И в этот вечер ему была нужна Эффи. Том встал с дивана, поманил её к себе и, когда она подошла, улыбаясь ещё шире и сверкая глазами из-под челки, за руку увёл в туалет. Секс получился коротким, но ярким. Эффи встревожено косилась на дверь каждый раз, как кто-то дергал ручку и даже стучался, она хваталась руками за его волосы, воротник рубашки, край мраморной столешницы, краны — случайно открывая воду. Она впивалась ногтями ему в кожу и оставляла на шее красные длинные следы, прикусывала его губы, шептала ему что-то и даже вскрикивала, и Тому приходилось заслонять её рот ладонью. Эффи была такой страстной, как ни в одну другую их ночь.
А потом, когда Том у раковины стирал с темной ткани брюк влажный белесый след, Эффи остановилась за его спиной и произнесла очень тихо:
— Какая была реплика Мии в сцене, где ты — привидение? Я никогда тебя не забуду, Томас?
Он остановился, скомкал бумажное полотенце в кулаке, поднял взгляд и посмотрел на Эффи сквозь зеркало. Её лицо было серьезным, глаза казались большими темными пятнами. По щеке тонкой черной линией покатилась слеза.
— Лучше забыть, Эффи, — ответил Том как можно мягче и повернулся, но она уже шагнула к двери.
***
Пятница, 23 мая 2014 года
Бёрбанк, округ Лос-Анджелес
Чашка в руке мелко подрагивала, чай в ней, такой непроглядно тёмный, что казался густым, способным удержать вставленную в него ложку вертикально, шёл рябью. Норин Джойс приехала в офис киностудии «Тачстоун пикчерз» сразу с тяжелой тренировки на спину и плечи, и теперь её руки дрожали. Под кожей медленно расслаблялись мышцы, их выразительный рельеф сглаживался, взбугренный лабиринт вен опадал. В теле пульсировала требующая выхода энергия.
В «Эффекте массы» она играла бравую Эшли, космического пехотинца, и чтобы иметь телосложение профессионального военного, тренировалась по несколько часов кряду четыре дня в неделю. Она начинала усиленные тренировки за полгода до старта съемок и продолжала заниматься в процессе, она выкладывалась на полную в зале и строго следила за рационом, пила протеин, считала калории, наказывала себя длительными пробежками за всякую малейшую слабость вроде шоколадного батончика за обедом или горсти крекера перед сном. Так она истязала себя около года, а когда съемки заканчивались, блаженно расслаблялась. Ей искренне не нравилось видеть собственные руки в изгибах налившихся сталью мускул, твердую раскладку пресса, напряженную бугристость спины, жилистость ног. Норин с самого детства была долговязой, костлявой, остроугольной. Ей было комфортно в таком теле, оно словно соответствовало тому, что было внутри, оно было ей уютным домом. А эта мышечная броня, которую она надевала на себя уже во второй раз, сдавливала её, душила. Из-за тренировок у неё слишком округлялись ягодицы — она не могла втиснуться в свои обычные джинсы, полностью исчезала грудь и сглаживался прежний изгиб талии. Объективно новое тело было прекрасным и атлетическим, но Джойс не нравилось.
Перед ней открывался ошеломительный вид: коробки зданий и плацдармы заполненных парковок, прямые широкие стрелы дорог, укатывающиеся вперед и теряющиеся там между гор, устеленных пожелтевшей выгоревшей травой и поросших зелеными кустарниками. Дальний хребет неспокойным миражом таял в дымке, по раскаленному добела небу торопливо бежали редкие облака. Она стояла на балконе, облокотившись о высокий парапет, потягивала горячий сладкий чай и курила. Неровный цементный пол был усеян бетонной крошкой и пылью, она тянулась вслед за ветром, задувающим на восемнадцатый этаж. Его порывы трепали ещё влажные после душа волосы Норин, сдували с сигареты пепел и норовили бросить его в чашку. Под локтем трепалась страница сценария.
Сцена 78.
Локация — бунгало у берега на Гоа.
Рассвет. Линдсей Форд просыпается в постели, видит Карлу Саарен — она стоит у открытого окна и смотрит на рассвет. Линдсей встает, подходит к ней, кладёт руки ей на плечи и целует в шею.
КАРЛА:
Не уезжай.
Пробы назначили, потому что продюсер и режиссёр не могли сойтись на исполнителе главной роли — самого Шантарама, Линдсея Форда. Пауль Боариу отдавал предпочтение Эрику Бана, и это казалось разумным выбором. Актёр был австралийцем, высоким и крепко сколоченным, с массивно вырубленным лицом, но пронзительными карими глазами. Норин никогда прежде с ним не встречалась, но была знакома с некоторыми работами, и если кто-то и подходил на роль беглого преступника, опасного рецидивиста и одного из главных лиц мумбайской мафии, хранящего остатки светлой душой и мягкого сердца, то именно Эрик. Дермот Кэссиди же настаивал на Томе Хиддлстоне. В том, что им предстояло снова встретиться по не зависящим от них обстоятельствам, Норин находила уже какую-то забавную закономерность, но считала его кандидатуру неудачной. Хиддлстон был настоящим осовремененным денди: утонченный, интеллигентный, изысканный в своей внешности и поведении, с аристократичным лоском. Его талант был очевидным, но ему не хватало настолько же очевидной маскулинности, даже некоторой грубой неотесанности для Линдсея Форда. Впрочем, он был фаворитом продюсера, а так — киностудии, и с их мнением режиссёру предстояло считаться, если он хотел воплотить «Шантарам» в жизнь. Условия диктовали те, кто выделял ресурсы.
А студии «Тачстоун пикчерз» условия диктовал Джошуа О`Риордан. Агент Норин имел необыкновенный дар. Уступчивый и заискивающий, льстивый в общении, он располагал к себе и обезоруживал, но был непреклонным в принятии решений и неотступным в навязывании своих интересов. Такое противоречивое соединение позволяло добиваться успеха в продвижении Норин, но при этом сохранять репутацию добродушного и неопасного, немного глуповатого парня. Джош всегда имел четкую стратегию, для всяких договоренностей он припасал то, что называл «допустимыми уступками» — вскидывал планку требований настолько высоко, что всегда имел достаточно пространства для манёвров и добивался большего, чем студия была изначально готова дать. Он тщательно подбирал проекты и создавал вокруг Норин туманное облако постоянной занятости и прихотливости в ролях — даже когда это было неправдой — искусственно сужал её предложение, тем самым умножая спрос на неё. Он выстроил ей такую славу, что по истечении всего нескольких лет в индустрии её имя стало синонимом качества, её имя хотели заполучить себе в титры все.
Так произошло с «Шантарамом». Норин прочитала из-под полы раздобытый сценарий ещё зимой и дала агенту своё предварительное согласие — проект ей нравился, ей импонировало видение режиссёра и привлекала тщательно продуманная многослойность образа шведки Карлы Саарен. До мая желание Норин оказаться в фильме было строгой тайной между ней и Джошуа; она не могла никому об этом говорить; если представители «Тачстоун» выходили на неё напрямую, избегая агента, она играла исключительно вежливое безразличие; на все вопросы и предложения отвечала «спасибо, но я пока ничего не знаю». В то время как О`Риордан всё знал. Он установил минимум гонорара, ниже которого сумма не должна была опуститься, определился с датами, обрисовал обязательные условия контракта и ринулся в незаметный постороннему глазу бой. Джош оказался «случайно» представленным продюсеру, ненавязчиво рекламировал ему Норин и обильно расхваливал самого Дермота Кэссиди, не упоминал «Шантарам», пока сам Дермот не поставил прямой вопрос: что потребуется от студии, чтобы заполучить Джойс. Тогда О`Риордан назвал сумму и предоставил перечень условий, намного превосходящих то, на что он сам и Норин на самом деле были согласны.
И вот в конце мая она курила на балконе главного офиса «Тачстоун» в ожидании актёров на главную роль, подбираемых специально под неё, утвержденную на исполнение второстепенного персонажа, но чтимую как первоклассную звезду. Норин сделала вязкий глоток и улыбнулась в чашку. Полное безумие.
— Мисс Джойс, — на балкон вышел ассистент режиссера. — Мы готовы начинать.
Она поблагодарила, сделала последнюю затяжку, бросила окурок в остатки чая, опустила чашку на пол дожидаться следующего перекура, вкинула в рот мятную конфету и вернулась в кабинет. Здесь уже включили яркое освещение, и воздух неотступно и ощутимо разогревался вокруг прожекторов. Две нацеленные на пустую стену камеры были включены, за ними стояли операторы. Звукооператор маневрировал между ними с длинной рукоятью микрофона, отыскивая угол, под которым тот не попадал в кадр. На полу между фоновой серой стеной и камерами были несколько отметок из разноцветного скотча. В углу на шатком табурете стояли несколько бутылок воды для актеров и лежал запасной лист с проигрываемой сценой. За массивной техникой и управляющей ей командой выстроился ряд столов, за которым в окружении ассистентов по кастингу и представителей киностудии сидели режиссёр и продюсеры. Помещение было небольшим, едва вмещающим в себя оборудование и людей, наполненным их тихими разговорами и запахом кофе.
