***

Настоящее

В течение часа я пялюсь на разворот журнала с Шайло. Не в открытую, конечно. Я засунул его в центральный ящик моего дерьмового обшарпанного стола на случай, если кто-то войдет. Я пытался оплачивать счета, отвечать на звонки, даже заставил себя позвонить Тарин, но обнаружил, что глазею на сексуальную кошечку, будто никогда не видел женщины.

Я следил за судебным процессом. Это дерьмо было во всех новостях, словно она являлась гребанным членом королевской семьи. Но как только услышал, что судья назначил испытательный срок, я перестал слушать. Что Шайло хочет — Шайло получает. Другой бы уже давно гнил за решеткой.

Простонав, провожу ладонями по лицу и откидываю голову назад. Хотелось бы думать, что эта женщина покинула мой организм, но иногда ненависть и похоть идут нога в ногу. Я ненавижу ее, но время не сделало ничего, чтобы потушить огонь внутри меня каждый раз, когда я вижу ее полуголой на обложке какого-то грязного журнала.

Можно ли хотеть трахнуть кого-то до смерти? В буквальным смысле до смерти? Потому мне кажется, что я хочу именно этого.

Когда я раздумываю об этических сторонах своих мыслей, дверь кабинета открывается и Фрэнки просовывает лысую голову.

— Эй, босс, есть минутка?

Задвинув ящик, я хватаю горсть просроченных счетов, которые стащил со стола Фрэнки, и пытаюсь принять вид занятого делового человека.

— У тебя одна минута. Тебе лучше говорить быстро, Малой.

Потирая щетину на челюсти, Фрэнки усаживается в металлическое кресло передо мной.

— Удобно? — спрашиваю с ухмылкой.

— Мне известно о ней.

Я складываю ноги на край стола.

— Будем играть в «Угадайку» или у меня будут варианты ответа?

Фрэнки закатывает глаза и вздыхает.

— Я сказал, чтобы ребята перестали вести себя как мудаки. Они тупицы, но только потому, что думают членами. Они не знают всего того дерьма, что знаю я.

— И что это за дерьмо, которое, как ты думаешь, ты знаешь?

— Мне известно, что у вас с Шайло Уэст что-то было. И еще знаю, что чтобы ни произошло, это было не лучше трагедии Тупака.

— Какое это имеет отношение к чему-либо?

Я опускаю ноги, в то время как мое лицо нагревается. Я ни с кем не собираюсь это обсуждать.

Не смущаясь, он кивает на скомканные счета в моем кулаке.

— Не потрудились забрать почту с моего стола до сегодняшнего дня?

— Денег не было. Нет смысла открывать счета, которые я не в состоянии оплатить.

Прежде чем я успеваю среагировать, Фрэнки встает со стула и перебирает пачку писем в моей руке. Протест застревает в горле, когда он выдергивает одно из моей хватки и машет им перед моим лицом.

— Это пришло экспресс-почтой, и я, возможно, открыл его.

— И?

— Прошло уже три дня. Наверняка, вы захотите на него взглянуть, чтобы не стоять с разинутым ртом перед остальными.

Странное чувство дежавю наносит удар исподтишка. Я вытаскиваю бумаги из конверта и трижды перечитываю письмо, прежде чем могу поверить, что оно настоящее.

Нет.

Черта с два.

«Уважаемый мистер Кинкейд,

Этим письмом мы информируем Вас о том, что штат Калифорния поручил Шайло Уэст отбывать трехлетний испытательный срок в Южной Каролине. Через три дня мисс Уэст будет переведена в Миртл-Бич, где будет отбывать наказание в виде сорока часов в неделю общественных работ в общинном центре имени Элизабет Кинкейд.

Вы обязаны записывать время прибытия и ухода мисс Уэст для официальной документации. Мисс Уэст обязуется вовремя появляться для запланированной службы, если ее офицер по пробации, мистер Уильям Эмерсон, не заявляет иного.

У вас есть сорок восемь часов, чтобы подать официальный отказ в содействии с мисс Уэст вместе с веской причиной, по которой суд должен рассмотреть вопрос о переназначении. Если контакт не установлен, пожалуйста, ожидайте, что мисс Уэст явится в четверг 15 июня.

С уважением,

Судья Гарольд Дж. Оливер,

Суд округа Лос-Анджелес».

Бумага трясется у меня в руке. Не могу сказать точно, какие чувства меня одолевают. С одной стороны, мысль снова увидеть Шайло желает затащить Фрэнки на ринг и выбить из него дух. С другой же стороны, идея, что Шайло окажется в моем полном распоряжении, слишком заманчива, чтобы ей сопротивляться.

Блять. Я все равно упустил время для отказа.

— Ты знал? — спрашиваю я, все еще уставившись на письмо в руке.

— Ага, и я думал, что вы тоже. Видя, как вы тут хандрите, я просто решил, что не хотите говорить об этом.

Я опускаю голову в ладони и снова вспоминаю, как она меня растоптала.

— Дерьмо.

— Босс, я знаю, что вы не обожатель этой цыпочки, но она приедет сюда, нравится вам это или нет. Проблем не избежать, стоит этим идиотам увидеть ее.

— Никто ее не тронет, — рычу я, удивляясь резкости в своем голосе. После того, как его слова доходят до центра моего мозга, я сужаю глаза и размахиваю конвертом в воздухе. — Они так себя вели, будто тоже знали, что она придет. Ты рассказал им?

— Нет. Во всех новостях трубят, что она возвращается в Миртл-Бич, босс. Единственное, что никто не знает — это что она приедет сюда.

Швырнув письмо на стол, я прижимаю пальцы к вискам, пытаясь унять внезапную головную боль.

— Как всегда, она выходит сухой из воды. Убив кого-то, она получает пощечину. А теперь она станет нашей проблемой. Повезло же нам.

Фрэнки откидывается на спинку стула и хлопает себя по бедрам.

— Понимаю, что это, вероятно, последнее, чего вы хотели.

Медленная улыбка приподнимает уголок моего рта, когда годы планирования наконец-то подходят к концу.

— Наоборот, Фрэнки, я не могу дождаться.

ГЛАВА 3

Шайло

Как только я схожу с самолета, то понимаю, что мне конец.

У меня уже несколько месяцев не было рецидива, но сосание под ложечкой заставляет меня жаждать облегчения, которое способна подарить всего одна дорожка. Я хочу безразличия и вечного движения — привычка, рожденная и взращиваемая теми самыми людьми, которые прокляли меня за это.

Вместо этого я абсолютно трезвая наблюдаю приветственную делегацию, окружающую аэропорт Миртл-Бич. Терминал забит, народ готов прыгнуть в бой, словно им больше нечем заняться, кроме как ожидать моего прибытия. Вокруг мелькают камеры и вспышки, похожие на рой пчел-убийц. Только этим насекомым совсем не хочется жалить — они жаждут крови.

Инстинкт заставляет меня прикрыть лицо внутренней стороной локтя, в то время как охраняющая меня сотрудница крепко сжимает мою вторую руку и протаскивает сквозь толпу.

— Как они попали в терминал?

— Наверное, купили билет. Один ваш снимок покроет все расходы, — поясняет она сдержанным тоном.

Я опускаю голову и, спотыкаясь, бреду за ней. Не знаю почему я вообразила, что попасть в город будет легко. Я — поезд, потерпевший крушение и пронесшийся через безжизненный южный город, жители которого поглощаются сплетни, как голодные животные пищу в дикой природе.

— Всем разойтись, — кричит моя сопровождающая, размахивая рукой. — Никаких камер, никаких комментариев.

Но независимо от ее авторитетного предупреждения продолжают раздаваться крики.

— Шайло, это правда, что Мейнардсы предъявят тебе иск по гражданскому делу?

— Шайло, что ты можешь сказать о протестующих, выстроившихся снаружи?

— Шайло, покажи нам свое лицо!

От последнего меня передергивает.

— Есть протестующие? — шепчу я крупной женщине, ведущей меня через аэропорт.

— А вы чего ждали? — бормочет она, таща меня ко второй волне папарацци. — Вы преступница, а не мисс Америка.

— Паршиво, — простанываю я. Дамочка же впивается пальцами в мою кожу, заводя меня в крошечный лифт.

— Я называю вещи своими именами. — Давление на моей руке ослабевает, потому что мускулистое тело женщины упирается о дальнюю стену лифта. — Можете поднять глаза, принцесса. Камер нет.