Алексей Мельников

Тайна мировых линий

Стань тенью для зла, бедный сын Тумы, и страшный Ча не поймает тебя. Алексей Николаевич Толстой. "Аэлита"

Утро ли было, день ли, солнце чертило по небосводу свою пологую гиперболу, а весь мир двигался в лето. Олежка глядел в небо, где скользили, картинно раскинув крылья, речные чайки. Маленький городок стоял на берегу залива большой реки и Олежка часто ходил на набережную, отделенную от города полосой гигантских сосен. Он подолгу таращился в ясное небо, заряжался настроением и желал единения с природой. Сегодня с утра Олежка шатался по набережной, сбивая ноги в новых ботинках. Настроение было около шести шаров, и он слегка щелкал парой степ-движений, заученными по журналам в прошлом году. Но набережная была почти пустынна и мастерство новоявленного степиста оценить было некому. Вдруг Олежке это не понравилось и он рванул через сосновый бор к площади. Выбравшись на тротуар, он закурил и зашагал вперед. До площади было не более 100 метров. На встречу ему двигались две симпатичные девчонки и он решил эффектно швырнуть цигарку в урну, сделав при этом несколько степ-щелчков, и галантно поклониться. В урну он не промахнулся, но нога при движении зацепилась за куст газона и Олежка чуть не рухнул на асфальт. Девицы обменялись смешками, помахали Олежке и пошли дальше, болтая о своем. Ну и ладно - Олежка повторил танцевальную программу уже так, для себя, вспомнил, что шел к площади и потопал дальше. Не знаю, какой ветер дул и где сплелись мировые линии, но на площади все было не так. Перед "Горизонтом" сонмище всяческих тряпок, флажков, шаров, повозок. Пространство, огороженное размалеванным фанерным забором, имело сцену и скамейки. Театр под открытым небом. Имелись также ворота, распахнутые в зал и увенчанные надписью - " Независимый театр "Теллурий". У ворот, за столиком, потрясая билетами и удерживая банку для денег, сидел зазывала, оглашая окрестности знаменитым - "Кто возьмет билетов пачку..." Из-под реквизитского замызганного колпака на лоб вылезала хорошо гримированная рубленная рана - топором кто-то въехал. Театральный трибун зацепил Олежку взглядом и заорал во всю глотку: - О, молодой человек, истинный театрал, у вас это на лице, в душе и в сердце, вы будете актером, черт возьми, я всю жизнь в театре и знаю, что говорю. Купите билет себе и своей девушке. А почему нет, подумал Олежка, куплю и пойду искать девушку. Он отсыпал горластому и взял две разноцветные картонки с надписями "Независимый театр "Теллурий" и, ниже, "Отелло". А горлопан снова орал, как мегафон: - Девушка, у вас на лице любовь к театру. Единственная гастроль, актеры с мировым именем, не пожалеете. Олежка оглянулся и увидел хмурую девицу с молочными бутылками в авоське. Косы сбегали на грудь, облеченную в серую водолазку, а взгляд не предвещал ничего хорошего. В два движения Олежка был рядом и протянул безмолвно одну из своих картонок. Выразительные глаза девушки обежали взором его лицо, в них мелькнуло что-то живое, девушка взяла билет и, также молча, сунув его в карман джинс, пошла прочь. - Девушка..., - громко, но безнадежно сказал ей вслед Олежка - стройная фигурка удалялась. - Ну и ладно! - буркнул Олежка и опять продемонстрировал свои способности к степу. - Молодец, парень, отлично. Быть тебе, парень, актером, у меня глаз верный! весело прокричал зазывала и тут же начал склонять к сожительству с театром другого прохожего. Конечно, актером, кем же еще, подумал Олежка, собиравшийся учиться на филолога... Немного народу пришло на спектакль, не привыкли здесь люди к бродячим артистам. Олежка явился один из первых, занял место поближе к сцене, был почему-то нетерпелив и чуть-чуть нервничал. В мягком свете рампы все началось прекрасно, мавр с печальными глазами, влюбленная и потому отчаянная Дездемона и все остальные тонко и ненавязчиво вели дело к кульминации, неуловимым образом завладели вниманием зрителей, и те ни о чем ином не помышляли. Олежка сразу попал в плен очарования героев, и взметнулась, взыграла в нем мысль об актерстве, начала оформляться в побуждение к действию, а он не сводил взора с подмостков. Там уже шла сцена удушения. Слишком натуралистично это было, с предсмертными стонами и всхлипами сучила ногами удушаемая Дездемона, а Отелло аж вспотел от натуги и грим его потек на висках. И когда мертвая Дездемона обвисла на руках печальноглазого мавра, Олежка заметил на ее неестественно вывернутой шее огромные синюшные отпечатки, оставленные черными пальцами. В этой поразительной картине грянули овации, и, участвуя в общем хоре, Олежка поймал сформировавшуюся мысль. Ничего не осталось, кроме этой мысли, все существо Олежки стремилось на подмостки. Когда разошлись зрители, Олежка пробрался за кулисы. Актеры, рассевшись в венецианских креслах, пили вино из пузатых бутылок и травили свои актерские байки. Мелькнули опять синяки на шее, рубленная рана на голове, но Олежка отогнал видение и слезно попросил принять его в труппу. Отелло, уже снявший грим, замер с рюмкой на подъеме, вздохнул неприметно и поставил емкость на стол. - Что ты, мальчик, спешишь. - тихо и внятно сказал он. - Время твое еще настанет, будь терпелив и настойчив. Но не сейчас. Иди себе, может, и встретимся еще, не дай господи, - пустые глаза холодно глянули на Олежку. Почувствовав озноб, Олежка понял - охота набиваться в труппу прошла. Но кипела в душе обида, непонятная злоба, шевелилось уязвленное самолюбие. - Ну и ладно! Без вас обойдусь! - раздраженно крикнул он. Актеры спокойно, понимающе переглянулись и приняли на грудь. Тогда Олежка куражисто отбил ногами несколько тактов и покинул место сие, глубоко переживая обиду. Горластый зазывала восхищенно причмокнул: - Быть ему актером, верно говорю... - Не дай бог, к нам попадет... - грустно сказал Отелло и плеснул себе еще. А Олежка шел домой, ничего не замечая вокруг, и громко высказывал доводы в свою защиту, обвиняя оппонентов в бездушии и невнимании. Раз он задел кого-то и, не оглянувшись, не извинившись, шел дальше. А девушка с косами, в серой водолазке и джинсах, стояла и смотрела ему вслед с недоумением. А может, с негодованием. Олежка уехал поступать в столицу, в театральное, и все хорошо у него случилось, бодро, весело. Он поступил легко, неплохо учился, был отмечен на дипломном спектакле, где сыграл Мольера в "Кабале святош". Получил несколько заманчивых предложений, но, не взирая, вернулся в свой городок на берегу залива большой реки, к соснам и синему небу. И вот он снова брел среди сосен вдоль набережной и вспоминал подробности далекого дня, коротко усмехаясь своей наивности тогдашней и юношескому максимализму. Устроилось у него здесь неплохо, в местной драме готовилась премьера, где он получил роль Лаэрта. Но мировые линии опять вышли из под контроля и изменилось положение вещей. Навстречу Олежке шла пара: молодой человек и девушка. Парня он узнал - это был его будущий Гамлет, очень неплохой актер, но чрезмерно самолюбивый и тщеславный. А девушка узнала Олежку сама, подошла к нему и сказала тихо: - Здравствуй. Помнишь меня? События давние вдруг сложились в четкую мозаику, и, хотя на девушке было платье, а не водолазка и джинсы, Олежка все вспомнил. - Узнал! - сказал он радостно. - Здравствуй еще раз! - также тихо произнесла девушка и коротко поцеловала Олежку. Почувствовав расплавленный металл, Олежка сконфузился, ибо не помнил имени девушки. Точнее, не знал его вовсе. Девушка обернулась к своему спутнику и сказала: - Это мой давний знакомый... - и замялась. - ... Лаэрт! - выпалил Гамлет, кромсая своим бритвеннообразным взглядом Олежку на кровавые куски. Но Олежке было наплевать - девушка снова смотрела на него. Закружился этот странный треугольник. На носу премьера, парни работали в полную силу - Олежка не мог иначе, а Веня очень надеялся вернуть Наташу. А Наташа была спокойна и держала Веню на расстоянии. Олежка пытался отгадать, откуда ему такое счастье. Но мировые линии гнули свое. Перед началом премьерного спектакля Веня-Гамлет зашел в уборную к Олежке. - Финальная сцена должна быть самой лучшей. Я постараюсь убить тебя очень правдоподобно. - возбужденно сказал Веня и сверкнул своим золингеновским взглядом. - Главное - поменьше возни с поединком. Неважно у тебя с фехтованием... - делая последние штрихи к костюму, озабочено произнес Олежка. - Ничего, все будет OK, дружок. - И больно хлопнув Олежку по плечу, Веня вышел. Они хорошо сегодня играли, с подъемом. Впрочем, премьера... И вот отравленная Гертруда валится на пол. Валится на пол обессилевший, пораженный ядом Лаэрт, приподнимается на локте. Гамлет склонился над ним, и свет почему-то в глаза, и зрителей не видно. Реплики об отраве, короле. И дурная улыбка Вени-Гамлета. Он извлекает из складок одежды короткий испанский стилет и шепотом: - Не видать тебе Наташи, сволочь! Стилет разрывает Олежке грудь и устремляется к сердцу. Холодная сталь, озноб, темень... Он услышал знакомый голос зазывалы: - Эй, молодой человек, вы настоящий театрал... Не было боли и страха. Стоило поднять веки, сразу бросилось "Теллурий". Поворот головы - и он видит Дездемону, старательно припудривающую огромные синюшные отпечатки на шее. Колыхая своим эльбрусом, она оборачивается к Олежке и пустые огромные зрачки встречаются с глазами Олежки: - Очнулся, мальчик. Теперь он сыграет нам Лаэрта...