Зато уже в ранних сумерках он мчался по заснеженной тундре на нартах, громко распевая ту самую песню, запомнившуюся ему в поездке с Ануром. А старик стоял возле своего стада и смотрел на взрыв безудержной радости, охватившей молодого гостя, и, возможно, вспоминал такие же свои годы, а может, какие другие мысли захватили его при виде этого зрелища.

Вечером же, укрывшись в чуме старыми шкурами, вдыхая горький дым небольшого костра, Ник слушал протяжные ненецкие песни, сменявшиеся звуками варганной музыки. И это всё отдавалось в его теле новой вибрацией, проникало во все укромные уголки памяти, чтобы спрятаться там и остаться с ним навсегда.

Спустя два дня Ясавэй спросил:

— Как хочешь: забивать оленя здесь или будем возвращаться домой?

Ник только молча выгнул бровь, не зная, что ответить.

— Еды у нас осталось на раз, — пояснил старик. — Но я предоставлю тебе право выбора.

Нет, Ник не был ещё готов к тому, чтобы видеть, а тем более участвовать в смерти одного из этих прекрасных животных.

— Домой.

— Значит, домой, — согласился Ясавэй.

Управлял упряжкой всю обратную дорогу, конечно же, Ник — он теперь просто не мог вернуть это право Ясавэю. Ехали медленно, ведь за ними тянулись ещё одни сани, на которые нагружен был сложенный чум. Да и всё стадо не торопилось подыгрывать желаниям гостя и пускаться в быструю скачку.

А когда они остановились у дома, и из него показались фигуры двух женщин, Ник чуть ли не проклял себя, безответственного — с таким укором и с такой вспыхнувшей на мгновение в сказочных этих глазах радостью смотрела на него Ябне. Если бы не короткие отрывистые команды Ясавэя, спешащего закрыть стойло и спрятать нарты, возможно мужчина решился бы даже обнять эту северную ведьму, чтоб успокоить её и сообщить, что с ним всё в порядке, что он вернулся.

Затем снова потянулись одинаковые дни, в которые Ник разрывался на части съедавшим его беспокойством за прошлое и всё возраставшим желанием овладеть сладким, чувственным и невинным телом Ябне. С последним желанием он просто не в состоянии был справиться.

Оставалось лишь надеяться на то, что со дня на день на пороге появится Владислав собственной персоной. Или, хотя бы, Анур. Мучимый неизвестностью, Ник был бы рад здесь увидеть даже Светлану! С каждым прожитым днём, за исключением тех нескольких, которые он провёл наедине с Ясавэем, тревога только нарастала. Ник стал нервным, раздражительным, отвечал на вопросы хозяев невпопад, а иногда и вовсе пропускал их мимо ушей. Томился от скуки, мечтал о нормальной ванне, полной горячей воды, а не о доступных здесь нескольких горстях, наполнявших жалкий таз в тёмной и крохотной комнатушке, служившей даже не душевой, а помывочной.

Мечтал о горячем женском теле под собой, пусть это будет даже не Ябне, пусть будет одна из столичных красавиц. Даже лучше, если это будет не Ябне!

И так же страстно мечтал о новостях — хоть каких-нибудь, лишь бы они касались привычного мира. Но его давно уже севший телефон лежал бесполезной вещью на дне дорожной сумки. И никто, — ни Влад, ни Анур, ни Светлана, — не спешил за ним приезжать.

А Ясавэя беспокоило то, что его малютка Ябне день ото дня становилась печальнее и замыкалась в себе. Не понимать, что означают долгие взгляды их гостя на внучку, мог бы только дурак. И Ясавэй старался не оставлять их наедине — если не он, то Юлия обязательно должна была находиться в главной комнате. А если молодёжь резвилась на улице, то ли сооружая двадцатого по счёту снеговика, — ни вёдер, но моркови на них не напасёшься! — то ли старательно ухаживая за животными и собирая у нескольких самок оленье молоко, Ясавэй и там не спускал с них своего зоркого взора.

Но плохо было то, что одним лишь усилием своей стариковской воли он не мог уберечь внучку от непрошеного чувства, расцветавшего в её сердце. Давно ей пора узнать, что такое любовь. Только Ясавэй надеялся, что избранником Ябне станет кто-нибудь из надёжных представителей его народа. Тот, кто сможет о ней позаботиться, кто возьмёт и Юлю в свой чум. Или тот, кто решится оставить свою кочевую семью и останется здесь, в этом старом проклятом доме до тех пор, пока не изживёт себя давнее обещание Нга обманутому сихиртя.

«Скорей бы уж весна!», думал Ясавэй, ведь именно тогда хотел сын его старого друга приехать свататься к Ябне.

Но случилось именно то, чего так опасался Ясавэй. Злая северная пурга налетела в сумерках на дом, убаюкала немолодых его обитателей своим низким протяжным воем. Затем ночью билась в двери и стены, царапала шкуры, уходила ни с чем и опять возвращалась, с новой силой пытаясь ворваться внутрь, чтоб своими глазами увидеть, почему не спит в эту ночь молодая Ябне.

Ой, если б знала ты, северная пурга, сколько боли причинишь старику! Отступила бы, улетела бы! Не смотрела бы в окна, не искала бы щели. Но своим любопытством не дала ты заснуть молодой и мятежной душе стариковского гостя. Ты своим приглушённым рыданием разбудила потаённые чувства, ты согнала его с постели, повела искать нежные губы. Это ты виновата, пурга, что не смог он остановиться и ведомый твоею песнею приподнял полог чужой комнаты.

И со злостью швыряя мелкий лёд в стены дома, ты заставила Ябне открыть глаза. Осветила сиянием силуэт Дракона и, поспешно меняя стратегию, начала им шептать очень ласково о любви.

Ник опустил полог за своей спиной, но так и остался стоять на самом краю скромной комнаты, боясь сделать шаг вперёд и одновременно меньше всего на свете желая сейчас уйти. Он видел только отсвет от летающего снаружи снега на милом лице, и только искры того самого отсвета в смотрящих на него глазах. Ябне не произнесла ни звука, не прогнала, не возмутилась тем, что он пришёл. Она только присела на своей постели, прижала к груди одеяло и ждала. Чего? Кого? Неужели его?

И он сделал шаг вперёд, и ещё один. Опустился перед ней на одно колено и потянулся — медленно, не отрывая взгляда от этих бездонных глаз, давая возможность отвернуться, остановить — к её губам. Она не воспользовалась милосердно предложенным шансом. Она подчинилась, отдалась. Обхватила его лицо ладонями, раскрыла навстречу губы и тихонько тревожно выдохнула, не понимая, что тем самым лишь распалила ещё сильнее огонь внутри Дракона.

Бесшумно, едва уловимыми прикосновениями Ник распустил тугие чёрные косы, отодвинул прочь разделявшее его с девушкой одеяло, и уже под его руками вздрагивала в испуге и ожидании невероятного невинная хрупкая Ябне, словно маленькая трепетная лань. Он покрыл её лицо поцелуями, успокоил нежными словами, уложил осторожно на спину и прокрался, лаская, руками под её ночное платье.

Даже не думала Ябне, что такое на свете бывает! Что такое может случиться — чтоб её ненасытное тело не желало б расстаться с Драконом. Каждый раз, как он чуть отдалялся, она спешила навстречу и томно молила мужчину продолжить сладкую пытку. И мужчина был милосерден, ведь ему того же хотелось. Он захватывал в плен её губы, обжигал своим пламенем ткань сосков, разрывал её снизу на части, разливая с каждым ударом внутри живота не боль, а счастье.

И тихие стоны страстного танца ловила и приглушала, унося с собою, всё та же ночная пурга.

Глава 6

Вернувшись в Москву, Владислав первым делом направился к банку — снять всё то, что находилось на его счетах. Но сумма оказалась крупной, пришлось оставить заявку, чтобы вернуться уже на следующий день. Только затем он поехал к дому, обдумывая по дороге, как сказать Марине, что пока им придётся повременить с покупкой помещения для салона. Это должен был быть подарок к её дню рождения, который, впрочем, не был сюрпризом.

Марина, жена, уже год как просила его дать ей возможность открыть собственный бизнес. Когда-то, ещё до беременности, она смогла стать весьма известным в кругах шоу-бизнеса парикмахером. Но быть мастером по вызову, как она это называла, или гнуть спину в чужих салонах, отдавая львиную долю их собственникам, ей никогда не хотелось. К сожалению, с бывшим мужем у неё не сложилось, и всё то, что сумела накопить на свою мечту, одним разом было им отобрано на какие-то свои цели. Ей же напоминанием о несчастливом браке и неосуществившейся мечте остались синяки от побоев, новая маленькая жизнь внутри и всё та же съёмная двушка на периферии города.