Он опять пошел в читальный зал. Тщательно, газету за газетой, просматривал официальные ответы на всякие выступления, запросы, но нужного не находил. Просмотрев подшивку месяца за три, вышел даже покурить на палубу и вернулся с твердым намерением, если надо, одолеть газеты хоть за год, но ответ найти, какие меры приняли местные власти. Он не мог отступиться,--таков уж был его характер -- докопаться до корня, до сути. Но просматривать всю годовую подшивку не пришлось -- ответили "Литературке" через полгода. Конечно, такой лаконичный ответ он вполне мог и пропустить -среди ничего не значащих общих слов нашлась одна-единственная конкретная строка: "...В связи с аварией комбинату химического волокна выделено три миллиона рублей на реконструкцию очистных сооружений", а дальше пошли заверения в любви к природе и что-то о героическом труде работников комбината, короче, словеса и крокодильи слезы...
Неожиданно для себя Атаулин так разозлился, что едва не зашвырнул подшивку на полку. Остановил его только удивленный взгляд библиотекаря. Поблагодарив учтивую женщину, он вышел на палубу. У него было ощущение, что его, лично его, в чем-то обманули, причем бездарно, глупо. Ответ газете был настолько неуважителен к людям, ожидавшим его, что смахивал на тонкое издевательство. Редакция никак не прокомментировала ответ, по у Атаулина уже пропало желание рыться в газетах, к тому же он понял, что ничего утешительного не найдет.
"Три миллиона на очистные сооружения!-- удивляясь все нараставшему в нем возмущению, повторял Атаулин.-- Три миллиона! Еще три! В очистных ли дело? Опять: лыко да мочало, начинай сначала? Комбинат пятнадцать лет переводил народные деньги на ветер, теперь уже его очистные сооружения принялись выкачивать государственную казну. И ни слова о том, нужен ли этот комбинат в нынешнем состоянии вообще? Войдет ли когда-нибудь в строй действующих и кто конкретно поручится за это? Почему пятнадцать лет комбинат работал не просто вхолостую, а стоял на многомиллионной ежегодной дотации государства, плодя и наращивая ущерб?
Кто ответил или ответит за это? Этот ущерб по масштабности ни с каким воровством не сравнится, ни за год, ни за пятилетку. К тому же говорят в народе: что украдено, хоть в дело пущено, а тут на ветер пущено, ни себе, ни людям.
Кто заказчик такого "гениального" проекта и кто его исполнитель, не враги же сотворили? Кто поручится, что не штампуются и сегодня такие же горе-проекты, от которых государству ущерб вместо выгоды? Почему только один ответ, хоть и на отписку сильно смахивает? Почему промолчали министерства легкой и химической промышленности, одно, наверное, заказывало, другое проектировало и строило? Какие санкции предъявляли заказчики исполнителям, ведь брак налицо, в карман не спрячешь? Есть же солидная организация --Государственный Арбитраж, он, наверное, рассудил бы. Почему выгодно молчать правому и виноватому?" Такие вопросы, один сложнее другого, задавал он себе и, конечно, не мог ответить ни на один,-- он давно уже строил и мыслил по-другому.
А река? Пострадавшая река, о ней и словом не упомянули в отписке. Донесла ли она заразу до Иртыша или уберегла великую реку, приняв на себя весь удар? Кто проверит по весне заливные луга на сотнях и сотнях километрах и даст квалифицированный ответ, что луга не ядовиты и не пойдет насмарку труд сотен колхозов, не потравят они и без того скудеющие стада? А люди? Кто возместит им ущерб и не с тех ли мифических сотен тысяч штрафа виновных им причитается по счету? И что стало с землей? Как ее-то вернуть к жизни? Есть ли какие надежды, или решено оставить все страшным заповедником, как урок людям на будущее, как назидание?
Лавина нахлынувших вопросов не давали Атаулину покоя, и он продолжал взволнованно расхаживать по палубе. Хотелось сосредоточиться на себе, своей жизни, подумать об Аксае, о людях, которых он скоро увидит, о матери, наконец, ведь берег родной уже близок, до Одессы осталось чуть больше суток,-- но ничего не выходило. Мысли то и дело упрямо сворачивали к реке, трагедия которой что-то поколебала в его представлениях о своей работе, работе его коллег. Сейчас, размышляя о загубленной реке, он, как и в детстве, не отделял проектирование от воплощения, а под словом "коллеги" подразумевал и архитекторов, и строителей. Ведь рядовому человеку все равно, на каком этапе допущен брак, виновный для него крайний -- строитель. Судя по газетам, в стране во всех почти отраслях идет экономическая реформа, главной сутью которой станет оплата по итогу, по конечной продукции.
Назрела, наверное, необходимость и в капитальном строительстве ввести реформы: чтобы и проектировщик и строитель были одинаково заинтересованы в итоге, чтобы стоимость проекта оценивалась, не когда он на бумаге и в макетах, а только по окончательной, реальной стоимости объекта, сдаваемого под ключ, а может, даже -- и по выходе на проектную мощность. Тогда не будет ложной экономии у тех, кто проектирует, как и громадных двойных, тройных перерасходов у тех, кто строит. И народное хозяйство будет уже в плане иметь реальную стоимость объектов, и не придется из года в год изыскивать средства для достройки дважды оплаченных сооружений. Пора понять, что плановое хозяйство может держаться только на реальных, твердых, обоснованных цифрах. И может, реальная цена объектов, пока они еще на бумаге, заставила бы нас задуматься, а стоит ли овчинка выделки? Пока же многие проекты завлекают неискушенных плановиков дешевизной и быстрой самоокупаемостью, а на деле выходит-то совсем иначе: сотни предприятий годами не могут выйти на проектную мощность, а это значит, о самоокупаемости и речи быть не может. И эта чужая вина, как правило, ложится на плечи эксплуатационников, хозяйственников, потому что они не могут наладить производство, а бедные директора чередуют инфаркты с выговорами, когда все зло в другом -- низком качестве проекта, несовершенной технологии.
Поистине без вины виноватые! А те, кто дал народному хозяйству никудышный проект, остаются в стороне. Где кто читал или слышал, что предприятие не выполняет план потому, что завод подвели проектировщики, в худшем случае могут еще сослаться на строителей: низкое качество, недоделки, хотя суть совсем в другом. Даже если сдать такой завод на пять с плюсом и облицевать мрамором, он никогда не выйдет на проектную мощность, потому что мощность эта только на бумаге получилась, и вполне устраивала создателей, чтобы спихнуть свое детище в мир.
Впервые за двадцать лет работы он задумался над тем, а что он сам лично сделал, чтобы хоть что-то изменилось в порочной практике, известной ему и раньше. И тут кстати и некстати вспомнился ему случай с цементом.
Когда он уже работал в Африке, на строительстве одного объекта, вдруг пошел цемент, мягко говоря, не соответствующий стандартам -- каждый день лаборатория давала анализы, отличающиеся от заданных. Может, в деле эти незначительные отклонения и не имели практического значения, но не зря все кругом называли его "Мистер ГОСТ". Стандарт должен быть ни лучше, ни хуже, он должен строго выдерживаться, на то он и стандарт.
Атаулин проверил всю партию цемента на складах и забраковал его весь, что вызвало большой переполох. Пришлось срочно вылетать на заводы-поставщики. На месте выяснилось, что цементные заводы выпускают более пятидесяти марок цемента, тогда как в развитых странах, отличающихся интенсивным и качественным строительством, производится не более пяти марок. Широкий этот спектр и вносил путаницу: попробуй выдержать пятьдесят марок цемента строго по стандарту. Необоснованное множество только на руку недобросовестным производителям. Да и как уследишь за качеством, за стандартом, если цемент -- всегда дефицит, готовы взять любой, и каждая ли стройка может следить за его качеством? Каждая ли стройка имеет лабораторию?
Атаулин же обязал своих инженеров делать анализы и обнаружил, что почти во все марки неоправданно включаются органические добавки, только для того, чтобы дать объем, дутую цифру, создать иллюзию благополучного выхода цемента. Но стройке нужен цемент, а не органические наполнители и дутые цифры. По его докладной, конечно, приняли меры. Один цементный комбинат целиком перевели на нужды особо важных строек, оставив, по его же рекомендации, пять международно принятых марок, исключающих какие-либо органические наполнители -- такое добро, если потребуется, можно и на местах найти. И сейчас Мансуру Алиевичу стало мучительно стыдно за тот свой термин "особо важные", которым он обосновал тогда требование перевести завод на производство высококачественного цемента -- нет, даже не высококачественного, а просто цемента, строго соответствующего государственным стандартам.
