МАРИНА. – Ничего, что я курю? Тебе это не неприятно?

СЕРГЕЙ. – Нет. Мне нравится, как ты куришь.

МАРИНА. – Ты такой серьезный, задумчивый.

Официант приносит кофе, мартини. Уходит.

МАРИНА. – Ты знаешь, у меня в последнее время такое чувство, что мы с Аркашей обуржуазились… Вот ты что-то хочешь от жизни, вчера ты так красиво рассуждал о театре, хотя я с тобой была не согласна, но все-таки… А мы живем как-то приземленно… У Аркаши тяжелая работа, в голове все время деньги… Хотя он очень талантливый и умный… Он ведь закончил ГИТИС, театроведческий факультет.

СЕРГЕЙ. – Да?

МАРИНА. – Да. Он очень интересный человек. Ты его еще просто не знаешь… Знаешь, когда имеешь дело все время с деньгами, то становишься циничным. Люди кажутся такими говнюками. Нас уже столько раз обманывали с Аркашей… Я хочу сказать, что деньги, конечно, не приносят счастья. Но без них я не могу представить себе свою жизнь. Поэтому я Аркашу не брошу, я тебя сразу предупреждаю… И потом я его люблю… Знаешь, я очень боюсь, что ты станешь ломать меня… Я ведь такая привязчивая… Поэтому говорю тебе сразу: я Аркашу не брошу. Чтобы ты об этом не заводил потом разговора.

СЕРГЕЙ. – Хорошо.

МАРИНА. – Ты обиделся?

СЕРГЕЙ. – Нет… Только если ты его любишь, то зачем тебе я?

МАРИНА. – Я в тебя влюблена… Что ты задумался?

СЕРГЕЙ. – Ничего. Просто думаю над этим.

МАРИНА. – Когда-нибудь я тебе это объясню.

СЕРГЕЙ. – Хорошо.

МАРИНА (после небольшой паузы). – Ты покажешь мне свои картины?

СЕРГЕЙ (неохотно). – Знаешь, мне бы не очень хотелось.

МАРИНА. – Почему?

СЕРГЕЙ. – Боюсь, что ты их не поймешь.

МАРИНА. – Что я такая тупая?

СЕРГЕЙ. – Да нет… Просто сейчас никто так не пишет. Боюсь, ты будешь даже шокирована.

МАРИНА. – Но может быть это что-то новое…

СЕРГЕЙ. – Видишь ли, у нас под новым часто подразумевают любую дребедень, лишь бы не так как у всех. Набор бессмыслицы. Мне говорят – сейчас писать так нельзя – это прошлые века. Мы это уже давно прошли. А я гляжу на этих людей и думаю, что они еще не прошли путь от обезьяны к человеку, а не то что от человека к божественному, а уже говорят, что обогнали Леонардо или Боттичелли. Для них это вчерашний день. А я говорю, что это завтрашний день. Современные художники лишены духовной составляющей, они не понимают духовного… И потом новое… Что значит новое слово в искусстве?.. Как можно пренебречь многовековым опытом в живописи, как можно вне его творить?.. Это надо быть дикарем… А если ты его учитываешь, трансформируешь через себя, то новизна может быть заметна не всякому, не так бросаться в глаза, ибо дух твой творит в канонах культуры и традиции, ты как бы немножко меняешь угол зрения на тему ли, сюжет ли, предмет ли и так далее… Понятно я говорю?

МАРИНА. – Понятно… Но ведь нельзя же сегодня писать как Рубенс после всего того, что было в двадцатом веке в живописи?

СЕРГЕЙ. – Ну почему ж нельзя то? Кто эти рамки установил?

МАРИНА.- Как?.. Это всем понятно. Это общее место.

СЕРГЕЙ. – Да ничего не понятно!.. Если я ставлю перед собой художественную задачу передать духовную составляющую нашей жизни, я обращусь к формам мастеров прошлого. Я не смогу приемами современной живописи передать красоту, потому что она эту красоту разрушает, она идет дальше, в безобразное, высвечивает детали, дробит, упускает целое. В современной живописи нет любви, за редким исключением, она передает только бессмыслицу жизни и душевную, духовную пустоту их авторов.

МАРИНА. – Все, что ты говоришь очень спорно. Я придерживаюсь другого мнения, но мне не хочется с тобой спорить.

СЕРГЕЙ. – Да, давай оставим эту тему. Это больная тема для меня. Больной мозоль.

МАРИНА (после паузы). – Ты как-то сразу стал чужим.

СЕРГЕЙ. – Просто ты затронула самое мое больное место.

МАРИНА. – Послушай, но нельзя же быть настолько уверенным в своей правоте. Это даже как-то странно. Ты думаешь так, кто-то иначе…

СЕРГЕЙ. – Я уверен, что я прав.

МАРИНА. – Не знаю… Я считаю твою позицию глупой.

СЕРГЕЙ. – Понятно.

МАРИНА. – Что?

СЕРГЕЙ. – Что ты не понимаешь меня.

МАРИНА. – Я просто считаю, что должен быть плюрализм. Различные мнения. Каждый по-своему прав. Нельзя же не считаться с мнениями, которые есть у очень умных людей.

СЕРГЕЙ (тяжко вздыхает). – Ладно. Оставим эту тему.

МАРИНА. – Ну что ты так расстроился?

СЕРГЕЙ. – Да просто это непонимание меня убивает… Никто не понимает того, что я делаю.

МАРИНА. – Ну, послушай, нельзя же относиться к себе так серьезно. Это даже смешно как-то…

Официант приносит заказ. Включается тихая приятная музыка.

МАРИНА. – Что ты сердишься?

СЕРГЕЙ. – Я не сержусь.

МАРИНА. – Сердишься.

СЕРГЕЙ. – Нет, не сержусь… Просто мы очень разные.

МАРИНА. – Так это же хорошо.

СЕРГЕЙ. – Да, до некоторой степени.

Некоторое время едят молча.

МАРИНА. – Вот ты сердишься на меня, а я думаю, как тебе помочь.

СЕРГЕЙ. – В смысле?

МАРИНА. – У тебя ведь совсем нет денег. Работы тоже нет. Что ты вообще умеешь делать?

СЕРГЕЙ. – Рисовать. Боюсь, что больше ничего.

МАРИНА. – А петь ты умеешь?

СЕРГЕЙ. – Как петь?

МАРИНА. – Ну, так: петь.

СЕРГЕЙ. – Стебешься, что ли?

МАРИНА. – Нет, серьезно. Не хочешь на эстраде попробовать петь?

СЕРГЕЙ. – Да как-то не думал даже над этим… Вообще-то у меня со слухом напряг. То есть у меня внутренний слух есть, я чужую фальшь слышу, а вот воспроизвести не могу… Но на эстраде… Даже как-то смешно себя представить…

МАРИНА. – А что? Внешность у тебя подходящая.

СЕРГЕЙ. – Ты думаешь?

МАРИНА. – Да… Хотя может это ты мне кажешься таким красавцем, я ведь в тебя влюблена. Аркашка, например, удивляется, когда я ему говорю какой ты красивый. Он считает твою внешность заурядной.

СЕРГЕЙ. – Ну, правильно. Он же мужчина.

МАРИНА. – Ну, так что?

СЕРГЕЙ. – Что?

МАРИНА. – Я бы занялась тобой.

СЕРГЕЙ. – Нет, знаешь, как то трудно мне себя представить в этой роли… Я совсем другой человек… Как то я даже шокирован твоим предложением.

МАРИНА. – Почему?

СЕРГЕЙ. – Ну, вообще-то я художник. Я занимаюсь серьезным искусством.

МАРИНА. – Ты просто сноб… Ладно. Оставим эту тему. Я ведь только так: спросила… Может потанцуем?

СЕРГЕЙ. – Давай.

Танцуют. Начинают целоваться.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Квартира. В центре кровать. На ней лежат, укрывшись простыней, Сергей и Марина. В углу стоит треножник, на котором нет картины.

МАРИНА. – Принеси мне сигареты. И зажигалку. И пепельницу.

Сергей встает, идет на кухню. Голос из кухни: «Вино будешь?»

МАРИНА. – Да.

Сергей возвращается с двумя бокалами вина, сигаретами, зажигалкой и пепельницей. Дает прикурить Марине.

МАРИНА. – Мой хороший (гладит Сергея по ноге). Ложись рядом со мной. Не хочешь?

СЕРГЕЙ. – Хочу.

МАРИНА. – Хочешь покурить?

СЕРГЕЙ. – Давай.

Берет сигарету, прикуривает.

МАРИНА. – Мне так нравится, как ты куришь.

СЕРГЕЙ. – Почему?

МАРИНА. – У тебя такие красивые пальчики. А может потому, что ты куришь очень редко, и у тебя получается это как-то ритуально… А Аркашка, - мне не нравится как он курит, - он как-то так держит сигарету некрасиво… Ты меня любишь?

СЕРГЕЙ. – Да.

МАРИНА. – Очень?

СЕРГЕЙ. – Очень, очень, очень… ( Нежно обнимает Марину, целует. Потом откидывается на подушку, курит. )