гудевший за спиной Пита, поймал его влажный мужской запах и подул в лицо Проказницы. Она и без того уже чувствовала себя нехорошо.

Вик была готова расплакаться, охваченная незнакомым ощущением беспомощности. Она снова оказалась в Нью-Гэмпшире, к которому не имела никакого отношения. На заднюю аллею ее привел мост Самого Короткого Пути. Она была ни в чем не виновата. Отец и мать поссорились. Они не имели понятия, насколько далеко ее занесло от дома. Все это нужно было рассказать кому-то, да и еще о многом другом. Ей следовало позвонить родителям… в полицию. Тем, кто мог бы приехать и посмотреть на мост и аллею. Ее мысли представляли собой болезненный хаос. Внутри головы образовалось плохое место – темный тоннель, заполненный громким отвлекающим шумом и кружившимися летучими мышами.