Насколько же эти все эти люди стали мне родными за прошедшие недели. Я разрыдалась от переполняющих меня эмоций и обняла, по очереди, всех участвующих в подготовке моего полёта техников, инженеров и программистов, благодаря их за проделанный труд. У многих, как и у меня в глазах стояли слезы. Так, что на Левиафан мы попали только спустя полчаса, только благодаря тому что Капитан отдал приказ сворачивать проводы.

Успокоилась я только в тесной рубке Левиафана, где вскоре и уснула, под ровное жужжание двигателей.

Проснулась я от качки. Под водой качки нет, так что Левиафан определенно всплыл на поверхность. Но видимая в иллюминаторах вода была такая же темная, словно мы до сих пор находились на глубине.

Неужели я проспала весь день?

Но тут лодка окончательно высунула морду из воды, и я поняла, что темно потому, что мы находимся в огромном, сообщающимся с морем ангаре. Впереди от нас, на освещенных прожекторами металлических мостках толпились люди из комитета по встрече.

Видимо, нас приехали встречать важные шишки, так как первое что я увидела, как только открылся люк была пара дюжин автоматчиков в черных армейских комбинезонах и в черных закрытых шлемах, которые целились в нас.

Как только пара солдат, в классической советской военной форме пришвартовывали Левиафан, я выскочила на берег, опередив двух П: Посредника с Подводником. И только оказавшись на скользких мостках, я вспомнила что забыла снять теплые лыжные брюки на лямках, в которых спала. И теплый свитер, похожий протертой облезлостью на хранящегося в музее оригинального Винни Пуха.

Особенно нелепо это смотрелась на фоне строгого брючного костюма Посредника, которая словно вышла на мостки не с вонючей и тесной подлодки, а с ложи большого театра. Мило улыбнувшись, Посредник взяла меня под руку, словно выводя нерадивую дочу в свет. На ухо она при этом прошипела: «Держи меня Даша, а не то я с этих каблуков ёбнусь» — что наверняка являлась попыткой приободрить меня — чтоб Посредник да с каблуков сверзилась? Не смешно.

Спустившись на твердую землю, мы подошли к комитету по встрече. В центре небольшой толпы из сухеньких и невысоких генералов, словно Юпитер, среди галилеевых спутников, возвышался похожий на театральную тумбу размерами и формой, великий во всех смыслах: политический, государственный, военный и партийный деятель Северной Кореи, товарищ Ким Чен Ын. И широко улыбался.

Я думаю, что у всех людей, впервые встретившихся с Кимом, возникают на почве его улыбочки приступы когнитивного диссонанса. Современные политики до дрожи в коленках боятся показаться несерьезными и несолидными. Я могу вспомнить только сдержанную улыбку Обамы, которой он иногда пытался скрашивать своё унылое правление. Власть сделала унылым весельчака и балагура Трампа, который под конец срока даже хохмить в твитере перестал.

На этом фоне широкая, довольная, с легким оттенком безумия, улыбка Кима, смотрелась вызовом всему миру. Сигналом, что ему плевать на правила. Знаком, что он свободен от навязанных условностей. По идее так должен улыбаться лидер свободного мира, а не последний из злодеев-диктаторов. А вот, подишь ты!

Увидев, что мы сошли на берег, Ким сделал шаг вперед и протянул мне весьма упитанную руку с похожими на связку сарделек пальцами.

Я пала на колени и облобызала монаршью длань, окропив щеки слезами благодарности… Поверили? А зря. Я просто и без затей пожала руку Киму. Ладонь была теплая, рукопожатие сильным. Ну, да и я на лодке тоже три месяца болты не зря винтила, так что поручкались мы с Кимом как два токаря в курилке. Без лишних нежностей.

После чего Ким повернулся к своей свите и что-то восторженно прокричал на корейском. Все дружно, как по команде, засмеялись, а пара левиевматвеев с блокнотиками даже что-то записали.

Пользуясь случаем, я внимательно оглядела Кима. Одетый в черный, явно пошитый опытными портными гражданский костюм, с широченными, словно трубы парохода штанинами, генсек резко отличался от одетых в блеклую военную форму членов свиты. Не думаю, что это вышло случайно — скорее всего, корейцы закладывали в это какой-то смысл.

Я обратила внимание, что моя прическа – точная копия стрижки Кима. Нет, серьезно. В свите были женщины, но все они, как одна, носили разные варианты каре, с пробором и без. Самые смелые – носили косы. Бритые виски были только у Кима и меня и я уже заметила пару недовольных взглядов в свою сторону от его спутниц.

Я довольно улыбнулась. А Посредник не зря ест свой хлеб.

Отшутившись, Ким продолжил ритуал встречи. Наконец-то заметив за мной скрывается Посредник, он сделал шаг вперед, расплываясь в улыбке. Посредник же, томно закатив глаза, вытянула вперед руку параллельно полу.

Не для рукопожатия. Для поцелуя.

Толпа оторопело затихла.

На секунду даже я оторопела, гадая, что сделает Ким. Поцелует при всех худенькую длань или обиженно фыркнув прикажет нас утопить вместе с подлодкой?

Ким поступил неожиданно. Схватив за плечи отирающегося около ледащего генерала, он повернул его, нацелив на руку Посредника. Генерал, которому ситуация явно понравилась, чувственно поцеловал руку Посредника, привстав, от усердия на колено.

Спутники Кима облегченно заржали, не дожидаясь команды от своего сюзерена. Посредник, сумев, не с первой попытки вырвать руку из уст любвеобильного дедушки, засмеялась тоже. Ким, с хмурым лицом взирающий на шоу, вытащил платок и передал Посреднику, которая с благодарностью приняв дар, тут-же начала вытирать руку.

На этом ритуал встречи был исчерпан, и мы прошли к стоявшим тут-же в гараже машинам. Кортеж Кима выглядел как пародия на правительственный кортеж развитой страны — собранные в него машины были не первой молодости и что еще забавнее, разных цветов.

Сам Ким ездил на черном линкольне-лимузине выпуска пятидесятых, в купе которого посадили и нас с Посредником. Но разговора, на который может быть надеялась и которого немного опасалась я, не получилось.

Сидящие в противоположенных от нас креслах, Ким с генералом начали нудно решать производственные вопросы, ругаясь по телефону по корейски. Почему производственные вопросы? Потому что некоторые технические и управленческие термины Ким произносил по-русски. Получалось так: «Бла, бла, бла, космодром, бла, бла, бла, твою мать». Понятно, откуда ноги северокорейской космонавтики растут, подумала я.

Потом я заметила в речи Кима еще одно повторяющееся слово: «Доходон». Если судить по тому, с какой экспрессией Ким выкрикивал это слово, сопровождая свои слова размахиванием кулаком в воздухе, с Доходоном что-то было не так.

— А Доходон это кто? — не выдержав, спросила я шепотом у Посредника.

— Ракетоноситель, который должен вывести твой шатл на орбиту.

— А он выдюжит? — обеспокоенно спросила я. — Как вы ракету назовете, так она и полетит.

— Вообще-то он Тэпходон, — поправила меня Посредник. — К тому же, Даша, другой ракеты всё равно нету.

— Так давай хотя бы эту переименуем, — парировала я. — Назовем «Победой» например.

— Глаголом жжешь, — хохотнула Посредник, — «Победа» — исключительно подходящее название для корабля, в который можно взять только ручную кладь и в котором нельзя разогнуться.

И мы обе засмеялись в голос, вызвав неодобрительный взгляд от Кима, которому мы мешали говорить.

К сожалению, из-за вусмерть утонированных окон машины я не смогла полюбоваться красотами Кореи, на что и пожаловалась Посреднику.

— Ничего страшного, Дарья, — обрадовала она меня, — Старт у нас на послезавтра, а завтра мы можем выпросить у Кима машину и прошвырнуться в Пхеньян.

— Вот так вот просто? — Удивилась я, — у нас же старт на послезавтра. Вот если честно, не думала, что космонавтов в город перед вылетом выпускают.

— Космонавтов — нет. Тебя — да, — спокойно пояснила мне Посредник, — Я тебе уже много раз говорила, что ОО считает себя мерилом всех вещей. И, он спросил себя, чтоб он сделал на твоём месте. Сбежал бы он в Пхеньян, перед вылетом в самоволку, пивка попить и всех потролить. Ответ как ты понимаешь, был утвердительный. Хрен бы его удержали.