Потом мой маленький тиран ведёт чистить зубы, умываться, и, представляете, я каждый день ем тоже, что и он. Сегодня это овсянка. Мы убрались, и я уже решил расстелить плед во дворе, но Егор тянет меня за руку.

- Папа, пойдём. Пошли на речку.

Вчера мы так и не дошли до речки. Что ж, попробуем сегодня.

День жаркий. Здесь много народа. И среди них замечаю Ларису. Она щурится от солнца. Волосы водопадом струятся по спине. Чуть полноватая, но это ей даже идёт. Замечает нас и идёт в нашу сторону, а Егорка, как всегда прячется за меня, не знаю отчего, но он боится её.

-Ну, здравствуй! Чего не звонишь, не заходишь? – а сама раздевает меня глазами. Ловлю взгляд на яремной впадине, потом он скользит вниз, по груди, ниже…

Голос у меня немного охрип.

- Свет, сто раз говорили. Да и замужем ты…

-Раньше тебя это не останавливало. Ну, да и ладно. Надумаешь, заходи.- И пошла к подружкам, зазывно виляя бёдрами. Раньше меня цепляло. А сейчас эта похабность отторгает. Хочется смыть с себя грязные мысли, и я ныряю с разбега. Егорка смеётся, бежит и плюхается в воду. Я подхватываю его, хлебанул всё-таки. Опять бояться будет, идёт к ребятам и играет в песке. И вдруг я вижу Софью. Она стелит покрывало и идёт к реке. А я боюсь, как среагирует Егор. Но он, кажется, занят своей игрой и не замечает её.

Софья ныряет с мостика, и я её не вижу, только речка поблёскивает на солнце. Ветер дует, барашками разнося рябь по зеркально гладкой поверхности, а её не видно, я уже в панике… Но тут вижу, что  она плывёт, но уже далеко. В этот день солнце решило всех изжарить. Я командую сыну лезть в воду, и мой мальчик прямо с ведром бежит к воде, но вдруг останавливается на минуту, смотрит на меня, как будто решает: сделать это или нет… И тут до меня доходит – он увидел Софью.

Она тоже растерялась, смотрит на меня, и тот же вопрос в глазах: «Можно?»

Да что вы от меня хотите, я сам не знаю, что делать, но они оба смотрят на меня, я молча киваю, и она подплывает к нему.

Мой Егорка обхватывает её и целует в румяную щёчку. Софья растерянно на меня оглядывается, как будто оправдывается за это, но тут же, подхваченная порывом, подхватывает малыша, и они резвятся в воде. Ребята, которые с ним играли на берегу, тоже хотят присоединиться и, получив от мам разрешение, плюхаются в воду. Она, увидев пополнение, тут же придумывает новую игру: теперь она паровозик, и они все цепляются к ней. Егор на седьмом небе от счастья, и я ему завидую, он к ней прижимается, целует, а я стою не у дел. Наконец, их паровозик разваливается, и малышей зовут мамы. Нам тоже пора, и я показываю им выбираться. И у них новая игра: теперь они крокодилы и медленно выбираются на берег. Все в песке, но мордашки очень счастливые. Он замёрз, и она, вместо того, чтобы закутать его в полотенце, засыпает его песком, показывая мне, чтобы присоединялся. Мы засыпали мелкого по самую голову, пробует выбраться, но не может.

-Папа, вытащи меня ...-Ага, а вытащить-то меня просит, а не её. Мы в две минуты откапываем его и за обе руки несём отмываться. Помогаем друг другу отмываться от песка, и в какой- то момент эта игра начинает мне слишком нравиться. Под моими руками её спина, я обмываю её, руки останавливаются на талии, и тут Софья резко разворачивается, и я чувствую её дыхание на своей груди. Я поднимаю её подбородок и заставляю посмотреть на себя. Не знаю, что на меня нашло, но близость наших тел и взгляд её карих глаз, обрамлённый густыми ресницами…

- Пойдём с нами, не хочу тебя отпускать. Ты как магнит притянула и не отпускаешь.

Мелкий берёт её за руку, и мы идём, ни дать, ни взять – семейная пара. И тут эта шлябра всё испортила.

- Вот, значит, Никитушка, как… Новую дурочку завёл. Да? –У меня сердце-таки и рухнуло. Я прямо нутром почувствовал, как ей больно стало. Но Софья меня удивила.

-И тебе, Лариса, добрый день. Как жаль, что мы торопимся, а то бы поболтали с тобой обязательно. Ну, что встали, мальчики. Идём?

И мы уходим под сверлящий взгляд Лары. Нет, она конечно не спустит ей этого, но, как оказалось, моя девочка тоже иногда может показать свои зубки….

Солнце палит во всю. Егорка совсем разомлел от жары, и Никита взял его на руки, но тот всё равно время от времени тянется своей ручкой, чтобы пальчиками дотронуться до меня. Я ловлю их и тихонько пожимаю, а Никита оборачивается и целует моё запястье. Меня просто прошибает током. Он пробуждает во мне что-то сильное и волнующее; никогда не думала, что способна так реагировать на такие простые прикосновения. Странное приходит такое чувство, что они мои, оба, и я делаю всё правильно, просто мы идём домой...

Ого. Это его дом? Достаточно большой, недавно отстроенный с дорогой отделкой, он очень выгодно отличается от привычных деревенских домов. Даже дом моего деда значительно ему уступает. Мы проходим в калитку. И тут я поражаюсь ровному зелёному ковру газона. Всё очень аккуратно. Перед домом летняя веранда, и на ней я вижу плетное кресло-качалку. Иногда я представляла свой собственный дом, и этот дом очень на него похож.

Никита несёт малыша в душ. А я пытаюсь приготовить, что-то на обед. Трудно сразу сориентироваться, но сразу приходит решение из детства. Очень любила куриный бульон с сухариками и биточки тоже из курицы. Ставлю бульон на огонь. В это время готовлю биточки и вермишель. Для идеального обеда не хватает салата и компота, но и так пахнет всё очень аппетитно. Двое голодных мужчин уже ждут. Они накрыли на стол. Я наливаю прозрачный бульон и сыплю туда сухариков. Жалко у него нет зелени, было бы совсем красиво. Они уплели всё за две минуты и уже принимаются за второе, я рада что угодила, по крайней мере, лица у них очень счастливые, да и сама я порядком проголодалась и отмечаю себя просто гением кулинарии, не меньше…

Егорку отправляем спать, да он сам уже кемарит на стуле.

- Отнесёшь меня? – тянется ко мне. Я беру Егорку на руки, и он показывает мне, куда идти. Он укладывается в свою кроватку и рядом кладёт медвежонка.

- Михайло Потапович тоже будет спать. – Я целую его в носик и собираюсь уйти, но он не пускает. Крепко обнимает меня и спрашивает: