– Я здесь, всё слышал, всё объясню, расскажу, – из-за спины Уканоры вышел пожилой раб.

– Это Куринаса, наш врачеватель, он вас осмотрит, выдаст мази, если потребуется. С восходом солнца подъём. Чтобы сами проснулись, поднимать никого не буду. Первый раз проспите, останетесь без еды, второй раз, пойдёте к этим… – Уканора презрительно кивнул в сторону притихших в клетке рабов, – всё, идите, Куринас, останься.

Одноэтажное здание оказалось какой-то хозяйственной постройкой, но внутри были чаны с тёплой водой, разложена простая, чистая одежда. Не дожидаясь команды, все, как один, скинули свои лохмотья и бросили на пол, кто-то ещё раздражённо на них потоптался. Расставаться с термобельём не хотелось, но водолазка, а самое главное, портки уже в таком состоянии, что, не задумываясь, скинул всю одежду в одну большую кучу.

– Мойтесь, и по одному подходите ко мне, – говорил, усевшись за единственным столом Куринас, раскладывая какие-то принесённые с собой снадобья.

– Уважаемый Куринас.

– Я, не «уважаемый». Я такой же, как вы – раб. Так что, обращайтесь ко мне просто – Куринас из рода Мисамотира.

– Я, Сатипона из рода Видава.

– Я, Митори из рода Укалона…

Каждый начал громко говорить своё имя, представляясь как врачевателю, так и присутствующим, оказывается, не все знали имена друг друга. Когда очередь дошла до меня, я привычно представился: «Павлос из рода Кенгиров».

– Да, да, я уже видел таких маленьких людей. Но их очень – очень мало, они в детстве часто болеют и не доживают до зрелого возраста, – покачал головой Куринас, – но, если доживают, становятся сильными и быстрыми.

– Куринас, а почему никого в школе нет, где наш хозяин? – спросил Сатипона, когда тот его осматривал.

– Наш с вами хозяин с некоторыми бойцами поехал в соседнюю провинцию на малозначительный турнир. Будет через три дня, если дела не задержат в пути. Сейчас, главным остался Мерраза, сын нашего господина и его помощник – Уканора, слушайтесь их. Следующий.

– Так, Павлос, – обращаясь ко мне, заговорил врачеватель, когда я, помывшись, предстал перед его взором, – говорят, что тебе досталось от Уканора, не тошнит? Голова болит? Руки, ноги целы?

– Всё хорошо, оклемался пока ехали.

– Возьми мазь и намажь виски. Быстрее в себя придёшь, смотрю, шишка-то большая, а рана на лбу, вроде, затянулась, лучше не трогать, хоть шрам и останется, – ухмыльнулся врачеватель.

– Шрамы украшают мужчину, – ответил я, надевая чистую одежду.

– Да, да ты прав, но где-то я уже слышал это высказывание, следующий.

Когда Куринас окончил осмотр, пришёл Уканора и повёл нас в соседнюю комнату, где на полу валялись тюфяки набитые не то сеном, не то соломой.

– Слушайте меня, кандидаты в школу уважаемого Матиррасуны, – громко говорил Уканора, – сейчас поешьте, и отдыхайте. Завтра начнём обучение, Куринас сказал, что больных, калечных, среди вас нет, в чём я не сомневался. Так что, отдыхайте.

– Мастер Уканора, скажите, а когда станем бойцами? – спросил Митори.

– Неправильно, что называешь меня мастером, мастер в школе один – и это Митрополюс, который сейчас отсутствует, обращайся ко мне просто боец Уканора, а вы, бойцами школы уважаемого Матиррасуны станете после первого сражения на арене. Если доживёте до этого, – с ухмылкой сказал Уканора, давая понять, что разговор закончен.

– Вот дела, – сидя на тюфяке и медленно пережёвывая оставленную в помещении еду, заговорил Вариторис, – я знал, что среди рабов есть свои касты, но чтобы подняться, считай, до верхней ступеньки, и не мечтал.

– Верхней, это как? – спросил, не понимая, что имеет ввиду.

– Как тебе сказать, видно, что ты издалека, ну или, правда, память отшибло. Раб рабу рознь. Самые привилегированные – это личные учителя, наставники детей хозяина, его наложницы, а также те, кто выполняет квалифицированную работу. Ты, например, считать умеешь? Делать записи, вести учёт, что прибыло, что убыло или, умеешь ковать железо?

– Нет, не умею, – ответил, не таясь, так как читать по местному, так и не научился, а тем более писать и орудовать в кузнеце.

– А такие рабы очень ценятся. Их берегут, хотя, и не всегда. Когда много знаешь про тёмные делишки, сохранить свою жизнь очень трудно.

– А бойцы, выступающие на арене?

– Бойцы, выступающие перед зрителями, умирающие на глазах многих сотен глаз – это следующие в иерархии среди рабов. Потом те, кто выполняет грязную, обыденную, каждодневную работу, ну, а самые отверженные, да ты их видел, – это беглые. За них никто не вступится, не защитит, один раз преступили закон, другого пути нет, только смерть. Их и в каменоломню не посылают.

– Разве у нас есть какие-то права? – удивился я, хоть и не был силён в истории, а тем более в устройстве здешнего мира, но фильмы из прошлой, земной жизни, давали представление о рабстве как таковом, особенно фильм про Спартака. Прям, как только попал в школу к Матиррасуне, так сразу на ум пришёл этот фильм, ну, думаю, один в один.

– Права? А что это? – удивился, собеседник.

– Как тебе объяснить, например, тебя обвинили в чём-то, что ты не совершал, а тебе за это грозит наказание, смерть, например, ты можешь доказать свою невиновность, или…

– Или Павлос, можешь обратиться к суду богов и тебе никто не вправе отказать в этом.

– Суд богов? – не понял я.

– Да, суд богов…

– Дайте поспать, ещё наговоритесь! – крикнул кто-то, лежавший около стены.

– И верно, давай спать. Утром трудный день. Будет время, ещё поговорим.

Я лежал, откинувшись, на удобном, хоть и жёстком тюфяке. Сон не шёл. Наверно, выспался за время путешествия, да и храп соседей не располагал к просмотру сновидений. Как только забрезжил рассвет, вышел наружу – никого, дверь не заперта, даже у ворот нет стражи или какой-либо охраны.

«Чудеса!» – подумал я, прохаживаясь, осматривая своё новое место обитания. Посмотрел на клетку, в которой, прижавшись, друг к другу лежали отверженные. Прошёлся, посмотрел место, как понял, где проводятся тренировки. Достаточно большое, огороженное невысоким забором открытое пространство, на котором увидел пару турников, груды камней, обвязанных верёвкой, как в каменоломне, непонятные конструкции, наверно, тренажёры для отработки специфических ударов или умений, а также шведскую стенку, сколоченную из тонких брёвен, вкопанную в противоположном углу.

Недолго думая, перепрыгнул невысокий забор и пошёл к турникам, по пути увидел, что шведская стенка новенькая, недавно сделана, даже смола в некоторых местах ещё сочится.

Запрыгнул на турник, сделал несколько подтягиваний, покрутился, выполнил подъём переворотом, спрыгнул.

«Слишком легко, нужна нагрузка, мышцы уже привыкают к пониженной силе тяжести, а надо держать себя в тонусе».

В куче обвязанных верёвками камней, нашёл подходящий, с длинным концом. Принёс к турнику, обвязался верёвкой, а вот запрыгнуть с грузом не получилось, пришлось сделать сначала подставку для удобства запрыгивания на снаряд.

– Эй, Павлос! – оторвал от моего занятия окрик Уканоры.

Спрыгнул, отвязался, и бегом, предстал перед ним.

– Молодец, рано встал. Как голова?

– Спасибо, боец Уканора, не болит.

***

Утро началось с разминки, нас построили и заставили выполнять разные упражнения на координацию, ходили по горизонтальному бревну, а также силу и ловкость. За всё это время, я не видел других бойцов, может, все уехали с хозяином, но, ближе к полудню, с другой стороны усадьбы послышались звон оружия, громкие, подбадривающие выкрики и предсмертные возгласы.

Когда солнце перевалило за полдень, к нам вышел Мерраза. Изрядно уставшие, мы предстали перед ним.

– Кандидаты, – обратился Мерраза, – вам выпала высокая честь представлять школу бойцов моего отца – достопочтенного Матиррасуны. Вы, первый мой опыт самостоятельного выбора, не подведите. Через несколько дней вернётся мой отец, докажите перед его очами, что достойны являться бойцами школы. Вашим наставником и мастером, с позволения моего отца, назначается Уканора. Выйди, боец.