— До того, как мы с тобой поссорились, ты вёл себя совершенно по-другому. Неужели ты бросил меня, пятнадцатилетнюю, только из-за того, что я хотела узнать правду и вернуть свои законные способности, которые ты запечатал? — Лика прикусила нижнюю губу и оставалась стоять на том же месте, не решаясь приблизиться к отцу. Её просто переполняли самые неприятные и прескверные чувства. — Ты должен был просто объяснить мне, как их высвободить, а не исчезать. Не уходить от своей единственной дочери! Я так много просила? Я хотела лишь того, что принадлежало и принадлежит мне и по сей день.
— Я ни за что не позволю тебе, Холика, пользоваться такой мощной и неукротимой силой, — ещё с самого детства он хотел уберечь дочь от её же способностей антихриста, прекрасно осознавая, что с ними к ней придет огромная и тяжёлая ответственность, к которой та не готова. Но для Лики этот факт значил гораздо меньше, чем просто ничего.
— Хорошо. Прекрасно, папочка, — она показательно развела руки в стороны и нагло улыбнулась уголками губ, не отрывая от него взгляд. — Катись в Ад. Я ненавижу тебя, — специально делая паузу после каждого слова, заявила девушка и поспешила уверенным шагом покинуть помещение, громко хлопнув входной дверью.
Когда она вышла на улицу, где уже начинало темнеть, то сразу ощутила холодный ночной ветер, вызывающий мурашки на коже. Но ей было совсем не до этого: пылающая в груди обида разжигала её эмоции всё сильнее. Направляясь обратно к «Импале», девушка неаккуратно ломала мешающиеся ветки у неё на пути и пыталась справиться с нарастающим в душе гневом, пиная листья в разные стороны. Холика злилась не только на своего отца, но и на испытываемые чувства. Она еще с самого детства считала, что эмоции и являлись главными убийцами всего человечества, поэтому всегда ругала себя, если давала слабину.
Её не отпускала мысль, что с силами она бы, скорее всего, ничего не чувствовала. По её мнению, жить без эмоций стало бы гораздо легче и правильнее, ведь из-за них за всю историю было совершено столько глупых и необдуманных поступков. Но Холли никогда не брала во внимание то, что принесли людям их чувства, которые порой бывают не самыми радостными. Она считала, что все произведения искусства, искренние признания, героические поступки, бесценные романы и поэмы не стоили того, чтобы испытывать эмоции. Для неё всё это являлось лишь плодом развитой фантазии и слабости. Лика всегда утверждала, что настоящей любви никогда не существовало, и могла посмеяться над теми, кто сказал бы иначе.
— Твою ж мать! — переходя в крик, выругалась она, когда осознала, что машина была заперта. Затем девушка из-за порыва гнева пнула колесо «Импалы», но моментально пожалела об этом поступке, вновь проклиная весь мир. — Не жизнь, а дерьмо…
Достав из сумки предпоследнюю сигарету и облокотившись на автомобиль, она решила тем самым немного расслабиться, но даже её любимое средство от переизбытка эмоций в этот раз не помогало. Лика ненавидела это мерзкое и холодное ощущение безысходности и разбитости. Почувствовав, что на глазах уже наворачивались слёзы, девушка подняла голову вверх и взглянула на темнеющее небо, в некоторых местах окрашивающиеся в фиолетовый или розовый цвет. Само солнце на горизонте из-за леса вокруг видно не было, из-за чего её настроение упало ещё сильнее.
— Только попробуй заплакать, — настойчиво проговорила она сама себе, струёй выдыхая табачный дым, и добавила: — Я тебя убью.
***
1862 год
Неподалёку от той деревушки, посреди темных невысоких деревьев и кустов, находилось старое и мрачное кладбище, где виднелось всего лишь несколько каменных надгробий, ведь местные жители не отличались особым богатством. Обычно там просто стояли деревянные таблички с неаккуратно выцарапанными именем и годами жизни погибшего. Это место люди часто обходили стороной, и увидеть там кого-либо было крайней редкостью. Но в тот день там, на сырой и грязной траве, в полном одиночестве сидела восьмилетняя девочка.
Прошло около недели со смерти Колетт и Холика, в отличие от опечаленного смертью любимой Каина, вместе с ароматными полевыми цветами приходила на её могилу с невысоким серым надгробием. Платье бордово-красного цвета в некоторых местах было не сильно испачкано землёй, но это не останавливало её. Распущенные тёмные волосы частично закрывали слегка загорелое лицо и лежали на её хрупких плечах. Пальцами она медленно перебирала бутоны свежих цветов. Опустошенными большими глазами смотрела на надпись «Колетт» и закусывала нижнюю губу, пытаясь сдержаться.
— Если ты будешь проводить здесь всё время, то лучше не станет, — Лика совсем не заметила появление отца, поэтому испугалась и тут же посмотрела на него снизу вверх. — И если будешь проливать слёзы, то тоже ничем себе не поможешь, Холли.
— И что мне тогда делать? — тихо прошептала девочка и закрыла лицо маленькими ладошками. Её голос заметно дрожал, а по румяным щекам уже текли слёзы. — Как нам теперь жить без мамы? — она расплакалась, не желая укладывать в голове вышесказанное.
— Холли, я знаю, что ты сейчас испытываешь. Твоя мама была мне тоже безумно дорога, — он сел рядом со своей любимой дочерью и прижал её к себе, успокаивая. — Но ты гораздо сильнее, чем твоя печаль и твоя обида. Ты должна справиться с этим и со всем другим, что будет происходить в твоей жизни.
***
Она точно не помнила, сколько простояла рядом с той машиной на обочине, но успела полностью выкурить две сигареты и встретить восход неполной бежевой Луны. Когда всё же пришёл Винчестер, то не стал ей ничего говорить, ведь по его окровавленной черной футболке, заметным багровыми каплями на лице и на руках всё вставало на свои места. Вид у него был чересчур паршивый и потасканный — Каин не захотел просто так проигрывать и не нанести противнику ни одного удара. Он не стал включать «AC/DC» или «Kansas», наслаждаясь тишиной. Только спустя полчаса молчания и гудения «Импалы» Дин всё же спросил у девушки, какие у неё планы на ближайшее время. И получив в ответ «отвези меня в ближайший мотель и дуй в бар», охотник моментально замолчал и не стал напрягать её и так потрепанные жизнью нервы.
За окном мелькали быстрые машины с включёнными яркими фарами, мелкие и пустые заправки, верхушки ель и ароматных сосен. Холику уже начинало клонить в сон, но ей не хотелось ещё раз засыпать в машине Винчестера, не зная, на что он способен и куда может отвезти. Она не могла доверить Дину свою жизнь не только из-за того, что встретила его чуть меньше одного дня назад, но и потому что всё ещё побаивалась его метки, Первого Клинка и силы, которую тот с собой нёс. Пусть девушка и жила уже которое десятилетие без особых изменений, но даже обычный нож или сильная лихорадка могли убить её в любой момент. Но ей всегда удавалось избежать смерти, и она часто об этом шутила. Хотя Лика считала, что где-то через пару веков её сумеют погубить только сигареты и их последствия и ничто больше.
Они с Дином разошлись достаточно быстро, не говоря друг другу каких-то дружеских слов и не желая удачи в дальнейшей жизни. Им обоим это бы всё равно не помогло. Девушка сняла маленький и дешёвый номер, а он на своей привычной машине уехал в неизвестном для неё направлении: или в бар, или в соседний город, или в другой мотель. Каждый из них уже практически забыл всё, что сегодня произошло, и совсем не хотел об этом вспоминать. Зачем ворошить прошлое, если ничего такого значимого, на самом деле, и не произошло? Пути, дороги, жизни — они окончательно разошлись, полностью оставляя друг друга на произвол судьбы. Как в приключенческих фильмах, где в конце расходились два товарища. Но Винчестер и Холли не были и никогда бы не стали такими «товарищами», если судить по их переменчивым и непостоянным характерам.
И вот, уже в двенадцатом часу ночи Холика стояла над раковиной в мотеле и тщетно пыталась сначала безболезненно снять окровавленный бинт, а потом промыть сегодняшнюю рану на ладони. Ощущения были не самыми приятными, особенно, когда испачканная ткань не хотела отстраняться от неглубокого пореза, не сорвав с него коричневую корочку. Хотя всё это просто не сравниться с медициной век или два назад, когда люди сотнями умирали от таких вот ран. После окончания всей процедуры, девушка раздражённо и громко выругалась и стала уже новым бинтом заматывать ладонь. Веки становились всё тяжелее и тяжелее, поэтому она решила не снимать макияж и сразу завалиться в кровать после того, как закончит.
