Я, предполагая наблюдение со стороны китайцев, приказал, чтобы гунны сымитировали ликвидацию часовых на башнях. К моему удивлению и напрасному опасению о низкой дисциплине, воины-кочевники четко, слаженно и очень тихо выполняли все команды, затем притаились под бойницами на стенах и на площади.

Я молился. Впервые за всю свою жизнь или, точнее будет сказать существование, я молился. Молился неосознанно, ни к кому не обращаясь за помощью. Молил, что бы все получилось так, как я задумал.

Ворота тихо открылись. Легионер в одежде согдийца, выбежавший за ворота, замахал горящим факелом и тут же со стороны внешней стены вверх взлетела горящая стрела. Через минуту со стороны лагеря раздался дружный рев и загорелись сотни факелов, а затем я услышал приглушённый топот тысяч копыт и ног, после чего через проломы внешней стены к воротам уверенно на полном скаку устремилась китайская конница.

Мое сердце, к моему удивлению, билось ровно, в обморок я вроде как не собирался падать, мысли и мои движения стали быстрыми и четкими.

Конники стремительно входили в ворота. За ними уже выстраивалась пехота. Я ждал. И пропустив всю конницу, по моей команде, на первых врывающихся пехотинцев обрушились большие куски камней и огромные бревна, погребая под собой людей и создавая большой завал перед воротами.

Китайская конница не обращая внимания на шум позади, обрушилась на легионеров, которые едва успели подобрать с земли копья и выставить их вперед. За несколько секунд до этого, с цитадели в сторону китайцев одновременно полетели двести стрел, сбивая всадников и убивая лошадей. Это их не остановило. По еще живым людям и лошадям, не останавливаясь, прошли следующие ряды конницы. Однако необходимые мгновения для того, чтобы поднять с земли и выставить перед собой длинные копья легионерами были получены. Следующая шеренга всадников, насадив своих коней на копья, создала перед рядами легионеров кучу подергивающихся тел.

Но я недооценил решимость и мастерство китайских воинов. Первый ворвавшийся в город всадник врубился в ряды легионеров, чудом избежав их копий, оказался почти в середине строя, рубя вокруг себя римлян. За ним, в созданную им борозду вклинились остальные, постепенно расширяя ее и уничтожая все больше и больше врагов. Длинные копья легионеров стали бесполезными в данной ситуации. Еще немного и ровные шеренги римлян развалятся.

Но с обеих сторон, в китайскую конницу врубились гунны, которыми командовали «старцы» Иргек и Ирек. Гунны были всадниками намного лучше ханьцев и потому легко выбивали своих врагов из седел в бою на мечах и копьях.

Тут ханьцы сообразили, что попали в ловушку и попытались развернуться обратно к воротам. Но у закрытых ворот стояли, выставив копья вперед, пятьсот легионеров. Развить темп для прорыва строя легионеров китайская конница в создавшейся тесноте уже не могла. Потому римляне под единый клич «барра», сами, двинулись навстречу китайцам, замыкая их окружение. С цитадели по китайским всадникам усуни начали стрелять горящими стрелами, которые попав в солдат, хорошо освещали еще живых. Китайцы, к их чести, несмотря ни на что не запаниковали, а продолжали яростно защищаться. Но они, будучи окруженными, не могли использовать всю мощь своей латной конницы и быстро теряли бойцов сотнями.

В это время за другой стороной стены тяжелая китайская пехота под ливнем стрел сумела расчистить завал перед запертыми воротами и, подобрав самое большое бревно, безуспешно пыталась пробиться.

К моему изумлению, несколько тысяч пехотинцев даже не потушив факелы, растерянно, за исключением тех, кто пытался сломать ворота, стояли перед стенами, беспомощно прикрываясь щитами от стрел, которые посылали в их сторону со стен тысячами воины канглы. Щиты в создавшемся исключительно плохом для китайцев положении были слабой защитой для них. С такого небольшого расстояния и почти в упор, все стрелы кочевников находили цель, попадая в голову, ноги, корпус, пробивали щиты насквозь, зачастую с их владельцами. Китайцы несли огромные и бесполезные потери.

«Вроде все складывается в нашу пользу», – вздохнул я с облегчением.

* * *

– Господин, господин! – в шатер Ши Даня, наместника приграничной с усунями провинции Гансю, вбежал командующий тяжелой пехотой и, упав на колени, сообщил:

– Господин, генерал Чен Тан попал в ловушку, он в крепости со всей конницей, за ними хунны закрыли ворота. Мы не можем их сломать и оказать ему помощь. У нас нет осадных орудий для правильного штурма. Проклятые ху уничтожают лучших солдат империи безнаказанно. Я прошу вас послать нам в помощь всех арбалетчиков и, хотя бы, часть копейщиков с лестницами.

Ши Дань, услышав донесение командира пехоты, вскочил и в панике закричал:

– Я знал, что этот бешеный пес Тан ведет нас на погибель в эти Богом забытые степи. Что он из себя возомнил? Я отговаривал его от всего этого. Пусть он сам теперь выпутывается из того дерьма, в который сам же себя и загнал.

– Господин, нет времени сейчас рассуждать об этом, нужно быстро переправить туда войска. Скоро будет поздно.

– Как я отправлю туда оставшиеся лучшие части? Кто остановит кангюев, если они нападут после того, как я отдам…

– Господин! – перебил Ши Даня офицер, – император будет в ярости, когда узнает, что лучшие его солдаты так бездарно погибли. Несомненно, в этом виноват Чен Тан! Но, что он решит, когда Сын Неба узнает, что мы в простом страхе перед кангюями, бросили в отчаянном положении десять тысяч воинов Поднебесной? Да и кангюи по донесениям разведки в двухдневном переходе отсюда.

Ши Дань услышав неприкрытый намек на то, что его отказ командиру тяжелой пехоты будет обжалован перед самим императором, испугался еще больше.

– Хорошо, – согласился он, – бери всех арбалетчиков и десять тысяч копейщиков. Отправь гонца, чтобы кавалерия стянула все свои силы для охраны лагеря.

* * *

«Вроде все складывается в нашу пользу», – подумал я. Но тут увидел множество передвигающихся теней на внешней стене. В проломы стены бежали копейщики, держа десятки лестниц.

– Тысяче Хоболая стрелять по копейщикам! Тысяче Нарана стрелять по людям на стене! Угэ, передай мой приказ, направить сюда с западной и восточной стен пять сотен гуннов.

Десятник, услышав меня, коротко скомандовал другому гунну и оба побежали от башни по разные стороны стены.

Тут на меня с силой бросило воина канглы. Его насквозь пробила огромная стрела, которая могла пробить и меня не будь на мне доспехов и не защити мою тушку своим телом этот умирающий на моих руках воин.

– На внешней стене самострельщики. Это они стреляют по нам! – доложил Наран.

«Дело принимает дурной оборот. Рано радовался, вот и сглазил я ситуацию», – начал пенять на себя, аккуратно положив на пол молодого канглы.

Но все было не так уж плохо. Канглы прекрасные стрелки, хорошо ориентировались в ночи, высматривая силуэты на стенах, почти всегда без промаха разили их. Китайским стрелкам приходилось много хуже. Они, в отличие от гуннов, не были защищены бойницами и стреляли по стенам крепости почти вслепую. Попадание в стоящего передо мной канглы было случайностью.

Штурмующих пехотинцев также поражали с большой легкостью и точностью. Солдаты не успевали заменить погибших товарищей, державших лестницы. Поэтому длинные и тяжелые лестницы часто ронялись, тем самым еще более замедляя их приближение к стене крепости. Бывало и такое, что за несколько секунд были расстреляны все два десятка пехотинцев, несущих лестницу.

Тут раздался душераздирающий вой. «Казалось, что в темноте одновременно завыли сотни голодных призраков, которые хотели выпить души сражающихся», – так рассказывали позже пленные китайцы. Это гунны, которых я позвал, пустили свои стрелы с приделанными к ним специальными свистульками, которые и испускали этот звук в полете. Они продолжали стрелять с потрясающей быстротой и точностью. Так, что вой беспрерывно продолжал звучать в темноте и забирать жизни китайских солдат.