Николай Наседкин

Пирожки с мясом

Рассказ

1

Где же Маринка?

Максим психанул уже всерьёз. Двери школы перестали хлопать, дети, первосменки, разбежались-разбрелись, галдя и балуясь, а дочку как корова языком слизала. Куда она запропастилась? Надо бы закурить, успокоиться, да в том и запятая - сигареты ещё утром кончились. А стрелять сейчас, попробуй стрельни - черта с два кто даст. Ох курить хочется, вот уж действительно уши пухнут, горят так, что и морозец их не берёт. А подмораживать после обеда начало. И темнеет прямо на глазах, хотя только четверть третьего. Ничего, ничего, сейчас обкуримся - из ушей дым пойдет. Тьфу ты, дались эти уши!

Не выдержав, Максим достал деньги, ещё раз, близко поднося к лицу, быстро пересчитал: девять с копейками. Трояк Лида на хлеб выделила, медь осталась от былых богатств, а шесть дубовых удалось выклянчить за книжку "О русских именах". Оно бы самому попытаться продать, ухватил бы и червонец: книга дельная, справочная, в отличном переплете. Однако ж, самому торговать - талант нужен. Максим ряшкой не вышел, за глотку покупателя схватить не сумеет. Да и, чего доброго, конкуренты-торгаши вмиг бы накостыляли, проводили бы в шею вместе с его русскими именами, греческими и всеми иудейскими. Ладно, и шести рваных должно хватить. В крайнем случае без фильтра искать придётся. Главное, чтобы Лида не сразу обнаружила пропажу книги - на стеллажах ряды прорежены уж сильно.

Возле самых ног Максима, на утоптанном снегу, валялся приличный огарок "беломорины". Еле хватало сил, чтобы не нагнуться, не поднять.

Да где же в конце концов Маринка?

Максим притопнул захолодевшими подошвами, вздёрнул воротник куртки, глянул на светофор - придется перескочить к школе, искать дочку. Он бы и вообще не ходил её встречать: чего уж, восемь лет, не маленькая, а до дому, если бегом, минут пять-семь ходу. Но Лида - ни в какую: уж если, милый мой, не работаешь, так будь добр встречать единственную свою дочь из школы. Нечего ей по темноте одной шляться.

Конечно, Максим мог и наплевать с высокой колокольни на приказы жены, на её язвительно-похабный тон, мог, но, во-первых, он - вот именно безработный, у него и правда уйма свободного времени. Во-вторых же, в эти предновогодние дни действительно с этими дебильными переводами поясного времени туда-сюда темнело чуть ли не в полдень. Дня, можно сказать, и не было.

Светофор словно заморозило - застрял на зелёном для машин. Максим, психуя, машинально полез за сигаретами, сплюнул, чертыхнулся. Нервы - ни к чёрту! Довела его сегодня до точки кипения дурацкая, маразматическая комиссия в службе занятости населения. До этого Максим как идиот ездил туда, на край города, раз шесть, тратил последние пятиалтынники на автобус, мял свои и чужие ребра, а для чего? Чтобы потомиться, попотеть среди других угрюмых бедолаг в тесном предбаннике, потом присесть на стул перед надменной фифой с коровьими равнодушными глазами и услышать очередное:

- Пока мы вам по специальности предлoжить ничего не можем.

Ха - "предлoжить"! И каждый раз эта тёлка размалёванная упорно предлагала:

- Вы на кирпичный завод не хочете? Тыщу будете получать!

Максим еле сдерживал себя, а так тянуло отсучить ее, прошипеть в ответ: мол, а ты, сучка разэтакая, не хочешь ли с вагонеткой покорячиться за тыщу берёзовых? Да что толку с этой Зорькой пикироваться: она в тёпле сидит, ногти полирует и ту же тыщу за бесстыжие глаза свои огребает. Их там в одной комнате - стадо целое, недойное, карточки перебирают, бумажки пишут-переписывают и посетителям бормочут: ничем помочь не можем, приходите ещё. Нет, чтоб одного дельного человека с компьютером посадить...

Дурдом!

И сегодня случилась кульминация этой дурдомной комедии - комиссия. Максим полтора часа ждал своей очереди. Таких, как он, доморощенных актеров, собралось человек двенадцать. А режиссеры сидели за массивными дверями в кабинете - целых пять штук. Максим и так чувствовал себя не в своей тарелке, а когда, по зову до предела обминиюбиной девицы в прозрачных колготках, ввалился в кабинет, то и вовсе на душе стало погано. Сидит компашка незнакомых ему людей и в пять пар глаз лениво осматривают его, переговариваются меж собой вполголоса, шушукаются. Максим сначала толком их и не рассмотрел. Лишь крайняя к нему мощная мадам с золотыми колесами в ушах бросилась в глаза, и то потому лишь, что терпко несло от нее смесью благовония изысканных духов с вонью подмышечного пота.

Максим, усевшись копчиком на самый край расхлябанного стула, уставился вбок, на открытые сверх меры пупырчатые ляжки девицы. Она, стоя у дверей, громко зачитывала по бумажке:

- Филянов Максим Леонидович, пол мужской, тридцать один год, в рядах партии не состоял, образование высшее, преподаватель политэкономии, стаж по специальности пять, общий трудовой стаж - четырнадцать лет, последние два года учился в аспирантуре...

Бред какой-то, что - он сам не в состоянии о себе сказать? Так, наверное, они в партию раньше принимали: говорят, здесь пристроились сплошь бывшие обкомовцы и райкомовцы...

Голенастая докладальщица умолкла, почтительно замерла в стойке. Начался экзамен: что? как? почему? где? когда?.. Максим отрывисто, через силу отвечал. Потом те опять принялись шушукаться, понимающе кивать головами. Максим пригляделся-таки: трое мужчин, две женщины, все холёные, одеты добротно, в глазах - сытость, уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне. Век бы к этим свиньям не пошёл, да вот прижало. Хоть бы пособие назначили -всё полегче. Главное - зиму перебиться, а там видно будет...

- Таким образом, Максим Леонидович, в качестве безработного мы вас регистрируем, но пособие вам выделить не можем, не положено.

- Позвольте, - изумился Максим, - как это не положено? Кем?

- Законом.

Ему отвечал самый вальяжный, в центре. Отвечал подчеркнуто терпеливо, снисходительно, с ленцой. Максим мрачно усмехнулся, по горлу прошла судорога.

- Это что за такой закон, интересно? Я не работаю, место вы мне предложить не можете, и вдруг я не безработный?

- Нет, уважаемый Максим... э... Леонидович, я вам русским языком объясняю: вы у нас теперь зарегистрированы безработным. Но, видите ли, голубчик (Максима передёрнуло), по закону необходимо иметь за последний год тридцать шесть недель трудового стажа...

- Но ведь я на дневном в аспирантуре учился, стипендию получал - разве это в стаж не входит? И вообще, у меня уже четырнадцать лет стажа - разве вы не слышали?

Максим для чего-то кивнул на девицу у двери, словно апеллируя к ней. Ему начали втолковывать хором, перебивая друг дружку, тоном и взглядами укоряя его в тупости - пособие он не заслужил...

Да подавитесь вы своим пособием! Максим хотел шарахнуть дверью так, чтоб треск пошёл, но девка голоногая, дуреха, кинулась грудью, как на амбразуру, приняла дверь на себя. Крик, шум. Тот, вальяжный, выскочил, милицией грозить начал...

Безобразная вышла сцена.

2

Да где же Маринка, чёрт побери?!

Лида в последнее время, как мазохистка, собирала зловещие слухи, жуткие истории о пропавших детях, изувеченных трупах, отрубленных детских головках. Впихивала всё это в уши и душу Максиму. Да что слухи: на днях в газете областной прошла нервомотательная статья о маньяке-убийце. Полгода весь город в страхе держал. Его выловили только на седьмой жертве. Затаскивал, зверюга сдвинутая, девчушку или мальчонку в тёмный угол, насиловал, всячески изгаляясь, потом прирезывал - пересекал горло напрочь...

У-уф! Максим перевёл дух, расслабился - мелькнуло зелёное пальтишко, из дверей школы выскользнула Маринка, увидела его, махнула ладошкой. Он погрозил пальцем, показал - гляди на светофор! Максим специально не приближался к школьному порогу, не заходил внутрь: не дай Бог, поймает Маринкина учителка, пиши пропало - заговорит насмерть, начнёт педагогическими советами пичкать. Да и дочка вон уж какая взрослая, перекрёсток переходить умеет - ничего страшного.