Показать истинное лицо.

Она прочищает горло.

— Всем привет, меня зовут Келли.

— Привет, Келли.

Меня поражает бурный отклик окружающих людей.

— Ничего себе, — говорит она, дважды поправив волосы. — Это еще страшнее, чем я думала.

— У тебя отлично получается, Келли, — подбадривает ее Гэри из угла комнаты.

Келли благодарно улыбается и снова заправляет волосы. Интересно, она понимает, что постоянно их трогает? Наверное, нет. За собой такое не замечают. Однако все остальные, похоже, все видят, поскольку бесчисленное количество глаз фокусируется на ее руках. Мне хочется иметь парочку заколок с собой, чтобы подбежать к ней и приколоть эти пряди.

— Точно. Ну, как вы все видите, во мне нет ничего особенного. — Она дергает за край своей розовой рубашки и самоуничижительно смеется. — Я не подхожу под образ типичного наркомана. Ни единого намека. Даже для моего мужа, — добавляет она приглушенно.

Ощущая себя зрителем на кровавой бойне, я придвигаюсь на край стула. Часть меня чувствует стыд, в то время как остальная наслаждается историей, еще испорченней моей.

Келли делает глубокий вдох.

— Все началось с того, что я не успевала делать домашние дела. А энергия от кокаина ни с чем не сравниться, верно? — Она изучает присутствующих в поисках солидарности. Когда пара голов кивает в знак согласия, она обнимает себя. — Мне казалось, что я на вершине мира.

— Но в итоге кайф не продлился долго, Келли? — вклинивается Гэри, направляя признание в нужное русло.

—Да. Рано или поздно ты приближаешься слишком близко обрыву. Становишься все более и более безрассудным, пока, в конце концов, не начинаешь падать. — Вспоминая все это, ее лицо искривляется в гримасе боли.

О, ты даже не представляешь, Келли. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать.

Мой пульс учащается, щеки нагреваются. Я чувствую на себе взгляд Фрэнки, но не смею повернуться к нему лицом. Не смею показаться никому, кроме Келли.

— У меня была встреча с дилером на автозаправке, — вспоминает она, проведя тыльной стороной ладони по мокрым щекам. — Я не знала, что за мной следили, так что копы арестовали нас обоих. Муж бросил меня после всего и забрал детей, — последние слова произнесены хладнокровно, чего не наблюдалось на протяжении всей ее речи.

Колени Келли слабеют и она падает в ожидающие объятия Гэри. Я не двигаюсь. Не могу говорить или даже дышать. Сначала я не признаю размытость. Жжение. Странную сырость. Моргнув несколько раз, я, наконец, ощущаю вкус.

Соль.

Снова облизываю губы. Соленые. Лизнув в третий раз, я недоверчиво провожу кончиками пальцев по щеке.

Слезы.

Я не плакала с похорон Киркланд. Тогда я боролась с ними, решив, что моей боли не будет в завтрашних заголовках. Мои слезы предназначались только ей. Я пролила их, целуя гроб, после чего позволила им высохнуть на полированном мраморе, чтобы частичка меня всегда была с ней.

Больше такого я себе не позволяла.

Не знаю, сколько времени прошло, когда почувствовала, что Фрэнки сжимает мою руку.

— Знаешь, еще есть время поделиться. — Он указывает подбородком в сторону передней части комнаты, а я изучаю сложные татуировки на его руке. Зачем он их сделал? Что они значат? Я его никогда ни о чем не спрашивала, но все время цепляюсь за него, словно он единственный кусочек стабильности в этом гребаном шторме.

Бери все и ничего взамен. Все как обычно.

— Нет, — удается хрипло пробормотать мне. — Этому я так и не научилась.

Я никогда не разделяла чью-то боль и не делилась своей. И вот сейчас я делаю это с женщиной, которая ненавидит меня почти так же сильно, как и остальные.

Нарушая тишину, Гэри хлопает в ладоши.

— Хорошо, как насчет того, чтобы послушать наших давних участников? Кому-то есть что рассказать? Фрэнки?

Прежде чем Фрэнки начинает говорить, я направляюсь к двери.

Бери все и ничего взамен.

Эта фраза крутиться в моей голове, когда я открываю дверь и звоню Малкольму. Швырнув телефон в сумочку, мне в глаза бросается коричневая бутылочка. Месяцы сопротивления испаряются, как только я обхватываю ее пальцами.

ГЛАВА 14

Кэри

— Вчера к нам заходил посетитель, — говорит мой отец, засунув руки в карманы. Я замечаю, как потрепаны его штаны. Если быть откровенным, то они полностью изношены: колени просвечивают сквозь тонкие нити. Папа стоит у двери моего кабинета и смотрит в окно пустыми глазами. Мне знаком этот взгляд. Но даже если бы я его не знал, темные круги под глазами рассказали бы все сами. Он не спал.

Значит, нас таких двое.

Я вскидываю бровь, таращась на экран ноутбука и игнорируя еще один неоплаченный счет.

— О? Королева снова проезжает через город?

Он хихикает, звеня мелочью в кармане.

— Почти. Митч Макдениэлс.

Имя отзывается дрожью в спине. Факт, что отец Тарин специально приехал в мотель повидаться с моими родителями, не особо хорош. Это означает, что у меня заканчивается время, и это единственное, что я не могу позволить себе потерять.

— Полагаю, он приходил не для того, чтобы пригласить вас на ужин. Проблемы?

— Нет, никаких проблем.

Я вздрагиваю, когда звон становится громче. Мой отец всегда играет монетами в кармане, когда лжет. Простонав, я закрываю бухгалтерскую программу и откидываюсь на спинку стула, переключив все свое внимание на отца. За последние несколько месяцев он заметно сдал. Темные волосы с проседью стали скорее седыми, а вокруг линии рта появились морщины. Он продал свою душу ради меня, и этот нож закручивается чуть глубже в мое сердце.

— В следующий раз он заглянет сюда, так что можешь быть честен со мной.

Он вздыхает, непрерывный звон прекращается.

— Он хочет оплату, Кэррик. За последние три месяца и за этот с процентами.

— А если мы не заплатим?

— Он заберет мотель.

— Хрена с два он это сделает. — Я ударяю кулаком по столу и пинаю его изнутри.

Мама слабо улыбается мне. Ее черные волосы с сединой собраны сзади в низкий хвост. Образ демонстрирует некогда молодое лицо, теперь пронизанное усталостью.

— Сделает, потому что может. Мы подписали контракт. К сожалению, не в наших силах составить конкуренцию двум многоэтажным отелям его сына по обе стороны от нас. «Развеянные пески» даже не покрывают зарплату наших сотрудников и прочие расходы, не говоря уже о выплате долга. Надежды нет.

— Не смей так говорить. — Я отказываюсь отступать. — Должен быть какой-то вариант.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, дверь офиса с размахом открывается и ударяется о дверной стопор. Мы втроем поворачиваемся, чтобы лицезреть Шайло со слезами на глазах и сжатыми кулаками. Она кажется подавленной, будто прогуливалась в аду и заодно сразилась с дьяволом. Как только я фиксирую на ней взгляд, она начинает тараторить, но останавливается, как только замечает женщину напротив меня.

Мама напрягается и вытаскивает свою ладонь из моей руки, сужает глаза и садится прямее.

— Итак, слухи верны.

Лицо Шайло бледнеет.

— Здравствуйте, миссис Кинкейд.

— Мама, папа, вы, должно быть, помните Шайло Уэст, — пытаюсь снять напряжение в комнате.

— Как мы могли забыть женщину, из-за которой наш сын попал за решетку?

— Пэм! — предупреждает отец, метая в маму молниями.

— Что? Это правда. Наш сын два года провел в тюрьме за то, чего не совершал! Как ты это делаешь? — спрашивает она, всматриваясь в лицо Шайло. — Каково это — спать ночами с чувством вины за разрушенные жизни?

— Хватит! — кричу я.

Облака в глазах Шайло рассеиваются, демонстрируя знакомую пустоту. Так же было в ночь, после которой она ушла. Только отстраненность и холодность.

И все. Оставив дверь широко распахнутой, она бежит по коридору, закрыв рот рукой. Шайло заслужила то, что сказала ей мама. Она причинила боль моей семье. Ее чувства не должны иметь значения. Меня это не должно волновать, поэтому никто не удивляется больше меня, когда я поднимаюсь со своего кресла и пытаюсь выбежать из кабинета, но мать хватает меня за запястье.