Он говорил негромко, не выделяя смысл интонацией или эмоциональной окраской. Монотонно, словно робот, но слова, подобно стрелам, слетали с его уст, рассекая свистом пространство.
– Будущее – это живая и слишком подвижная структура. У него нет ограничений временного исполнения. Все может произойти немедленно, либо растянуться на годы, – он замолчал, снова опустив взгляд, – либо вообще исчезнуть в пространстве.
Он снова выпрямился и внимательно посмотрел на нее.
– Вы даже себе представить не можете, насколько гармонична и красива структура самой вселенной. Как тонко настроена наша с ней взаимосвязь. Мы настоящие повелители стихий, но своим невежеством и примитивностью только портим картину мира неумелыми мазками.
Анна слушала его внимательно, подмечая происходящие с ним изменения. Его уверенность сменилась растерянностью, зрачки снова расширились, а пальцы рук пробивала судорога.
– Кто – они?
Он с удивлением взглянул на нее.
– Ты сказал: «Они показали мне, как все это работает». Ну так кто – они?
Он выглядел совсем растерянным. Как-будто школьник, наговоривший лишнего. Судя по быстрому движению зрачков, он судорожно пытался найти внутреннюю опору, чтобы начать ей доверять.
– Если бы я только знал. Они управляют моим сознанием, и я ничего не могу этому противопоставить. У меня нет сил сопротивляться их воле.
– Вы сознательно называете это внешнее воздействие «они», во множественном числе?
– Да! Потому что они, по моим ощущениям, разные, с разными целями и разными инструментами влияния на меня.
– Это и есть причина страха?
– Когда они приходят, то это уже не я.
Анна почувствовала его волнение перед неосознанным. Она попыталась успокоить нарастающую в его душе напряженность.
– Видения приходят и уходят. Они имеют некую логическую завершенность. Но ведь это всего лишь сны, которые по своей сути не могут содержать никаких прикладных последствий. Сны, они, как туман, появляются внезапно и исчезают в никуда. Если же вас тревожат кошмары, то я могла бы выписать курс препаратов, корректирующих работу вегетативной нервной системы. Это должно вас успокоить…
Анна прервалась. Пациент смотрел на нее, не моргая, каким-то замутненным взглядом. Он либо не понимал, о чем она говорит, либо вовсе здесь не присутствовал. Его зрачки расширились, залив почти всю радужную оболочку черным пятном. Дыхание визуально не наблюдалось, лишь крылья носа мелкими вибрациями изредка проталкивали вовнутрь воздух. Пальцы рук, переплетенные в едином хвате, побелели от напряжения.
Такое странное поведение насторожило Анну. Она наклонила корпус вперед, чтобы встать и коснуться его руки, как вдруг снова почувствовала на себе колючий взгляд.
– Как он это делает? – неожиданно для нее спросил он. Положив руки на колени, он подвинулся ближе к ней. – Как фотону удается находиться в разных местах одновременно? Вы понимаете меня? В нескольких местах одновременно.
Со стороны это выглядело так, будто только что он сообщил ей некую секретную информацию, способную перевернуть все восприятие реальности.
Анна откинулась в кресло. Ей требовалось время, чтобы прийти в себя.
– О чем это ты?
Он снова сделал вид, что не услышал вопрос. Его энергетика ледяной дрожью прокатилось у нее по коже.
– Я тоже поначалу так размышлял: сны – и сны, ничего особенного. Если бы не это! – закончив фразу, он сунул руку в карман брюк и достал оттуда аккуратно сложенную обертку от конфеты. – Я ел ее во сне. А вы говорите никакого прикладного значения.
Анна бережно взяла этот блестящий фантик с его раскрытой ладони, пошуршала им для достоверности ощущений и медленно поднесла к носу. Сладковато-карамельный запах тонкой струйкой заполнил собой рецепторы обоняния.
– Были еще недокуренная сигара, крышка от виски Blaсk Velvet, прочие безделушки. Я прихватывал их с собой, чтобы еще раз доказать себе… – не закончив фразу, он замолчал.
– Доказать что? – ошарашенная таким поворотом разговора, спросила Анна.
– Что это не просто сны. Кто-то извне пытается через меня вести свою игру.
Звук пришедшего на телефон Анны эсэмэс разбил на тысячу невидимых осколков повисшее в воздухе оцепенение. Обычно она, проводя сеансы терапии, телефон отключала. Но в этот раз все с самого начала пошло не так, и забытый ею гаджет со своим оповещением был как нельзя кстати. Она, естественно, не собиралась просматривать сообщение, это было бы совсем не к месту, но по инерции взяла телефон со стола и взглянула на экран. Ей нужно было взять паузу и, не показывая своего замешательства, осмыслить услышанное. Слишком странным ей показался пациент. Эти его неожиданные провалы во взгляде и восприятии. Он как будто отключался от реальности, которая его окружала. Этот неподдельный страх… Анна даже физически чувствовала на себе холодную волну во время его обострения. Совсем не придавая значения словам пациента о невидимых силах, владевших его сознанием, она пыталась найти в другом причину таких изменений. Ей стало интересно понять, что же могло служить толчком для расстройства психики, спусковым крючком для подобных видений. Все еще выдерживая паузу, Анна открыла его медкарту и, не отдавая себе отчета, механически положила туда обертку от конфеты. Перебирая листы, она бегло просматривала различные заключения специалистов, эхограмму сердца, выписку о результатах МРТ мозга. Стандартный набор анализов и обследований, выписки из медучреждений. Она по крупицам складывала из них для себя общую картину о состоянии здоровья этого пациента, перенесенных травмах, возможных патологиях. Она подметила, что в юном возрасте у него были незначительные травмы головы, а в 22 года он пережил клиническую смерть. Судя по результатам МРТ, это стало причиной новообразования в височной части левого полушария и привело к гормональным изменениям всего организма. Анна пыталась выудить из этих разрозненных сведений истинную причину таких необычных видений у своего собеседника. Однако это требовало сосредоточения, а ее мысли то и дело возвращались к пришедшему эсэмэс. Оно было от дочери. Редкость в их непростых взаимоотношениях. Просто так она бы не стала ничего ей писать. «Конфета… – подумала она. – А что это доказывает? Она вполне могла быть куплена в каком-нибудь супермаркете. Нет, это вовсе не аргумент».
– Прочтите, это важно для вас, – произнес он, указывая на телефон.
Анна отвлеклась от своих размышлений и посмотрела ему в глаза. Так смотрят, когда хотят окончательно в чем-то себя убедить, сделать такую контрольную проверку намерений. Только после этого она взяла телефон и, разблокировав экран, прочла текст: «Мама, я влюбилась».
Волнение тут же обожгло все в груди и по обыкновению яркими пятнами проступило на лице. Несмотря на свой возраст, Анна до сих пор не могла контролировать подобные всплески и всякий раз краснела, как ребенок. «Наконец-то!» – выдохнула она. В ее душе давно теплилась надежда, что однажды это произойдет и с ее дочерью. Ведь Катя была не такой «вызывающе красивой», как мать. Обычная, простенькая, как сотни других. По крайней мере, внешне. Анна по этому поводу сильно переживала и, как любая мать, принимала любые неудачи своего ребенка на свой счет. Ведь материнское сердце не воспринимает красоту ребенка через призму симметричности линий лица и стройности фигуры. Для нее ребенок красив уже по факту своего рождения, без поправок на привлекательность и без сносок на «золотой характер». Конечно же, как психолог, Анна подмечала, что по мере взросления вопрос сексуальной непривлекательности у дочери стал все острее противоречить ее внутреннему состоянию. Постоянные эксперименты Кати с внешностью ставили Анну в тупик. Отсюда участившиеся скандалы и возрастающее напряжение в общении. Катя не понимала того, что отсутствие мужского внимания определялось ее сдержанностью и скромностью в поведении, что сразу отпугивало потенциальных ухажеров. Она не умела посылать им сигналы о своей заинтересованности, не могла притворяться доступной дурочкой, всегда готовой на легкий флирт. Отношения между мужчиной и женщиной для нее имели некий глубокий смысл, вычитанный из многочисленных книг и размалеванный кинематографом. Дело было вовсе не в отсутствии милой мордашки. Просто в отношениях с ней надо было быть честным и прямолинейным, при этом в ответ довольствоваться лишь лаской и теплом. У большинства же сверстников половое влечение сводилось к слюнявым поцелуям и похотливым объятиям.
