- Не угодно ли будет, Борис Викторович, вначале полюбопытствовать, в чем причина? - прерывисто выпалил он.
- Отчего же, угодно.
- Господа, я шел сюда, соблюдая все правила конспирации. - В голосе Стодольского звучала тревога. - Я прибыл бы в точно установленное время. Но стряслось непредвиденное.
- Не тяните, ради бога, - не выдержал Новичков.
- За мной увязался какой-то странный человек. Он посмотрел на меня совершенно дикими глазами и сразу же спросил, не смогу ли я свести его с...
- С кем? - словно выстрелил Савинков.
- С вами, Борис Викторович...
- Что?! - вскочил Савинков. - Вы притащили за собой хвост?! Как вы посмели после этого идти сюда!
- Но он так внезапно... И умолял меня... Так искренне...
- Преступная беспечность! - взревел Савинков. - Он назвался, этот тип?
- Да... - подавленно бормотал Стодольский. - Штабскапитан... э... э... Штабс-капитан...
- Фамилия? - прошипел Перхуров.
- Фамилия... Помилуй бог... Только что вылетела у меня из головы... Клянусь, только что...
- Вы в своем уме? - уже тихо, но грозно спросил Савинков.
- Вспомню... Сейчас вспомню. Штабс-капитан Вениамин Сергеевич...
- Вениамин Сергеевич? Штабс-капитан? - переспросил Савинков. - Уж не Ружич ли?
- Он! - облегченно выдохнул Стодольский. - Именно он! Но... как вы можете знать его?
- Штабс-капитан Вениамин Сергеевич Ружич, - почти торжественно провозгласил Савинков, - погиб геройской смертью под Гатчиной в августе прошлого года. Вот что мне известно, господин Стодольский, и, следовательно, тот Ружич, о котором вы изволили сообщить, по всей видимости, агент Дзержинского!
Стодольский застыл с открытым ртом. Перхуров и Новичков угрожающе уставились на него.
- Где он? - выпалил Перхуров.
- Внизу, - с трудом обрел дар речи Стодольский.
Савинков подал знак Флегонту. Тот легко выбрался из глубокого кресла.
- "Внизу", - передразнил Флегонт. - Точные координаты!
- В ресторане, третий столик от входа, - пояснил Стодольский. - Курит трубку.
- Конспирация - профанация, - презрительно процедил Флегонт. Иногда он любил говорить в рифму.
Мягко, по-кошачьи Флегонт вышел за дверь.
Наступило грозное молчание. Савинков пружинисто ходил из угла в угол. Темное, как от стойкого загара, лицо его было непроницаемым и загадочным. Он вспоминал о Ружиче. Ведь Корнилов утверждал, что Ружич погиб.
Впрочем, сам Корнилов в Гатчине не был. И может, Руншч выкарабкался из лап смерти? А если нет? Тогда "под Ружича" работает чекист. Сейчас все прояснится...
Савинков внутренне подготовился к встрече и с Ружичем настоящим, и с Ружичем мнимым. Он даже рассчитал свои движения: в тот момент, когда на пороге появится подлинный Ружич, ему, Савинкову, останется сделать до него всего два шага. Эти два шага нужны, чтобы, отдавая должное нежданной встрече и радуясь ей, в то же время не вынуждать себя бежать навстречу гостю. А если в номер войдет не Ружич, а человек, выдающий себя за Ружича, этих двух шагов хватит для того, чтобы погасить свет и в темноте наброситься на самозванца.
Наконец в коридоре послышались шаги.
- Господа, - негромко сказал Савинков, - рекомендую снять курки с предохранителей.
Дверь отворилась, и в номер быстро вошел высокий поджарый человек в черном костюме. Ничто не выдавало в нем офицера. Он пристально посмотрел на Савинкова и негромко, с радостным изумлением произнес:
- Борис...
- Вениамин... - прошептал Савинков.
Ружич нервно выпростал руку из кармана брюк и рванулся к Савинкову. Тот шагнул к нему навстречу, и они обнялись.
Потом с минуту молчали, вглядываясь друг в друга, словно хотели прочесть по глазам то, что каждый из них думал сейчас.
- Я помчался в Гатчину, - словно оправдываясь, заговорил Савинков. - И там узнал, что ты ушел в иной мир. А ты воскрес!
Ружич молча кивал, спазмы сжимали ему горло.
- Петроград... - Савинков расчувствовался. - Петра творенье. - В словах его звучала искренняя взволнованность, и все же было такое впечатление, будто он произносил их со сцены. - Пора надежд и разочарований. Помнишь, Вениамин?
- Да, да...
- Весьма кстати ты возвратился на землю. Весьма!
Давно здесь?
- Скоро уже две недели.
- Где же скитался?
- Не поверишь...
- Тебе?
- В "доме анархии)).
- Неужели? Он же разгромлен чекистами!
- И от чекистов можно скрыться! Прыжок со второго этажа - и здравствуй, свобода! Кстати, предупреждаю заранее: ушел до того, как чекисты ворвались в дом...
Ружич говорил это, и на душе было мерзко. Ложь причиняла ему страдания. Но он понимал: скажи сейчас этим людям правду, и судьба его будет решена.
Стодольского ободрил исход встречи Савинкова с Ружичем. Радость омрачалась лишь тем, что Савинков снова вырвал у него инициативу. Стодольский напряженно смотрел на Ружича, ожидая, когда тот наконец поблагодарит его.
- Я признателен вам, очень признателен, - сказал Ружич, подходя к Стодольскому, который торжествующе взглянул на Савинкова. - За то, что вы помогли мне вновь обрести друзей.
- Да, да, - закивал чахлой бородкой Стодольский. - Но как вы догадались, что я смогу свести вас с Борисом Викторовичем? Ведь вы, помилуй бог, подвергали свою жизнь немалому риску.
- Счастливый случай, - ответил Ружич. - Я остановился в "Юпитере" и неожиданно увидел Бориса Викторовича, когда он входил в подъезд. Я все понял. Потом увидел вас и как-то подсознательно догадался, что вы идете на конспиративную встречу.
- Это не комплимент, а обвинение, - нахмурился Савинков, обернувшись к Стодольскому.
- Нет, нет, - попытался смягчить атмосферу Ружич. - Я, конечно же, шел на громадный риск. Но иного выхода не было. Разумно ли было предположить, что Борис Викторович еще когда-либо вновь появится в этой же гостинице? Я слишком хорошо знаю его.
- Однако какую весть ты нам принес, пришелец?
Чей жребий изберешь своим? - Савинков любил вставлять в свою речь строки рождавшихся экспромтом стихов и очень гордился своими поэтическими находками.
- Жребий избран, - просто, без пафоса ответил Ружич. - Борьба за свободу и счастье России.
- Значит, как и прежде, - с нами?
- Как и прежде!
Савинков понимал, что эти вопросы могут задеть за живое чувствительную натуру Ружича, но считал право мерным и необходимым спросить его об этом здесь, при всех. Чем дьявол не шутит, может, Ружич стал иным?
