Накануне дня вторжения погода резко ухудшилась. Разразился свирепый шторм, он бросал испанские корабли на берег и разбивал их о скалы. Высадившиеся на побережье солдаты страдали от проливных дождей и холодных ветров, а весь порох промок и стал непригоден для стрельбы. В этих условиях сабли и стрелы защитников оказались более эффективным оружием. Потеряв 150 кораблей и 12 000 человек убитыми и пленными, деморализованная армия европейцев была вынуждена отступить. Берберийские корсары нанесли своему главному врагу, испанцам, сокрушительное поражение и окончательно закрепились в Северной Африке. Это был величайший триумф Барбароссы, и он ежегодно отмечался в Алжире как праздник на протяжении всей эпохи османского правления.
Хайр ад-Дин Барбаросса умер пять лет спустя, в 1546 году, в возрасте 80 лет. Благодаря ему османы получили контроль над частью североафриканского побережья, и во второй половине XVI века преемники Барбароссы продолжили его дело, завоевав Триполи и Тунис. Османское правление этими корсарскими владениями в Северной Африке отличалось от того, что существовало в других арабских провинциях. После смерти Барбароссы власть в Алжире делили между собой назначенный Стамбулом наместник, адмирал османского флота и командующий османским янычарским корпусом. В середине XVII века правителем Алжира стал командир янычар, которые обосновались в Алжире и превратились в местных жителей. Ему помогал совет – диван. В 1671 году командир янычар был свергнут, и вместо него адмирал флота поставил во главе провинции местного гражданского правителя, дея[36]. На протяжении многих лет реальная власть в Алжире принадлежала деям, хотя Стамбул продолжал назначать пашу (наместника), чьи полномочия имели скорее формальный характер. После 1710 года полномочия паши перешли к деям, и контроль Стамбула над Северной Африкой заметно ослабел, поскольку деи пользовались полной автономией в обмен на небольшую ежегодную дань Блистательной Порте.
Поскольку османо-испанское соперничество в западном Средиземноморье завершилось, Порту такое положение дел вполне устраивало. Алжирские земли находились слишком далеко от Стамбула и были слишком малонаселенны, чтобы устанавливать там прямое османское правление без надежды окупить связанные с этим расходы. В результате берберийское побережье было типичной арабской провинцией, которая, хотя и вошла в состав Османской империи, по факту управлялась местной элитой. Османская империя установила свой контроль над стратегической мусульманской территорией и обеспечила пусть небольшой, но поток доходов при минимальных затратах для имперской казны. Это устраивало и алжирских деев, которые пользовались защитой могущественной Османской империи и в то же время широкой автономией в своих отношениях с морскими державами Средиземноморья. Такая система успешно функционировала в интересах обеих сторон вплоть до XIX века, когда ни деям, ни османам не хватило сил противостоять новой эре европейской колонизации Северной Африки.
В восточном Средиземноморье сложилась другая система автономного правления. Горы Ливана на протяжении многих веков служили убежищем для неортодоксальных религиозных общин, спасающихся от гонений. Двумя самыми крупными общинами были марониты и друзы, которые сформировали в этой местности, известной как Горный Ливан, особый феодальный порядок и политическую систему.
Марониты обосновались на севере Ливанских гор в конце VII века, спасаясь от преследований со стороны соперничающих христианских сект в тогдашней Византийской империи. В средние века они поддерживали крестоносцев и установили хорошие отношения с Ватиканом. Связи между маронитами и Римско-католической церковью были настолько тесными, что в 1584 году в Риме появился Маронитский колледж, где обучались богословию одаренные молодые марониты.
Религиозная секта друзов возникла в XI веке в Каире из последователей одного из ответвлений шиитского ислама. Впоследствии они были вынуждены бежать от гонений в Горный Ливан и за сотни лет жизни в изоляции развили довольно специфическое тайное вероучение. Вместе с христианами-маронитами друзы доминировали в политическом устройстве Горного Ливана. Друзский эмир правил жесткой иерархией друзских и христианских аристократов, которые владели наследственными феодами в этом регионе.
Когда в 1516 году Горный Ливан вместе с остальной частью Великой Сирии[37] был завоеван Селимом Грозным и присоединен к Османской империи, Порта предпочла оставить в этих неприступных горах сложившуюся систему самоуправления, ограничившись лишь тем, что потребовала от друзского эмира признать власть османского султана и платить ему ежегодную дань. Эта система оказалась вполне жизнеспособной, поскольку друзы были слишком разобщены, чтобы представлять собой угрозу для османского господства. Но все изменилось с приходом к власти эмира Фахр ад-Дина II.
Фахр ад-Дин II (1572–1635), эмир Горного Ливана, словно сошел со страниц трудов Макиавелли. Своими методами он куда больше напоминал Чезаре Борджиа, чем османских современников. Умело прибегая к насилию и хитрости, Фахр ад-Дин успешно расширял границы своих владений и оставался у власти на протяжении многих десятилетий. Он даже назначил придворного историка, чтобы оставить потомкам летопись своих великих деяний[38].
Фахр ад-Дин стал эмиром в 1591 году после смерти отца, который стал жертвой курдского клана Сайфа, правившего северным Ливаном из прибрежного города Триполи (не путать с одноименным ливийским городом). В течение следующих 30 лет друзский эмир был движим двумя мотивами – отомстить клану Сайфа и расширить границы земель, находившихся под правлением его семьи. При этом Фахр ад-Дин не забывал поддерживать хорошие отношения с османами. Он всегда в срок и полностью платил дань. Он ездил в Дамаск и осыпал деньгами и щедрыми подарками наместника Мурад-пашу, который впоследствии стал великим визирем Османской империи. Благодаря этим связям Фахр ад-Дин сумел присоединить к своим владениям южный портовый город Сайда, Бейрут вместе с прибрежной равниной, северные районы Горного Ливана и долину Бекаа на востоке Ливана. К 1607 году друзский эмир распространил свою власть на бóльшую часть территории современного Ливана, а также на северную Палестину[39].
Но с ростом его небольшого государства росли и проблемы. В своих территориальных амбициях Фахр ад-Дин вышел за границы автономного Горного Ливана и посягнул на земли, находившиеся под прямым османским правлением. Такая беспрецедентная экспансия вызвала обеспокоенность в правительственных кругах в Стамбуле и зависть среди его местных соперников. Чтобы защитить себя от османских интриг, в 1608 году друзский Макиавелли заключил союз с Флоренцией, где правила династия Медичи. Медичи предложили Фахр ад-Дину оружие и помощь в обмен на торговые преференции на высококонкурентном левантийском рынке.
Новости о договоре Фахр ад-Дина с Тосканой были встречены с тревогой. В течение следующих нескольких лет османы с растущим беспокойством наблюдали за укреплением связей между Ливаном и Тосканой. Вскоре Фахр ад-Дин лишился поддержки в Стамбуле, когда его друг Мурад-паша скончался и место главного визиря занял его враг Насух-паша. В 1613 году султан решил действовать и отправил в Горный Ливан армию с целью свергнуть Фахр ад-Дина и уничтожить друзское мини-государство. Османские военные корабли блокировали ливанские порты, чтобы помешать побегу друзского эмира и не позволить тосканскому флоту прийти ему на помощь. Однако, умело используя подкуп, Фахр ад-Дин в сопровождении одного советника и нескольких слуг сумел ускользнуть от османов. Наняв два французских галеона и фламандское торговое судно, он отплыл в Тоскану[40].
