— Как я мог, Элизабет?…

— А, Геарлинд, будет ли она любить тебя так же сильно, как любила тебя я? У нее нет сердца, Итилгаил, она сравнивала людей с грязью! Змея!

— Прекрати, Элизабет, ты говоришь о моей будущей жене! — Итилгаил тяжело дышал, а глаза потемнели.

«Вот как? Ты защищаешь ее. Я была для тебя никем. Мое сердце — как оно болит» — в беспомощности опустила руки, гордо выпрямила спину и надменно посмотрела в глаза бывшего возлюбленного.

— Правильно среди людей говорят — сердце эльфов ледяное. Я всей своей душой ненавижу тебя, остроухое отродье!— его глаза округлились, он хотел было что-то мне сказать, но я уже развернулась и побежала прочь с этой чертовой поляны.

Я вся дрожала. В животе еще было горячо, но боль уходила, постепенно оставляя надоедливое жжение во всем теле. Знахарка хлопотала вокруг меня, вытирая мое многострадальное тело от пота мокрым полотенцем. Простынь она скомкала и бросила в корзину.

— Поспи, дитя. Все кончено. Ребенок мертв и от него ничего не осталось. — Руби погладила меня по мокрым волосам. Веки слипались.

— Спасибо, Руби… спасибо вам огромное.

— Надеюсь, ты не пожалеешь о своем выборе, — и я провалилась в объятия самого желанного мужчины — Морфея.

Комментарий к Глава 1: Потеря и ненависть

Этот фанфик уже был выложен во всех (написанных на данный момент) частях, но как я поняла только сейчас его нельзя просто добавить ссылкой, поэтому выкладываю повторно. Надеюсь читатели, которые так меня поддерживали (Kiritogura, Sofia Fantomhauf) не прекратят читать сей фанфик, а просто перейдут сюда, а я продолжу стараться.

========== Глава 2: Ужас нового дня ==========

Утро было, как на зло, ясное и свежее. Петухи разрывали глотки в своем «пении», оповещая жителей деревни о том, что настало утро и пора браться за работу.

Вот старик Мок готовит наковальню для работы с поставкой мечей в город. Тетушка Гретта разогревает печь, чтобы приготовить изысканные булочки, которые уже через час будут радовать всех своим ароматом. А вон там, у сарая, группа собирается в поле, косить траву.

Каждый занят и каждый выживает как может в нелегкое для людей время.

Я с трудом разлепила глаза, хотелось умереть на этой самой постели. Знахарка Руби так заботливо дала мне выспаться. Но если бы сон так быстро вылечил мою душу, наверное, спала бы намного дольше. Но ночь была для меня беспокойной. Снова и снова мне снилось расставание с Итилгаилом. Тело вздрагивало в судорогах от пережитой боли. А во сне маленький полукровка постоянно задавал раздражающий вопрос: «Почему, мама?».

— Потому, что я не люблю тебя, — ответила я вслух призраку из сна.

— Вспоминаешь, дитя? — в хижину зашла Руби и поставила тяжелое ведро с водой у кровати.

Старушка застонала и с хрустом выпрямила спину. — Не жалеешь о своем выборе? — я отвернулась, а потом перевела решительный взгляд на лицо Знахарки.

— Нет.

— Ну что ж, тогда иди к матери. Она ждет тебя. — Руби улыбнулась беззубой улыбкой.

— Еще раз благодарю вас, бабушка Руби, — я улыбнулась.

— За убийство не благодарят, дитя мое, — Скрипучей произнесла Руби. Улыбка за секунду сошла с моего лица и, поклонившись еще раз Руби, как можно быстрее покинула хижину.

На улице люди улыбались и кивали мне, но от моего внимания не ускользал момент, что все они держались на расстоянии. И пусть. Знаю, что меня недолюбливают, а все из-за него. Жертвовала этим ради Него. И теперь мне с этим жить. Раньше все это было неважно, лишь любовь была вершиной моего счастья, а сейчас понимаю свою слепоту.

Матушка встречала на пороге, в руках она держала вилы, готовая разносить сено для скота. Мама всегда была крупной женщиной, но активной и веселой. Её щечки — пухленькие и румяные, а в янтарных глазах горит озорной огонек.

Внутри засел тяжелый камень — нельзя чтобы она знала правду о этой ночи, ведь я не хочу, чтобы матушка беспокоилась. Она теперь единственный дорогой мне человек. Она слишком много выслушала из-за меня.

— Дорогая моя, как ты себя чувствуешь? — женщина отложила вилы в сторону и распахнула свои объятия.

Камень стал еще тяжелее. На глаза навернулись слезы.

«Матушка, как бы я хотела рассказать тебе, что произошло на самом деле, как мне было больно и как тяжело на душе».

Но я лишь подошла к ней вплотную, обняла и положила голову на её пышную грудь.

— Ох, матушка, Знахарка творит чудеса. Простуду как рукой сняло, — в мыслях произносила только одно «прости за мою ложь, матушка».

— Я рада, что с тобой все в порядке, в нашей деревне и так тяжело, а если еще и эпидемия была бы. Даже представить страшно! — она крепче сжала меня в своих объятиях.

«Если бы это и вправду была простуда…»

— Да, мама.

Мама облегченно вздохнула, потрепала меня по макушке и отстранилась.

— Так, у нас много работы: нужно отвести шесть поросят и десять кур к мяснику Труно, сейчас, — мама уперла пухленькие руки в бока и строго посмотрела на меня.

— Но к чему такая срочность? — я удивленно посмотрела на нее.

— Ой, а ты не знаешь разве? Я думала, что этот твой остроухий тебе рассказал, — она злобно сплюнула на землю.

Никто не знает, что с Итилгаилом мы больше не увидимся. А мама всегда была против этого, зря её не слушала никогда. Позже обрадую этой новостью, а сейчас не хочу слышать слов «Я ведь говорила».

— Нет, матушка, ни о чем не знаю. У эльфов что-то произошло?

— Произошло. Свадьба! Сегодня вечером. Свадьбы у эльфов редкость, ну, ты и сама знаешь.

«Свадьба… единственная свадьба, о которой знаю это… и она сегодня».

Внутри все будто обожгли расплавленным металлом. Итилгаил. Свадьба. Сегодня. А мама продолжала говорить, словно меня никогда не просвещали в факты о эльфах.

— Они хоть и сильные, да и те еще долгожители — белоручки чертовы! Все у них песни да пляски. Обосновали свои королевства рядом с деревнями людей и кормятся за счет нас! А кто-нибудь из них хоть раз поле то вспахивал?! Чтоб им пусто было. Ну и ладно, веди давай животину к мяснику, пусть порубит, — мама грубо толкнула меня в спину стойлу.

В голове каша, а, еще не зажившая, душевная рана снова кровоточит. Все мое нутро горит, словно снова выпила черное зелье Руби. Ненавижу.

— Доченька, тебе нехорошо? Ты бела, как мел. Хочешь пойти на праздник со своим чистоплюем, да? Как его? Итилил? — мама скривила рожицу. Я лишь с грустью посмотрела.

— Нет, мама, Итилгаил — его имя и лучше действительно его не знать.