* * *
Работа на волшебных складах увлекала, но по большому счету шла из лап вон плохо. Не хватало ни знаний, ни должного чутья. Хоть бы Заллус банальную опись предоставил, просто список названий артефактов, уже бы проще было ориентироваться! Я пару раз обращался к колдуну через «почтовый ящик» с такой просьбой, но мои письма так и остались без ответа, что внушило мне самые скверные мысли.
Часть имевшихся на складе предметов еще можно было классифицировать на глазок, опираясь на сведения, почерпнутые из сказок. Однако имелся там солидный процент вещей либо неволшебных, либо неведомо как активируемых. С другой стороны, терем, оказывается, тоже таил в себе сюрпризы.
У Руди как-то струна на мандолине лопнула, а он тогда только-только от шока отходил после знакомства со мной, музыка ему помогала. Припомнил я, что видел нечто подобное в кладовке, сходил и притаранил Руде подобие лютни.
Помните гусли-самогуды в сказках? Которые всех плясать заставляли? Так вот, очень похожий эффект, только коленца мы откалывали не русские народные, а французские бальные. В роли кавалера был я. Рудя едва дотянулся до лютни, но исхитрился-таки положить ладонь на гриф, когда нас в очередной раз мимо лавки проносило. Только тогда лютня смолкла, и мы смогли перевести дыхание.
С тех пор я ко всему новому без лишней нужды не прикасался, а при необходимости старался проверять предметы. Так отыскал более-менее безвредную струну для Руди.
А однажды нашел комплект одежды, прикинул на глаз – Рудин размерчик. Свою-то рухлядь благородный дворянин стирать решался, только когда, пардон, штаны хрустеть начинали. И то, коли уж доводилось, краснел как рак и весь день не решался смотреть мне в глаза. Ну постыдной у них, у рыцарей, считается всякая работа!
Наверное, в любом времени есть свой процент таких людей.
А тут, значит, подвернулись мне камзольчик и штанишки с кармашками, шляпка, опять же, вполне средневековая, с широкими полями. Еще проверил специально головной убор – не невидимка ли, надел, внимательно себя осмотрел. Нет, все в порядке. Ну думаю, порадую саксонца. Отыскал его в тереме, шляпу без лишних разговоров на котелок ему нахлобучил, остальное протягиваю: «Носи, немчик!»
Гляжу – а от немчика бледная тень осталась, полупрозрачная такая. Повертелась тень, на руки свои глянула, к зеркалу метнулась – и в крик: «Schwarze Magie!», в смысле: «Заколдовал! Погубил!» То есть сперва-то я его «шварце» за «швайне» принял и тоже ругаться стал, потом уже сообразил, в чем дело. Шляпа и впрямь была волшебной, но на меня почему-то не действовала. Стал я ловить Рудю, а он, перепуганный, бросился бежать, выкрикивая что-то уже совсем нечленораздельное. Еле догнал…
Кот Баюн все это время тихо стонал от хохота. Если на меня шляпная магия действовала вполсилы, то на него не влияла вообще, и ему, видите ли, было совершенно непонятно, как можно попасться на такую простую уловку.
Но, как говаривал старина Вольтер, все к лучшему в этом лучшем из миров. А может, и не Вольтер это говорил, но все равно правда. Кот у нас тогда всего четвертый день жил, и в такой тоске пребывал, что жалко было на него смотреть. Хотя бы взбодрили мы его невольным спектаклем. Честное слово, этому даже Рудя обрадовался. Виду не подал, но я догадался по тому, что храбрый фатерляндец, избавившись от «черного заклятия», не стал обвинять меня во всех смертных грехах.
Но вперегонки с Рудей – это еще ерунда, за неделю до этого довелось мне за сапогами-скороходами погоняться, вот это да! Там такие тесемки есть, которыми голенища друг к другу притянуты, так вот, оказывается, их надо развязывать, только когда сапоги уже на ногах…
По счастью, скороходы боялись воды и с острова в любом случае никуда бы не делись. И все равно настичь их так и не удалось, пришлось звать Рудю и брать загоном, используя принесенную со склада же сеть. Хотя я сильно подозреваю, что, не будь эта сеть тоже волшебной, сапоги по сей день петляли бы между пальм.
* * *
На следующий день после истории со скороходами – а день выдался приличный: ломота в пояснице отпустила, море поуспокоилось, и мне пришло на ум, что Черномор воспользуется затишьем, навестит Чудо-юдо – я взялся экспериментировать с другими сапогами. Их там около дюжины пар, и я решил не рисковать, а подобрать для колдуна самый простой товар. Я обвязывал скороходы веревками и распускал тесемки, на глаз определяя прыткость. Потом еще выносливость – для этого насыпал доверху песка, привязывал грузы. Наконец отобрал самые квелые и принес их в терем, чтобы были под рукой.
Чайки в тот день, как назло, трижды давали ложный сигнал, все на какие-то бревна реагировали. Но я каждый раз подолгу стоял у зеркала, осматривая водную гладь. Это действительно были не древесные стволы, даже не бревна – гладко обтесанные доски. С непривычки я не сразу понял, что это может означать.
Но так больше ничего и никого не высмотрел.
А наутро чайки возвестили прибытие Черномора. Колдун остался верен своему плавсредству, только шатер на нем высился меховой, а магическое поле успокаивало волны в радиусе не менее пятнадцати метров. Персияночки были одеты в шерстяные платья, а мавры (синеватые от холода, но все равно гордые отменной мускулатурой) – в кожаные безрукавки. Я положил сапоги в мешок и вышел навстречу, слегка прихрамывая на левую лапу: в колене постреливало, не иначе, к вечеру с запада подует… Самый мерзкий этот ветер, который с запада…
– Счастлив лицезреть могучего Хранителя Радуги в добром здравии! – польстил Черномор.
– Счастлив лицезреть мудрого чародея в тепле и уюте, – отозвался я.
– Прошу тебя разделить со мной тепло очага и уют плавучего дома.
На сей раз он пригласил меня в шатер, где был установлен все тот же бронзовый очаг. Курились ароматические палочки, пахло пряностями и маслами, таинственно покачивались шелковые занавеси. Зеркало в золотой оправе было мутным и ничего не отражало. Подле него стоял кальян, а рядом с кальяном неподвижно сидел большой дымчатый кот.
Снова было угощение, и я объелся. Поговорили о погоде, о кулинарии. Я рассказал колдуну, что такое пицца. Он заинтересовался и в качестве ответной вежливости раскрыл мне некоторые тонкости использования скатертей-самобранок.
Я пытался вызнать у него, какова нынче в мире обстановка, но тут Черномор замкнулся, ограничившись простым:
– На морях неспокойно. Каждая держава хочет быть королевой морей, чему тут удивляться?
И более ничего внятного. Похоже, политика была колдуну безразлична. По-настоящему волновали его только дела волшебные. Когда персияночки заставили достархан сладостями и унесли пустые блюда, Черномор наклонился ко мне и зашептал:
– С прискорбием сообщаю, что пока ничем не могу помочь тебе, Чудо-юдо. Я не занимаюсь живым товаром и вопреки многочисленным гнусным слухам не ворую женщин… во всяком случае с тех пор, как остались за плечами золотые годы молодости. Однако поспешу обнадежить могучего Хранителя: вполне вероятно, к лету я смогу раздобыть то, что тебе нужно. Имею на примете сразу трех девиц, причем самых разнообразных. Юная ханша из Мавераннахра, именем Айгуль, прекрасная, как цветок, посвященная в тайны магии и астрологии. На нее есть заказ у одного джинна, и вполне вероятно, он справится с заданием. Я с ним сторгуюсь. Пусть лучше бедняжка послужит твоему освобождению от гнета чар, чем сластолюбию коварного султана-заказчика. Далее, в замке владетеля Кента проливает слезы над своей несчастной судьбой некая Анна-Мария, чей род по отцовской линии восходит к самому королю Артуру. Бедняжке грозит выгодное, но всем сердцем ненавидимое замужество. К жениху она поедет в мае и, думаю, когда увидит прохиндея вживую, легко согласится сбежать на волшебный остров. И наконец есть на примете одна русская, боярская дочка Софья. Ее отец на смертном одре, и родственники ждут не дождутся, когда придет пора наследство делить. Бедняжке ничего не светит. Тихоня, никаких особенных талантов за ней не замечено, волшебства в роду у нее не было. Но я подумал – пусть будет обычная девушка для разнообразия. Потом, если с этими не получится, еще по простолюдинкам пройдемся.
