– Вперед, герои Нарвика и Крита! – хрипло проорал кто-то в кузове, и, взревев мотором, машина сорвалась с места.

донеслось из ее боевого отсека.

Сидевший в кабине Кранк не обратил внимания на допускающих вольности солдат. Их можно было понять.

Полк недавно был отведен на отдых с передовой из-под Мурманска, а в небольшом лапландском городке никаких развлечений не было. Письма и газеты с фатерлянда доставлялись с опозданием, а старые фильмы были все пересмотрены.

Вот и сидели парни целыми днями в казармах – дрыхли, резались в скат да потягивали шнапс, изредка наведываясь в город.

И этот необычный выезд в летнюю тундру для них был словно прогулка на пикник.

Унтер-офицер Ланге, взводный балагур и пройдоха, даже предложил поискать там местных туземок, чтоб поразвлечься с ними.

– А что? Было бы неплохо.

Фельдфебель мечтательно улыбнулся, отстегнул с пояса обшитую войлоком флягу и сделал из нее изрядный глоток.

Между тем, лязгая гусеницами, бронетранспортер уже около часа двигался в солнечном мареве тундр, оставляя за собой рубчатый след сорванного мха и дерна. По пути встречалось все больше образовавшихся от талого снега озер с топями, которые приходилось объезжать, и продвижение вперед было не столь быстрым, как того хотелось.

Опытный Кранк не испытывал иллюзий по поводу того, что на тяжелой машине удастся добраться до конечной точки пути, указанной на карте. Рано или поздно их маршрут станет для нее непроходимым.

В таком случае машина с водителем останутся на месте, а поисковая группа проследует дальше. Затем они вернутся с телом летчика, которое, фельдфебель был уверен, найдут, вновь погрузятся в машину и отправятся назад, достойно выполнив задание.

Перед очередным, явно реликтовым озером фельдфебель приказал водителю остановиться и, хлопнув дверкой, выпрыгнул из кабины.

Обозрев окрестности в бинокль, он разрешил солдатам оправиться и перекурить, а сам, достав из планшета карту, подозвал к себе проводника с Ланге, который неплохо владел финским языком и местными наречиями.

– Судя по карте, мы в этом месте, – ткнул пальцем в голубую точку на листе. – Спроси у лопаря, так ли это?

Ланге, подбирая слова, спросил, и проводник, взглянув на точку, утвердительно кивнул.

– А теперь выясни, как зовут эту обезьяну?

– Мунк, – белозубо оскалился унтер-офицер. – По-ихнему волк, насколько мне известно.

– Вперед, Мунк! – взмахнул рукой командир, направляясь к машине.

На следующий день тундра стала менее проходимой для машины, и та, увязая в грязи, с трудом продвигалась по зыбким марям.

При очередной остановке командир вновь рассматривал карту и прокладывал маршрут вместе с проводником при участии Ланге, а затем, отпустив их, поднялся на сопку, у подножия которой приткнулся бронетранспортер, остывая и потрескивая мотором.

В бинокль он внимательно оглядел далекий горизонт, заметив на юго-востоке едва различимую струйку дыма.

Через несколько минут покрытая грязью и болотной тиной рычащая машина, оставляя позади синие выхлопы, поползла в ту сторону.

Спустя час она достигла обширной, покрытой карликовым лесом и редким кустарником долины, в центре которой стояло неказистое строение из шестов, покрытое шкурами.

Перед ним горел жаркий костер, над которым парил закопченный котел, и стояла небольшая группа людей, а чуть в стороне несколько тощих после долгой зимы ездовых оленей на привязи.

В десятке метров от жилища бронетранспортер резко затормозил, и егеря спрыгнули на землю. Затем, во главе с Кранком, подошли к костру, охватив его полукругом.

Стоявшие у огня люди – средних лет мужчина с женщиной, к которой прижимались девочка-подросток и мальчишка, испуганно смотрели на незнакомцев. Впереди, ощетинившись загривком, скалила белые зубы лайка.

Приказав солдатам осмотреть жилище и ближайшие окрестности, фельдфебель подозвал к себе Ланге с проводником, указав пальцем на людей:

– Выясните, кто они и откуда.

Мунк задал мужчине несколько вопросов, и тот, отвечая ему, махнул рукой в сторону востока.

– Это саамы из кочевого стойбища. Возвращаются домой после зимней охоты, – перевел Ланге.

– Спроси, не встречали ли они в тундре других людей?

На вопрос проводника мужчина отрицательно повертел головой.

В это время к Кранку подошел ефрейтор, доложив, что жилище и окрестности вокруг него осмотрены, ничего подозрительного не обнаружено.

– Правда, в чуме много пушнины. Даже не верится, что столько добыл один туземец, – кивнул на саама.

– Хорошо, выстави охранение, и разбивайте лагерь. Здесь остановимся на ночлег, – приказал фельдфебель.

Внезапно проводник что-то пробормотал, сделал шаг вперед и, сдернув с головы мальчика суконную шапку, протянул ее Кранку.

На ней алела маленькая звездочка с отколовшейся на одном луче эмалью.

Тот взял шапку, повертел в руках и поднес к лицу охотника:

– Откуда?

Саам что-то ответил, кося глазами.

– Господин старший фельдфебель! – донеслось от жилища, и к Кранку поспешил один из егерей.

– Вот, нашел в их конуре, – протянул рваные кирзовые сапоги. – Такие носят иваны.

– А это что? – кивнул фельдфебель на обувку и, не получив ответа, ударил охотника кулаком в лицо, коротко и сильно.

Саам покачнулся, но устоял на ногах и схватился за висящий на поясе нож, успев выдернуть наполовину.

Тут же грохнуло несколько выстрелов, и он, вместе с хрипящей лайкой, попытавшейся вцепиться Кранку в горло, покатился наземь. В руке хищно ощерившегося Ланге дымился «парабеллум».

– В отношении туземца ты несколько поторопился, Фриц, – бросил ему Кранк, бесстрастно наблюдая за рыдающей на груди мужа женщиной и онемевшими от ужаса детьми.

– Ничего, баба нам все расскажет, – ухмыльнулся унтер-офицер, схватив мальчика за шиворот, и приставил ему к голове ствол «люгера».

Ребенок стал вырываться и визжать, а мать, оторвавшись от мужа, поползла к немцам на коленях, заливаясь слезами и что-то бессвязно лепеча трясущимися губами.

Из ее слов выяснилось, что неделю назад у саамов останавливались на ночь двое чужих людей. Утром они собрались и ушли на восток.

– Как выглядели люди и имели ли оружие? – обратился Кранк к Ланге.

Через проводника тот установил, что они были измождены, в рваной одежде и с автоматом.

– Расстрелять, – приказал командир Ланге, и тот с одним из солдат потащил обезумевшую женщину в ближайший кустарник.

Спустя минуту оттуда донеслась короткая очередь, а егеря вернулись к костру, спокойные и невозмутимые.

После этого они сняли с догоравшего костра благоухающий свежей рыбой котел и поставили его на расстеленную у бронетранспортера плащ-палатку.

Затем по знаку командира все уселись вокруг, поджав ноги, и принялись с аппетитом хлебать из котла складными алюминиевыми ложками наваристую уху. Свою долю, в чашке из бересты, получила и овчарка.

Одиноко сидевшему по другую сторону костра Мунку кто-то со смехом бросил пачку черствых галет в яркой упаковке.

После обеда, а точнее ужина, поскольку незакатное солнце висело у западной кромки горизонта, егеря разморенно сидели на плащ-палатке, дымили сигаретами, передавая по кругу флягу, и лениво болтали.

Основным предметом разговора являлись несколько связок найденных в саамском жилье песцовых шкурок, среди которых имелись три необычно редких – коричневых с серебристым отливом.

Это были так называемые голубые песцы, при виде которых даже невозмутимый Мунк оживился и зацокал языком, выражая восхищение. Их уже упаковали в кожаный мешок и по указанию Кранка поместили в кабину бронетранспортера.

Егеря гадали – поделится с ними прижимистый фельдфебель или нет. За шкурки в лапландской столице можно было достать хорошую выпивку.