«Сколько ей лет? Свеженькая! Видно, что свеженькая! И больше нет никого рядом!»
Возле девчонки крутилась только какая-то собака. Лохматая, довольно крупная, но всего лишь собака. Впрочем, будь даже рядом с девчонкой, например, парень, вряд ли это расстроило бы Эвана.
Рэтлиф был невысок, сух, подвижен. Лет – около тридцати, хотя сейчас какой-нибудь незнакомец мог бы дать ему тридцать пять, а может, и сорок. И дело не только в густой чёрной бороде, которую он время от времени подстригал ножницами, но и в загорелости, немытости, да и вообще в его образе жизни в последние несколько недель.
Шатен с карими глазами и мясистыми губами – он располагал к себе женщин, но почти все они довольно быстро разрывали с ним связь. А причиной было то, что он делал женщинам больно. Проходили пять, семь, девять интимных встреч… или неделя, две, месяц отношений… а затем он проявлял грубость. Ему хотелось делать больно. Не бил, нет. А из раза в раз делал больно в момент, когда должен был доставлять удовольствие. Причинял боль словом или резким движением, или пугающей железной хваткой. Весьма и весьма немногие женщины позволяли в отношении себя такого рода грубость и даже садизм.
Вскоре они бросали его, а он расстраивался. И знал о причине, по какой они уходят, но не считал её своей проблемой. «Некоторым из них ведь нравится. Они терпят. И любят меня», – говорил он самому себе. Однако Эван быстро пресыщался теми, которые терпеливо, а порой и возбуждаясь, переносили причиняемую им боль. Срабатывал какой-то внутренний ограничитель, и он терял к этим женщинам интерес. Словно бы удостоверившись в порочности бабьего рода на примере одной из развратных его представительниц, он грубо и решительно прерывал отношения и устремлялся на поиски следующей жертвы.
Рэтлиф, как человек с невысоким интеллектом и формальным воспитанием, делил людей на ближний круг и прочих. С близкими, например, с друзьями, он старался не опускаться до подлости и обмана, а с прочими поступал так, чтобы иметь выгоду или удовольствие, при этом не стесняя себя моральными нормами.
Окончив школу, Эван два года отслужил в армии. Как и многие их тех, кто идёт служить, он стоял перед выбором: флот или морская пехота? И выбрал морскую пехоту. В первый год он оставался в Соединённых Штатах, а на второй – его отправили в Афганистан.
Большую часть времени Рэтлиф провёл на базе, в сравнительно безопасных условиях. Но пороху понюхать ему всё же довелось. Однажды в составе взвода он сопровождал каких-то местных бонз, которые колесили по провинции перед выборами, и на их колонну напали талибы. Рядом с «Хамви», в котором ехал Эван, взорвался мощный фугас. Его контузило. Что происходило дальше, он помнил смутно. Каким-то образом оказался вне повреждённого автомобиля; стрельба, разрывы гранат, свист пуль, крики на пушту и английском; он сам палит куда-то из винтовки, просто палит в сторону от дороги. Постепенно усиливается боль в висках и лбу – ощущение словно переднюю часть черепа придавило двухпудовой гирей, в глазах чуть ли не сумерки, цвета поблёкли, во рту – привкус крови, дышать трудно. И дикий страх.
Он пролежал в госпитале две недели. В первые дни болела грудь, было тяжело дышать, случился раз даже приступ кашля с кровью; ещё дольше не проходила головная боль. После выписки он наблюдался у врачей. Однако до окончания контракта у него оставалось месяца полтора. Рэтлиф решил не продлевать договор – и уволился из вооружённых сил.
Возвратившись в Штаты, он предполагал некоторое время пожить в своё удовольствие, а затем пойти учиться в колледж, ещё до того, как закончится срок, отведённый ему программой Министерства обороны, по которой бывшие военные пользуются денежной льготой. Однако и прежде довольно слабая тяга к учёбе совсем иссякла. И он в течение двух лет просто проживал армейский гонорар, лишь изредка перебиваясь случайным заработком.
Через своего дружка Шеймуса Роксби он сошёлся с его братом Стивом. Тот был старше, но тоже недавно отслужил по контракту в морской пехоте (два года, из четырёх армейских, провёл на Ближнем Востоке). Стив и приучил его к героину.
С середины зимы до середины или конца лета они работали в небольшой компании, специализировавшейся на внешней обшивке домов и установке заборов, остальное время – были праздными. Бывало, занимались мелкими махинациями и воровством, обычно, уезжая для этого в соседний штат. Особой нужды в деньгах не испытывали; Рэтлиф ещё получал выплаты за контузию. Так прошло несколько лет.
Между тем Стив умудрился жениться и быстро овдоветь: его жена Клара умерла от передозировки. И тогда Стив Роксби завязал. Конечно, не в одно мгновение…
Сначала он подсел на религию Иеговы6. И некто Пит, бывший уже давным-давно в завязке и которому Стив рассказал о своём желании кончить с ширевом, посоветовал: «Тебе надо выйти из собственного окружения. Если серьёзно хочешь завязать, сначала выйди из того круга, в котором ширяешься, – на время исчезни для своих друзей».
А Пит со своими корешами (некоторые тоже был завязавшим) как раз собрался пару недель порыбачить на каком-то озере. Предложил он и Стиву ехать с ними. И Роксби, не предупредив никого, даже Шеймуса, – отчалил. Пробыл на озере три месяца – так ему посоветовал Пит. «Потому что, – сказал он, – месяц – слишком мало, и надо побыть без старого окружения подольше. А одиночество – самое лучшее лекарство от всякого человеческого дерьма».
А ещё он сказал, прощаясь: «Стив, теперь это всё твоё. Небо, озеро и этот берег. Ты – хозяин. Не пускай сюда чужаков с ширевом. Сохрани в сердце берег и эти мгновения. Когда возвратишься в город и в старое окружение, и если тебе захочется ширнуться, то загляни в своё сердце. И помни: если не удержишься, то вода в озере превратится в кровь, и небеса побагровеют и прольются кровавым дождём, и берег изрежут ручьи крови, схлынувшей с гор. Не позволь случиться этому, Стив Роксби. Ты – хозяин, страж оазиса Иеговы в твоём сердце. Когда тебе станет невмоготу в городе, приезжай сюда. Можешь взять своих корешей. Но не допускай их в мир твоего сердца. Иначе он утонет в собственной крови».
Больше двух месяцев пробыл Стив в одиночестве, если не считать редких встреч с рыбаками, туристами и визитов в магазин, что находился в восьми милях. Пит, кстати, и высылал ему деньги на имя владельца магазина.
А потом Роксби возвратился. Другой человек. Взгляд глубокий, как у Будды, белки глаз светлее одинокого полуденного облака, улыбка – словно у младенца, которому мамаша пощекотала живот.
Завязал Стив, но что касается всего остального, то остался прежним. Мог пропустить полдюжины порций виски в баре или целый день сидеть с друзьями, посасывая пиво. Учение Иеговы задвинул… впрочем, он и не увлекался им особенно – только, чтобы завязать с наркотой. Шеймус, Эван и остальные парни и девки из их круга – продолжали ширяться, а он каким-то образом умудрялся сберечь свой берег – тот, который в сердце.
Ну а ближе к следующей осени предложил он Эвану и Шеймусу завязать и поехать с ним на Озеро. Крыса не желал завязывать. И Шеймус не готов был изменить свою жизнь. Тогда Стив, чтобы не замарать чистого берега, застрявшего в его сердце, повёз парней рыбачить в другое место.
Целый месяц они тогда провели в камышовой глухомани соседнего штата и остались довольны. А на следующий год Стив выкинул идею ехать на озеро Ньюбелл, где парни смогут завязать с ширевом. Эвану не совсем по душе было такое дальнее путешествие на рыбалку. «Это же в тысяче миль к северу, в Канаде. Зачем так далеко забираться?» – заметил он Стиву. Шеймус поначалу вроде тоже не горел желанием ехать к чёрту на кулички, однако поддался, как обычно, влиянию старшего брата и в конце концов сказал Рэтлифу: «Поехали, Эван. Тут всё равно только со скуки подыхать. Да и деньги просадим не так быстро». Немного поупиравшись, Крыса согласился: «Ладно, поедем. Но тогда завяжем в следующий раз… Может быть. Без ширева – не поеду!» Стив досадливо махнул рукой – и они отправились к Ньюбелл.
