Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Информаторы неустанно трещали, выкладывая свои обрывочные мысли и домыслы, а Годфри впитывал все, как терпеливая губка. Они свидетельствовали против себя каждым своим словом, а он не говорил почти ничего. Он, как никто, умел разговорить их, пользуясь ничего не значащими междометиями («Хм?», «Да-да» и «Понятно»). Не столько агент-провокатор, сколько пассивный агент, если можно так выразиться. («Иногда, – сказал Перри, – молчание – самое сильное оружие».) Джульетта – и, возможно, только она одна – начала улавливать нетерпение Годфри. Она научилась читать между строк. Но ведь самое главное и пишется только там, правда?

БЕТТИ. Не знаю, когда смогу прийти. Во вторник или в пятницу.

ГОДФРИ. Можно сюда позвонить.

ТРУДИ. Ты сможешь принести невидимые чернила? Если не трудно?

БЕТТИ. Да, я собиралась принести обратно второй флакон.

ГОДФРИ сказал, что невидимые чернила трудно достать, а затем проинструктировал ДОЛЛИ, как ими пользоваться.

Несколько реплик нрзб из-за шелеста бумаг.

(Курят.)

ГОДФРИ. Так я вас увижу на следующей неделе?

ТРУДИ. Только через две недели. Я еду в Бристоль. Я зайду к тому фермеру (три слова нрзб). У него было что сказать по поводу Кицбюэля (?).

(Общий смех.)

Обсуждение разных маршрутов, по которым они собираются идти домой. Годфри сказал, что лучше не ходить все время одной дорогой.

ГОДФРИ. Спасибо всем за чрезвычайно плодотворный вечер.

Все уходят вместе.

Конец ЗАПИСИ 21.

19:45

Невидимые чернила, фыркнула Джульетта про себя. Перри и Годфри с помощью отдела спецсредств МИ-5 все время придумывали какие-то штучки, водя соседей за нос. То невидимые чернила («Их трудно достать, так что экономьте», – наставлял Годфри), то рисовая бумага, которую можно съесть («при необходимости», серьезно сказал он). И еще – марки и конверты для постоянной переписки с другими. Деньги на телефонные звонки. В квартире был телефон – «VICtoria-3011» – так что информаторы могли связаться с Годфри, когда он находился там. Оказалось, инженеры из Исследовательской лаборатории почтового ведомства пытались изобрести устройство, с помощью которого Годфри мог бы отвечать на звонки дистанционно. Но у них ничего не получилось.

Информаторов Годфри надлежащим образом впечатлило доверие, оказанное им Третьим рейхом. Представители пятой колонны были безнадежно доверчивы. «Люди верят в то, во что хотят верить», – сказал Перри.

Время от времени кто-нибудь из МИ-5 звонил и просил Джульетту передать что-нибудь Годфри. Она записывала сообщение на бумажке, относила в соседнюю квартиру и оставляла на столике в прихожей.

– Мисс Армстронг, – сказал ей Перри, – когда вы туда заходите, надеюсь, для вас не составит труда махнуть пару раз метелкой для пыли, вытряхнуть пепельницы и тому подобное. Лучше, если этим будете заниматься вы, чем какая-нибудь любопытная уборщица.

Когда Джульетта нашлась что ответить («Я совершенно уверена, что меня взяли в службу безопасности не пыль вытирать»), Перри уже упорхнул. Он вернулся через минуту, наградил ее улыбкой (вообще-то, он улыбался очень обаятельно) и сказал:

– Кажется, тут где-то была щетка для чистки ковров.

Пришел Сирил, кипящий энтузиазмом, как всегда.

– Добрый вечер, мисс!

– Добрый вечер, Сирил.

– Не хотите чашечку чаю, мисс?

– Нет, спасибо. Я уже почти закончила.

– Ну тогда я тоже займусь делом, нужно повозиться с приборами.

Приборы были для Сирила священны, и он постоянно за ними ухаживал. Еще он был слухачом – радиолюбителем, которого МИ-18 «записало в добровольцы»: перехватывать в свободное время переговоры немцев по радио, сканируя коротковолновые частоты и транскрибируя морзянку. Джульетта не понимала, где Сирил берет время на сон.

Она добарабанила до конца последней записи и потерла виски – в последнее время у нее чаще обычного болела голова. Это от напряжения – приходилось изо всех сил вслушиваться, чтобы разобрать слова информаторов. Очень многое она писала просто наугад. Иногда ей казалось, что она вообще все выдумывает, заполняя лакуны, придавая разговорам хоть какой-то смысл. Впрочем, если и так, все равно никто не заметит. А если она не станет этого делать, то будет выглядеть идиоткой, и Перри найдет другую девушку на ее место. Хотя кого бы он ни нашел, у этого человека должен быть слух как у летучей мыши.

Джульетта пару дней провалялась с простудой, и ее заменяла некая Стелла Чалмерс.

– Мисс Чалмерс могла бы и вовсе не беспокоиться. – Перри показал Джульетте расшифровки, полные прорех, как рыболовная сеть. – Эта ерунда не стоит того, чтобы ее подшивать в дело. Насколько я понял, Сирил пришел и увидел, что она рыдает над пишущей машинкой.

– Это нелегкая работа, сэр, – сказала Джульетта, втайне довольная, что бедная Стелла не справилась. Видимо, не научилась заполнять лакуны.

– Для этой работы нужно хорошее ухо. Или два. – Он смущенно хохотнул; Джульетта решила, что он пытался сказать ей приятное. – Надеюсь, ваша простуда уже прошла. Нам вас не хватало. – (Глупое сердце, не бейся, сказала себе Джульетта.) – Никто не заваривает чай так замечательно, как вы, мисс Армстронг.

Джульетта выкрутила из машинки последнюю закладку бумаги, переложенной копиркой, от которой у нее все пальцы постоянно были в фиолетовых пятнах. Накрыла машинку чехлом от пыли и положила первый экземпляр расшифровки на стол Перри – он потом прочитает. Второй экземпляр она подшивала в дело, а третий клала в лоток для исходящих бумаг – его рано или поздно заберет мальчишка-рассыльный и увезет куда-то. Джульетта полагала, что этот экземпляр будет валяться непрочитанным в железном конторском шкафу, в каком-нибудь министерстве или в «Скрабз». Когда война кончится, от нее останется просто невероятное количество бумаги.

Джульетта с удивлением поняла, что скучает по «Скрабз», даже по самым неприятным моментам – по девицам-аристократкам, по ужасным железным лестницам, даже по омерзительным туалетам. Впрочем, она по-прежнему общалась с Клариссой, втянутая в орбиту ее вращения в свете. Собственно, они и сегодня должны были встретиться.

– А мистер Гиббонс тут? – спросил Сирил.

– Нет, я его сегодня вообще не видела, – сказала Джульетта, надевая пальто.

Она понятия не имела, где может быть Перри. Они проводили вместе значительно меньше времени, чем она ожидала вначале. Иногда, придя утром на рабочее место, Джульетта понимала, что в квартире никто не ночевал, и решала, что он, видимо, остался у себя на Петти-Франс. Хотя на самом деле трудно было определить, ночевал Перри или нет, поскольку он, как монах-аскет, почти не оставлял после себя следов. Это странно противоречило как его разборчивости относительно ресторанов («Л’Эскарго», «Л’Этуаль», «Кафе Рояль»), так и его несомненному стилю в одежде. Брюки фасона «оксфордские мешки», игриво заломленная фетровая шляпа, галстук-бабочка – все это рисовало совершенно иной облик.

Джульетта решила, что он, несомненно, эксцентричен. Он мог быть обаятельным – по временам даже чрезвычайно обаятельным, – но когда брала верх темная сторона, он бывал мрачен, почти озлоблен. Единство и борьба противоположностей. Тезис и антитезис. Когда-то, готовясь к экзаменам в Оксфорд и Кембридж (на которые так и не пошла), Джульетта читала Гегеля. Может, потом когда-нибудь свершится и синтез и родится Перри, у которого настроение будет ровным день ото дня – благодаря его верной помощнице, спутнице во всех делах. («Без вас, мисс Армстронг, я бы никогда ничего не достиг».)

Выйдя из квартиры, Джульетта наткнулась на Годфри Тоби, нерешительно стоящего в коридоре. Тоби держал в руке ключ от «своей» квартиры, но смотрел на дверь, словно уйдя в собственные мысли.

– Мистер Тоби, добрый вечер.

– А, мисс Армстронг. Добрый вечер.

Он приподнял шляпу и слабо улыбнулся:

– Я сегодня рано. Мы с вами обычно расходимся, как те корабли, что проплывают в ночи.

13
{"b":"655737","o":1}