Вероника, конечно, немного удивилась. Я уверен, что ей было приятно, но не знаю, что в тот миг нашло на меня. Я понимал, что позволь она, и я поцеловал бы её в губы.
Я задал после этого себе вопрос: люблю?
Это сейчас я понимаю, что тогда мог ответить на этот вопрос однозначно и сразу, но мне не хватило понимая. Причём понимая самого себя. Меня тянуло к Веронике, я хотел делать так, чтобы ей было хорошо, я готов был прожить жизнь для неё — этого было достаточно, чтобы уже понять, насколько сильно она была мне дорога.
В те минуты я терзал сам себя. Мне то хотелось залететь в последние секунды в автобус, который должен был увезти Веронику на работу, то, наоборот, куда-то спрятаться, надеясь, что все эти непонятные чувства уйдут сами собой. Страх перед неизведанным всегда был моим спутником по жизни, и как бы я хотел от него избавиться — никогда не получалось. Я уверен, что будь у меня тогда больше времени, я понял бы всё сразу, но…
Но объявился в моей жизни Джим. Мы встретились совершенно случайно. Я шёл домой, проводив Веронику, решил сразу заглянуть и в супермаркет. Я открыл список в телефоне, направился к молочным продуктам. Пока я искал сливки, кто-то произнёс моё имя. Затем ещё раз. Я обернулся, увидел Джима. Тот мрачный был, как туча. Не скрою, увидев его помрачнел и я сам. Но, стоит отдать должное, испанец приветливо улыбнулся мне, после чего, подойдя, протянул руку в знак приветствия. Я её пожать отказался — осадок после общения с ним застрял во мне надолго. Нет, обижен я к тому моменту уже не был, просто знал, что с данным человеком мне никак не по пути.
Джим грустно улыбнулся, ведь прекрасно понимал причину такого к нему отношения. Я вернулся к поиску сливок, он пошёл рядом, а в конечном итоге спросил:
— Как дела?
Я малость напрягся, стал ждать подвох.
— Хорошо, — я кинул сливки в тележку и посмотрел на Джима. — Сам как?
— У меня всё из рук без тебя валится, — он помрачнел пуще прежнего, отчего я понял, что говорит испанец правду. — Я… Господи, Данте, если бы ты только знал, как я жалею о том, что делал и что тебе наговорил…
— Я вижу, — кивнув головой, я улыбнулся, после чего вернулся к списку.
— Данте, богом клянусь, я не могу без тебя, — Джим продолжил идти следом за мной. — Я снова начал курить, я взялся за бутылку!
— А мне до этого что? — я резко обернулся на испанца. — Ты сам сделал свой выбор. Мне тоже было больно. Но я ведь как-то это пережил.
— А я не могу! — он крикнул это так громко, что часть зала обернулась на нас. — Я не могу так, не получается. И если ты не вернёшься ко мне, я… Клянусь, Данте, я покончу с собой.
Джим оставил стоять меня на месте, я был удивлён. Сам он ушёл. Кто-то продолжал из зевак смотреть на него, кто-то — на меня. Мне оставалось лишь вздохнуть и вернуться к своему списку покупок.
Слова Джима прочно засели у меня в голове. С одной стороны, я верил в то, что он покончит с собой. С другой же, я был уверен, что до подобного он не докатиться. А если уж и быть первому варианту, то я тут не виноват ни в чём. Он сам выбрал свой путь. Я бы не сказал, что желал ему смерти, но… Скажем так, случись подобная неизбежность — мир не потерял бы абсолютно ничего. Для поддержания баланса между добром и злом оставалось слишком много уродов и без Джима.
Я готовил, когда с Работы вернулась Вероника. Если до этого я был в своих мыслях, то она мигом заставила меня улыбнуться. Она без отдыха помогла мне на кухне, а мне стало так тепло… Настолько, что я понял, что все мои терзания напрасны. Не знаю почему, но я вспомнил, как сиял, когда мы только начинали свои отношения с Джимом. Я сопоставил свои чувства и понял, что тут я погряз глубже.
Но Вероника этим вечером была какой-то особо задумчивой. Я обратил внимание, что она не спешит обустраивать квартиру, мне как-то тоже было не до этого. За столом мы, как и всегда, мы не только кушали, но и шутили, общались. Теперь не только она смотрела на меня влюблёнными глазами, но и я на неё. Мне становилось не по себе, ведь я даже не мог об этом прямо сказать. Я трусил.
Лишь на следующий день мне открылась причина её задумчивости. Вероника просто поставила меня перед фактом: «Я лечу домой». Следствие было окончено, о чём она сама узнала вчера, ничто тут больше, кроме меня, не держало. Да и я, похоже, был сомнительным аргументом. Скорее всего, она считала, что мне не нужна, ведь я не проявлял к ней никакого внимания, мы были просто друзьями. Она собирала вещи, а я мог лишь смотреть, как по купленному прошедшей ночью билету собирается куда-то улететь моя любимая девушка.
Я до последнего не мог сказать ни слова. Лишь когда чемоданы Вероники были собраны, я понял, что теряю свой последний шанс. Но я по-прежнему не мог сказать ни слова. Я просто стал в проходе. Не сотрясая тишину лишними речами, моя русская подруга заплакала, лишь после чего произнесла:
— Я не могу.
— Что ты не можешь? — я захотел обнять Веронику, но она не подпускала.
— Быть с тобой не могу, — она опустила взгляд в пол, задумалась, но после вновь посмотрела на меня и продолжила. — Я очень тебя люблю, Данте. Но эта ситуация… Я чувствую себя лишней в твоей жизни.
— Я…
— Не перебивай. Всё это время я, как дура, надеялась, что могу что-то в тебе разбудить, но сейчас понимаю, что лучший вариант — это вернуться домой. Я помирилась с родителями, и это была одна из лучших вещей, а ведь к этому подтолкнул меня ты, — Вероника сделала паузу. — Я знаю, что меня примут дома. Может хоть там я смогу тебя забыть и отнестись к этой ситуации нормально. Но не сейчас, когда ты постоянно маячишь перед глазами, наверняка думая про Джима.
Я тяжело вздохнул. Она смотрела на меня, словно пытаясь сдвинуть с прохода одним лишь только взглядом, но я не мог даже пошевелиться. Тогда Вероника сама сделала первые шаги вперёд, надеясь, что я отступлю. А зря. Я смог, наконец, её обнять. И назвал дурой. Она посмотрела на меня как на сумасшедшего, а я лишь криво улыбнулся, ведь это было всем, на что в тот миг я был способен. Я бессознательно пытался заставить её опоздать на самолёт.
Я не нашёл слов, но знал точно: я виноват. Вероника нервно поглядывала на часы, опустив сумку на пол. Я понял: это он. Тот момент, который был мне необходим.
Я подхватил Веронику на руки. Она от удивления и слова сказать не могла. Поставил на ноги я девушку лишь у стены. Так, чтобы она никак от меня не сбежала. Слова из меня полились сами. Я просто говорил о том, что чувствую, не забывая вставить, какой же я болван, раз не мог понять этого раньше. Мне кажется, я был на середине своей чувственной речи, когда Вероника решила меня заставить смолкнуть. Она встала на носочки и поцеловала меня, а я не хотел этому сопротивляться. Я полностью поддался ей, не понимая, как мог отказаться от подобного ранее.
Мне не было так хорошо давно. Мы забыли про время, забыли про самолёт. Путь был один: в спальню. Но добрались мы туда уже без одежды. Я никогда в жизни не поддавался так на ту страсть, что кипела внутри меня. Мне было хорошо. И я старался делать так, чтобы ещё лучше ощущала себя Вероника. Между нами не повисало никакого смущения. Казалось, что мир вокруг исчез. Нам было плевать, что скажут на наши стоны соседи; плевать на то, как мерзко скрипела кровать. Мы не сдерживались.
Я был пьян одним лишь запахом Вероники, а она стремилась утонуть во мне.
Но оба мы понимали, что в Барселоне нам оставаться незачем.
========== Глава 7. Устаканилось ==========
Мы долго с Вероникой размышляли и спорили, куда нам податься из Барселоны. Голландия была для меня слишком северной, Франция не нравилась ей. Америку мы не рассматривали в принципе. Позже подумали, что, возможно, стоит остаться в Испании, но оба пришли к выводу, что если оба порывались отсюда уехать, то оставаться здесь не стоит. В конечном итоге остановились на Италии. У меня был весомый аргумент: своё жильё.
Мы дожили в Барселоне ещё месяц. Пожалуй, это был мой лучший месяц в Испании. С каждым днём мы становились всё более зависимыми друг от друга. Казалось, что нам дозволено всё. Впервые в жизни я полностью не стеснялся своих чувств и их проявлений. Я каждый день провожал Веронику до автобуса к её работе, и каждый раз она сладко целовала меня в губы. Наша история только давала старт.