Николя задумчиво кивает.

– Я не знаю. Это надо проверить. Смотрите, – он возвращается к распечаткам, – у меня есть список группы. Здесь имена, псевдонимы, девичьи фамилии. Откуда кто родом – взгляните: из Чехословакии, Польши, Штатов… Известно, что они работали на Коминтерн. И от Пашки – это мой кузен, – уточняет он в ответ на ее недоуменный взгляд, – от Пашки я знаю, что в России бабушка ездила отчитываться в Генштаб. Она, естественно, подробностей не рассказывала, но в детстве он слышал имя человека, который был ее начальником. Он иногда приходил к ним в гости.

Наталья вопросительно смотрит на француза. Генштаб? Она должна признаться, что не разбирается в структуре советской разведки.

– Пашка. – Николя останавливается на мгновение, вульгарное имя дается ему с трудом. – Он сказал мне, как звали бабушкиного начальника. Шипов, Адам Львович Шипов, поляк, как и бабушка.

Наталья не понимает в разведке, но даже она удивлена. Конечно, воспоминания раннего детства – это замечательно. Бражник, полная шея, «мадлен», сладкий аромат. Но определять имя главы разведывательной сети по детским воспоминаниям?

– Так что вы хотите, чтобы я нашла?

– Академически достоверную информацию. Я собираюсь написать историческое исследование и опубликовать книгу. Полагаю, мы можем доверять публикациям из русских архивов. Есть литература о разведчиках – Кембриджская пятерка, Судоплатов, Зорге. Есть журналы: «Intelligence and National security», «Journal of Contemporary History», книги по шпионажу… Хотелось бы отыскать корни нашей истории. – Он помолчал. – Как вы полагаете? Есть надежда?

За воплощением аристократического достоинства мелькает что-то человеческое.

– Думаю, да, конечно, – уверяет Наталья. – Сейчас множество мемуаров опубликовано. Хотя достоверность этих публикаций какая? Утверждает человек, что он резидент, а как проверить? Или назовет имя, а они там все под кличками или фальшивыми именами!

Она помнит поход в «Библио Глобус»: полки магазина заставлены книгами о войне и разведчиках. Было ли там что-то про тридцатые годы, причем во Франции? Надо смотреть.

– Отлично. – Николя отложил бумаги. – Я попрошу вас найти все, что возможно. Вот мой электронный адрес, пишите, пожалуйста, присылайте всю информацию, какую отыщете.

– Да, разумеется. Я буду заниматься этим по два часа ежедневно после работы. Буду пересылать данные по электронной почте. Надеюсь, мы отыщем следы вашей бабушки.

– Спасибо. – Он отодвигает чашку. – Извините, мне пора. Пожалуйста, наслаждайтесь десертом.

Он встает из-за стола, показывая, что разговор окончен.

– До свидания, всего доброго! Я обдумаю вашу проблему, – с чувством произносит Наталья.

Она смотрит ему вслед.

В кафе пахнет острыми приправами.

Покончив с десертом, она еще посидела за столом, наблюдая за посетителями.

Накануне в рабочем почтовом ящике Наталья обнаружила письмо от Валерия Петровича. Снаружи, из коридора, раздавались привычные уже звуки – телефонные перезвоны, гулкие удаляющиеся, высокие приближающиеся голоса студентов, шарканье, смех, грохот. Валерий Петрович приглашал ее к себе завтра днем в здание на Кузнецком, за скособоченным революционным памятником.

Табличка на двери, обитой потертой поддельной кожей, прямоугольник толстого стекла, блекло-золотые буквы по черному фону, только имя, без должности. Кабинет заставлен резной деревянной мебелью, тяжелыми шкафами-сейфами, на столе – медный лев, на полке – фото четверки балерин: руки соединены, головы повернуты, левый носок упирается в правое колено – строй мягких знаков накануне бури, тише, тише, помолчим.

Стильно одетый мужчина сидел в кресле у окна. Аромат туалетной воды, рубашка с запонками, черный перстень, шейный платок.

– Спасибо, что пришли, согласились поработать на меня, – говорит Валерий Петрович.

Очки в толстой оправе гасят змеиный взгляд. Улыбка растягивает щеки, прикрывает глаза почти целиком.

Наталья подтверждает, она готова трудиться.

– Познакомьтесь, Наталья Владимировна. Это мой старинный друг, Николя Шарометев. Николя, Наталья Владимировна прекрасно говорит по-французски, вы можете не переходить на русский. Впрочем, Николя отлично понимает русский. А вот с русским письменным у него сложности. Здесь, Наталья Владимировна, нам требуется ваша помощь.

Рукопожатие Николя крепкое, надежное, располагающее к доверительным отношениям. Наталья глупо улыбается, ее рука чуть влажная, она торопилась.

– Так вот, у Николя есть вопрос. – Валерий Петрович серьезнеет и пододвигает к ней распечатку. – Вопрос касается советских разведчиков во Франции в тридцатые годы, двадцатого, естественно, века. Знаете ли, отец Николя воспитывался в приемной семье.

Наталья старается скрыть изумление. По виду Николя скорее можно предположить, что в его замке висят портреты предков до тридцатого колена, начиная от конюшего Карла Великого.

– Мать его отца, бабушка Николя, – продолжает Валерий Петрович, – оставила младенца на руках сиделки, когда уехала в Россию. Отец знал, что она была в группе советских промышленных разведчиков. Все они были коммунистами, членами французской компартии. Они фотографировали секретные документы, бабушка лично делала снимки, пока ее не арестовали и не осудили за шпионаж. Отец Николя никогда не простил матери, что она его бросила. Он и сыну запрещал разыскивать сведения о ней. Но Николя – наш друг и друг нашей страны. Он хочет все знать о бабушке и написать книгу о советских разведчиках.

Наталья перевела взгляд на Николя. Тот следил за траекториями черных птиц поверх облаков.

– После смерти отца он отыскал бабушкино дело в архивах французской полиции. Эти документы он вам покажет. Мы помогли ему найти родственников здесь, в Москве. Жизнь шла, бабушка снова вышла замуж и родила еще одного ребенка. Ни ее второго мужа, ни сына, дяди Николя, уже нет в живых. Жив ее внук – здесь, в Москве, на Семеновской. Николя уже встретился с двоюродным братом, кузеном, как они говорят, – ласково улыбается Валерий Петрович, – они сходили на могилу бабушки. Семейная связь восстановлена, теперь вопрос в восстановлении связи исторической. Здесь требуется вмешательство специалиста. Наталья Владимировна, вы нам поможете?

– Конечно, – Наталья приподнялась из кресла.

Ее просят поработать переводчицей, а она уже испугалась.

– Ну вот и хорошо, – Валерий Петрович радуется так, словно она могла отказаться. – Тогда, – он открывает ящик стола и кладет перед ней лист бумаги, – ознакомьтесь, пожалуйста.

Бумага оказывается контрактом, ей нужно вписать имя, паспортные данные, поставить дату, подпись.

– Инструктаж проходить не будем, – улыбается Валерий Петрович, – мы же взрослые люди.

Француз внимательно смотрит на нее.

– Николя изложит вам подробности дела.

Через пять минут Наталья и Николя оставляют хозяина резного кабинета, спускаются на первый этаж в забранной решеткой кабинке лифта, проходят мимо будки охранника. Наталья цокает каблуками по гранитным плиткам.

На улице Николя берет ее под руку так естественно, словно они прогуливаются по Капуцинам. Он говорит по-французски.

– Здесь неподалеку есть неплохое кафе. Вы не будете возражать против вегетарианской пищи?

Она не возражает, воображая прочие привычки Николя – пусть это будет йога, парусный спорт, теннис, породистые лошади…

Наталья спохватывается, берет себя в руки. Он заказчик, ей на него работать.

Нет, еще раньше, за полгода до беседы в веганском кафе, сделан был первый шаг. Тогда еще можно было отказаться, передумать, не ступать на эту ленту, и не сидела бы она теперь перед манекеном в металлических ободах вместо юбок, ощущая подземный рокот, грозящий перевернуть дома и схлопнуть небо, не вдыхала бы запах сирени, мешающийся с тошнотворным страхом.