Ну, не знаю, как там с космической машинерией, а пирога наотрез отказывалась даже подавать признаки жизни. Приходила Вера и называла нас (смотрела на меня) упрямыми баранами. Приходил Степлер и громко протяжно орал. Подозреваю, повторял утверждение сестры, но в грубой нецензурной форме. Приходил Кусака, который таки решился покинуть гостеприимный сарай и проецировал укоризненные мысли. Что-то, связанное с рогатыми животными в курчавой шкурке. Приходил Привратник и с вежливым недоумением рыл лапой землю на берегу реки.
Когда к нам подошли три длинношерстные свиньи и вежливым похрюкиванием начали давать дельные советы, я сдался.
Нет, на первый взгляд всё казалось проще пареной репы: пульт возле удобного кожаного кресла так и просил положить ладонь на мягкую подушечку, а пальцы разместить в специальных подвижных пазах. Стоило коснуться белой выпуклой полусферы, как внутри пироги что-то начинало вибрировать. Видимо, работал мотор.
И на этом — всё. Сколько я не двигал пальцами, сколько не стучал по подушечке, лодка и не думала двигаться с места. Убирал ладонь, и вибрация тут же прекращалась.
— У нас есть хорошая притча, — рассудительно заметил Иван, наблюдая, как я в тысячный раз касаюсь пульта. — Вот Вера хорошо уловила её смысл и передала самую суть.
— Когда? — хмыкнул я.
— Когда назвала нас упрямыми баранами. Поехали, — якут кивнул на катер. — Сам подумай, а если бы кому-то в руки попало что-то, из нашей техники? Ну, кому-то, кто и понятия не имеет, как она устроена.
— Но тут же всё должно быть очень просто. — я выбрался из пироги. Лохматый свин подошёл ко мне и ткнул в ногу розовым пятаком. — Какие-нибудь тяги, движок и топливный бак.
— Ты внутрь лазил? Нет? А я открывал люк и ни хрена не понял. Там какие-то паутинки, мембраны и красная штука, напоминающая желудок.
Я посмотрел на якута, а тот пожал плечами, потом прыгнул на катер и завёл двигатель. Плюнув в сердцах, я забрался на покачивающийся кораблик и посмотрел в сторону станции. С одной стороны главного домика неуклюже топтался Кусака и делал вид, будто его очень интересует сожжённый до корней пень. С другой стороны стояла Муаррат и смотрела прямо на меня.
Знакомство и тот дурацкий разговор произошли вчера и с той поры мы виделись всего один раз. Сегодня утром, когда столкнулись в коридоре. Мне буркнули нечто неразборчивое, но весьма напоминающее приветствие. Я поздоровался в ответ и собирался осведомиться о самочувствии, как бы идиотски это не выглядело. Однако девушка молниеносно шмыгнула в свою комнату и сразу закрылась на замок.
Подозреваю, что видеть именно меня хотели в самую последнюю очередь. Подозреваю, потому что чуть позже слышал, как сестра долго и тихо разговаривала с гостьей, а та даже не пыталась сбегать и хлопать дверями. О чём он разговаривали — не знаю и спрашивать не стал.
Вчера вечером, когда я лежал на кровати и гладил по загривку храпящую Дину, возникло ощущение, будто я падаю в пропасть. Кажется, я провалил экзамен на знакомство. Иначе, к чему была та фраза, что я — не её погибший мужчина? А ещё я понял, что очень хочу видеть Муаррат, говорить с ней, узнавать о её прошлом и рассказывать о своём. Ка обычно, некоторым желаниям суждено оставаться лишь таковыми.
— Поехали, — сказал я. Потом поднял руку и помахал. На ответ я, честно говоря, не надеялся. Однако, Муаррат махнула и мне показалось, будто девушка что-то крикнула.
Катер бодро рассекал воду реки, брызги летели в лицо, а Иван что-то бормотал себе под нос. Что-то непонятное и протяжное. Возможно, пел, а может быть, декламировал теорему Пифагора на якутском.
— Странная девка, — сказал спутник в конце концов, и я вопросительно покосился на него. Вроде бы разговоров мы не вели. Особенно на эту тему, — Хочешь верь, хочешь — нет, но пока ты у нас не поселился, она за тобой следила.
Рука соскользнула с мокрого металлического борта, и я едва не улетел в реку. Не смертельно, понятно, однако же купание в холодной воде в мои планы совсем не входило. Я медленно отёр руку о куртку и лишь после уставился на неожиданного болтуна. Вот так всегда: молчит, молчит, а потом — как выдаст нечто эдакое. Иван казался невозмутимым. Сейчас он как никогда напоминал заправского морского волка, чей дождевик лихо полощется на ветру. Бороды не хватало.
— Ты чего сказал? — уточнил я. Нет, ну могло и послышаться.
— Следила за тобой, говорю, — Иван повернул штурвал и катер ловко миновал кусок чёрного бревна, шедший нам наперерез. — И не только я видел, Вера тоже говорила. Когда ты мимо проезжал или ходил по своему берегу. Обычно пряталась среди деревьев и смотрела. Вера сказала: зрение у девки, как у орла.
— Зачем? — мозг буксовал, пытаясь совместить совершенно противоречивые данные. Не помогало даже воздушно-водяное охлаждение. — И почему тогда…
Я даже не знал, как правильно сформулировать вопрос. Но якут в этом и не нуждался. Мужчина просто кивнул, отчего капюшон дождевика слетел с головы, оставив на поругание ветру торчащие в разные стороны волосы. Катер поутих и повинуясь бравому мореходу начал замедлять движение. Мы приближались к пристани.
— Я же говорю: странная девка. Может петь какие-то свои песни, танцевать, а через минуту глянешь: сидит, слезами заливается. И в разговоре так: только что тихо слушала, что ей говорят и вдруг, ка-ак взорвётся и ну орать. Вера ей однажды в сердцах оплеуху отвесила, так я думал, что они друг дружке волосы на головах повыдирают.
— Не вмешивался? — уточнил я.
— Что я, дурак? — якут усмехнулся и заглушил мотор. Помог мне выбраться на пристань и протянул конец каната. — Когда две бабы дерутся, Годзилла нервно курит в сторонке.
— Много вы тут знаете о Годзиллах, — я внезапно вспомнил, как Маша смотрела на Лену, с которой у меня был роман. Елена перехватила этот взгляд и очень быстро исчезла. Не знаю, стала бы Маша рвать разлучнице волосы, но взор у неё был…
— Годзиллу японцы у нас украли, — спокойно пояснил Иван и протянул мне Бизон. Сам он держал А-91. Прикипел к нему, что ли? — И единоборства тоже.
— Якутские ниндзя, — я покачал головой. — Чудны дела твои… Ты там ничего не курил перед выходом? Грибов не ел?
— Разум белого человека подвержен сомнению, — якут откровенно развлекался. И вообще, настроение у спутника было просто замечательное. Ещё бы, в отличие от меня, спал Иван не один. Верка с утра тоже улыбалась без продыху. — Ты вот лучше объясни, зачем мы вообще идём на пепелище? Ностальгия замучила?
Интересно, скажи я ему, что стараюсь держаться подальше от Муаррат, он бы понял? Завтра я планировал поехать в посёлок, а там — ещё чего-нибудь придумаю. Очень тяжело встречаться с девушкой, похожей на любимого человека, понимать, что ты ей скорее всего неприятен и не иметь ни малейшего понятия, как исправить ситуацию.
— Нужно посмотреть, может чего ценного осталось, — пробормотал я и ощупал колени. Ноги выразили неодобрение, но отрапортовали, что кратковременному марш-броску готовы.
— Оружие я забрал, — рассуждал Иван, пристально осматривая берега реки. — Твои личные вещи забрал, чепуху всякую — тоже. Надумаешь переносить мебель — работай сам, без меня.
Мы прошли по скрипящим доскам пристани, и я остановился прислушиваясь. Деревья стучали ветками, глухо плескались волны реки, а из леса доносился птичий гвалт. Не похоже, что кто-то решил устроить засаду. Да и то, мой спутник уже успел побывать тут не один раз и никого не встретил. Хоть, как рассказывал с непроницаемой физиономией Иван, во время первого захода очень хотелось справить большую нужду прямо в штаны.
Пришельцы здорово напугали якута и сестру, когда ворвались к ним на станцию. Со слов Веры, сначала они увидели странные сполохи за окном, а потом послышался оглушительный взрыв. Это Верин джип отправился в рай для всех уставших машин, честно служивших своим хозяевам.
Ивану, который схватил оружие и выбежал во двор, то ли очень сильно повезло, то ли весьма не повезло. С какой стороны посмотреть. В полноценном бою ему поучаствовать не дали, но хоть жив-здоров остался. Якут вообще не успел сделать ни единого выстрела. Как он рассказывал: «Выбежал, увидел чёрную тень, прицелился, отключился». Шишка на затылке мужчины до сих пор вызывающе торчала из жёстких чёрных волос.
