– Да-а уж, – протянула Ольха изумленно, – я смотрю, ребята здесь подобрались с богатым воображением.

– Других тут и не держат, – усмехнулся Хухля, – Кстати, мы пришли. Вот кабинет ректора.

Глава 9. Учебный лагерь.

Вожака третьей сотни Куча судьба провела по многим тропам войны прежде чем поставить под знамя ротного атмана из народа вепря, при том что сам Куч был выходцем из степных мангустов. Куч не роптал на изгибы судьбы и перевестись в другую роту никогда не стремился. Может потому, что ценил Вепря как толкового полководца и сильного могу, а может, потому что противиться судьбе считал делом недостойным. Так или иначе, но именно под началом Вепря Куч дослужился до сотника, хотя и наименее почетной третьей сотни роты.

Двое других сотников, разумеется, оба были вепрями и всегда были друг с другом против Куча заодно. Особенной занозой был вожак второй сотни Белый, здоровенный детина, который только и искал возможности как-нибудь досадить маленькому мангусту.

Согласно неписаному правилу, а особенно, если роту собирают из одних новобранцев, третья сотня по обычаю считается самой худшей. Если в первую сотню попадают отборные молодцы, то в третью спихивают кого попало, чтобы не жалко было потом кинуть на поле боя в самое пекло как штыковое мясо. Вот и сегодня Кучу подсунули под начало никуда не годных новобранцев. Ни одного хищника, все из самых мирных и беззлобных племен. Они, конечно, пообтешутся со временем и научатся воевать не хуже других, но только если переживут первые сражения. Да что там, переживут хотя бы первый бой, потому что именно первый бой пережить труднее всего.

Куч не собирался мириться с печальной участью: послужить одноразовым живым считом остальной роты. Он намеревался сбить добрую сотню отличных дееспособных бойцов, способных выдержать самое тяжелое сражение. Он понимал, что три месяца учебного лагеря для такой задачи срок слишком малый, но твердо решил сделать все возможное, чтобы подготовить свою сотню к первому бою.

Сегодня же Куч был зол на себя и на своих сотоварищей сотников, которые безо всякого стыда пользовались своим преимущественным положением и забирали себе лучших, или тех, кого считали таковыми. Помимо прочего в сотне Куча насчитывался еще и самый большой недобор. Он с нетерпением ждал возвращения ротного, рассчитывая, что атман приведет из Невина нужное количество новобранцев, чтобы, наконец, добрать себе полную сотню.

И потому неудивительно, когда обоз из Невина еще только вступал в границы учебного лагеря, Куч примчался раньше других сотников с намерением выбрать себе лучших. Он смотрел, как молодняк стягивается на поляну и расстраивался, выискивая взглядом и не видя волков, позарез ему нужных хищников. Ведь именно хищники проявляют ту звериную злость, способную поднять боевой дух в первом сражении.

Друзья входили в лагерь замыкающими и не успели осмотреться по сторонам, как перед ними внезапно появился невысокий жилистый воин с раскосыми глазами.

– Значит так. Меня зовут Куч, – сказал он резко, – Я сотник третьей роты. Вы, трое, переходите в мое распоряжение.

Парни во все глаза уставились на поджарого воина. Мангуста им довелось увидеть впервые. Он был так резок и порывист в движениях, что даже Макарка рядом с ним выглядел увальнем.

– Если вы поняли, что вам сказано, то вы должны отвечать «так точно сотник Куч», – продолжал чеканить он, – А если вы хотите что-то спросить, то должны сказать «разрешите обратиться сотник Куч». Вам все понятно?

– Так точно сотник Куч, – ответили парни с непривычки немного вразнобой.

В это же мгновение к ним подошел еще один огромного роста воин из вепрей. Он возвышался над мангустом как гора над одиноким путником, свои огромные кулачища он вперил в бока.

– Э, Куч, так не пойдет, – пробасил он, – Волков будем поровну делить.

– Делить бабу в трактире будете, – нимало не смущаясь, ответил Куч с угрозой в голосе.

Сотник Белый видел пляшущий огонь в щелках мангустовых глаз, но знал прекрасно, что на виду у ротного атмана, тот себе неуставных разборок не позволит.

– По хищникам есть договоренность, если ты забыл, Куч, – сказал он, сохраняя полную невозмутимость, – Или пойдем к Вепрю?

Куч понимал, что крыть ему нечем, ротный наверняка пойдет Белому на встречу и раскидает волчат по разным сотням. Но и отдавать их так запросто не собирался, внутренне готовый идти к ротному и из-за своей вспыльчивости в очередной раз нарваться на выговор, но тут Акимка, непонятно как набравшись то ли смелости, то ли наглости, вмешался в разговор старших по званию.

– Разрешите обратиться, сотник Куч, – сказал он осекающимся от страха голосом.

На несколько мгновений в воздухе разлилась звенящая тишина. Наконец Куч повернулся к Акиму и произнес сухо:

– Разрешаю.

– Нам нельзя разделяться по разным сотням, потому что мы все из одной деревни.

Куч приподнял в недоумении бровь, похоже, такой довод стал для него неожиданностью. А Акима, покуда его не прервали, затараторил:

– Согласно уставу бойцы, находящиеся в родстве или проживавшие в соседстве, имеют право на совместное прохождение службы!

Вася обмер и перестал дышать. Он ждал, что случится одно из двух. Либо Акиму прибьют за наглость прямо здесь. Либо сотники сообразят, что Аким им соврал, так как у него на лбу написано, что он городской. Какая страшная участь ждет Акима в этом случае, он боялся даже представить.

Однако Куч ничего Акиму на это не ответил, а только одарил долгим внимательным взглядом. После чего снова повернулся к Белому.

– Так что, Белый? Пойдем к Вепрю, или для начала устав подучишь?

Белый поморщился и, махнув рукой, отошел. Он явно был не из любителей зубрить устав. Его легко можно было представить с дубиной, молотом или топором в руках. Но представить книжку в этих огромных лапах было бы немыслимо. Однако, когда Белый отошел, Куч взял Акима за плечо и приблизил свои глаза так, что их лбы почти соприкоснулись.

– Согласно Уставу… говоришь? – сказал он вкрадчиво, – Ладно, на первый раз прощаю. Но если еще раз попытаешься мне соврать, смотри, белый свет в копеечку сойдется.

– Так точно, сотник Куч, – просипел Аким. Почему он все еще не упал без чувств, и даже способен говорить, оставалось вне пределов его понимания.

Когда парни были отпущены с поляны устраиваться в казарму третьей сотни, Васька первым нарушил гнетущее молчание:

– Слушай, Акима, – сказал он, – А, когда ты успел устава начитаться?

– Да, ты что, Вася? – ответил Аким пересохшим горлом, – Я устава и в глаза не видел. Само как-то вырвалось, непроизвольно.

– Да-а, послал нам бог товарища, – сокрушенно сказал Макарка, – У него, видите ли, положения из устава сами собой непроизвольно вырываются. Ты, Аким, того, в следующий раз поосторожней с уставом.

– Все равно, Акима, ты молодец, – Ваське захотелось подбодрить друга, – Если б не ты, раскидали бы нас по разным сотням.

– Это точно, – подтвердил Макарка. И чтобы сменить предмет разговора показал рукой на замковые шпили в отдалении, – А, кстати, правда, что вон тот замок – и есть моговая академия?

– Она самая, – подтвердил Акимка. Оседлав любимого конька, он тут же забыл о пережитом потрясении и, напустив на себя важный вид, стал рассказывать, – Академия окружена сразу несколькими учебными боевыми лагерями. По хановской разнарядке на каждую тысячу рядовых копейщиков академия должна выпускать хотя бы по одному обученному моге.

– Но на деле, – добавил он, – Это соотношение составляет где-то один к трем тысячам. Однако на передовой это соотношение выравнивается в пользу могов, потому что гибнут они реже.

– И когда ты, Акима, только успел все разузнать? – полюбопытствовал Макарка, – Вроде ведь от нас не отходил всю дорогу.

– У писаря, – запросто ответил Аким, – Я его еще хотел расспросить, почему моги гибнут реже остальных бойцов, а он посмеялся только.

– Все-таки ты наивный человек, Акима, – Вася покачал головой, – Разве ж моги в бой ходят? Сидят где-нибудь на пригорочке в тихом месте и жгут нифрил, пока копейщики головы кладут.