– Ты мне нужен! – рявкнула я, и ученик даже икнул. Видимо, обычно он был нужен, чтобы кого-нибудь заморить до смерти или воскресить – по обстоятельствам. – Добудь мне воды из колодца.

Эверт отлично справился с ролью водоноса. Солнце было в самом зените, воздух нагревался. Вспотевший Эверт таскал тяжелые ведра на кухню, а я трусила рядом и преданно заглядывала в его вспотевшее лицо (очень действенный способ, практически второй после слез, если что-нибудь необходимо добиться от мужчины).

– Что ты от меня хочешь? – Он поставил ведро на дорожку, потом из него же умылся ледяной водой. Я действительно пыталась подлизаться, поэтому возмутилась негигиеничностью только мысленно.

– Как ты подружился с Мельхомом? Знаешь, очень хочется вернуть кран на кухню, иначе вы же надорветесь, пока будете таскать ведра.

– То есть ты заботишься о нас? – удивился Эверт неожиданному повороту.

– Конечно, – состроила я удивленное лицо. – У меня-то через месяц будет снова водопровод, а вы останетесь с колодцем.

– Ладно, и что ты хочешь знать?

– Ты правда проводил ритуал, чтобы подружиться с демоном? Не знаю, там… кхм… жертву приносил?

– Жертвоприношение? – моргнул Эверт и завис на пару секунд, вдруг его лицо осветилось очень странной улыбкой латентного маньяка: – Да, я проводил ритуал с жертвоприношением.

– Поможешь?

– Ну… Смотря что ты предложишь взамен.

Проклятье! Миры разные, а все равно везде царят товарно-денежные отношения.

– Я уже не девственница, – немедленно напомнила я, что пытаться развести меня на какое-нибудь ритуальное неприличие совершенно бессмысленно. – Ладно, я выполню любое твое желание.

Глаза ученика блеснули в предвкушении.

– Но это не будет никак связано с ритуальным… Ну, ты понимаешь.

– Не очень, – покачал он головой.

– Никаких прелюбодеяний и блуда. Даже тантрических. Проклятье, даже мысленных!

– А что значит тантрический? – заинтересовался он, будто действительно размышлял, а не начать ли спорить.

– Объяснять долго, а тебе все равно не светит, – отговорилась я, сама не вполне понимая, что это значит, ввернула-то для красного словца.

– Ладно, согласен. – Он протянул руку. Я смотрела на длинные пальцы с грязными ногтями и пыталась отогнать подозрительную мыслишку, что заключаю сделку с мелким демоном перекрестка. На полновесного дьявола Эверт все равно не тянул.

– Только попробуй меня обмануть, – процедила я, отвечая на рукопожатие. – Выбью зубы, будешь похож на череп дядьки Идриса!

Мы сговорились, когда после ужина Макстен займется чернокнижными делами, встретиться в библиотеке и честь по чести подготовиться к ритуалу. С едой возникла заминка. Оказалось, что я сильно преувеличила собственные таланты, когда подрядилась стряпать в средневековом замке (хорошо, в огрызке от средневекового замка). Для готовки на очаге с углями, помеси печи и камина, совершенно непохожем на электроплиту, требовалась недюжинная сноровка. Единственным кулинарным изыском, на какой хватило моих навыков, была яичница с помидорами. Оставалось надеяться, что чудовищная стряпня камердинера сделала мужчин в замке невосприимчивыми к невкусной еде.

– Приятного аппетита, – улыбнулась я.

Подозреваю, что чернокнижники восприняли мои слова как издевательство. Стол был пустым. Стоял случайно сохранившийся после перестройки трехрогий серебряный канделябр, три тарелки с приборами, глиняная миска с яичницей из двадцати яиц и шести помидоров и… все. На этом гастрономические и дизайнерские изыски заканчивались.

– В нашем мире яичницу с помидорами едят по особенным случаям, – с улыбкой жизнерадостной идиотки соврала я и принялась раскладывать угощение по тарелкам. – На большие праздники, на день рождения.

– А у нас, когда жрать совсем нечего, – задумчиво пробубнил под нос Эверт. – Тяжело же вам живется.

– Я говорил, что нам надо пополнить запасы, – с достоинством заметил Хинч, стоявший за спиной хозяина.

От трапезы он отказался, заявив, что ел на прошлой неделе. Спорить я не стала, мало ли какой диеты придерживались разменявшие вторую сотню лет одержимые, любящие полакомиться свежатиной, как Бармалей. Может, он поймал и живьем схрумкал парочку птичек, раз меня на съедение не отдали.

– Приятного аппетита, господа, – пресек споры Макстен и, щелкнув пальцами, зажег свечи в канделябре, а заодно в масляных светильниках на каменных стенах.

Когда с ужином было покончено, со стола убрано, а посуда кое-как перемыта мыльной пастой, щиплющей руки, я сбежала из кухни в библиотеку, где меня уже дожидался Эверт. Он стоял у пюпитра с закрытым гримуаром в черной кожаной обложке, по виду очень старым.

– Что делаешь? – подняла я повыше свечу.

– Свят, свят, свят! – отшатнулся от книги Эверт и неожиданно осенил себя крестным знамением. – До разрыва сердца доведешь.

– А что, чернокнижников не разбирает паралич, если вы креститесь?

– Типун тебе на язык, – буркнул ученик. – У меня папа был духовником.

– И как тебя занесло-то? – кивнула я на книгу явно магического содержания.

– Чернокнижники хорошо зарабатывают, – буркнул он.

– Угу, особенно по твоему учителю богатства заметны, – ухмыльнулась я, вспомнив, с какой болью камердинер говорил про закупку продуктов. – Так с чего начнем?

– Приложи сюда руку и задай вопрос. – Эверт с подозрительной поспешностью уступил мне место перед книгой. Пристроив свечу на маленький столик, я подошла к пюпитру. На черной кожаной обложке был выдавлен след от человеческой пятерни.

– Как мне подружиться с Мельхомом? – громко спросила я и приложила руку к оттиску. Неожиданно по контуру вспыхнули красноватые сполохи, в ладонь ударило сильным электрическим разрядом, даже волоски встали дыбом, и сердце загрохотало. Одной сочной матерной фразой я выругалась на хитреца Эверта, черные гримуары, изменчивые замки и отпрянула от стойки.

– Пробудился! – с изумленным восторгом воскликнул партнер.

– Ты мог предупредить, что будет больно? – процедила я, изучая покрасневшую ладонь.

– До свадьбы заживет, – с видом жадного ребенка, нашедшего на полке пакет с килограммом шоколадных конфет, отодвинул он меня.

– Я до свадьбы не доживу, если меня всякие… книги кусать будут, – ворчала я, потирая ладонь. – У вас мир людоедов, куда ни плюнь, везде кусают или сожрать хотят.

– Так делай выводы.

– Какие же?

– Не плюй где ни попадя! – фыркнул Эверт и с благоговейным видом раскрыл гримуар. В полумраке, едва тронутом скудным светом тусклых свечей, от рукописных листов полилось сияние, озарившее лицо ученика. Некоторое время с зачарованным видом он переворачивал страницы, словно напрочь забыл о причине нашего свидания. Пришлось покашлять в кулак. Ноль реакции. С любопытством я встала на цыпочки и заглянула парню через плечо. Страницы у книги плотные, сероватые, испещренные незнакомыми символами, непонятными, как китайские иероглифы.

Целых полгода я пыталась выучить китайский язык на тот случай, если вдруг заблужусь где-нибудь в рисовой провинции, опоздаю на самолет и начну бродяжничать по Поднебесной. К слову, о поездке в Китай в то время я даже не помышляла. По отдельности китайские иероглифы имели смысл и даже перевод, а все вместе, собравшись в длинную живописную строку, превращались в приснопамятную абракадабру. В общем, стрекочущий язык мне не дался, и потому я, как дура, стояла на наземном переходе и не знала, где найти остановку. Сейчас я чувствовала себя так же, как на том переходе: ни черта не ясно, досадно и очень хочется спать.

– Ты ритуал с таким усердием изучаешь или читаешь рецепт превращения меди в золотые слитки? – произнесла я на ухо Эверту.

– Откуда знаешь? – испуганно икнул он.

– Чего, правда читаешь рецепт превращения в золото?! – поперхнулась я на вдохе. – Серьезно? Давай запишем и сделаем все вилки золотыми. Господи, мне же до конца жизни тогда не придется работать.

– Медь невозможно превратить в золото, – буркнул он и кивнул в сторону большого стола: – Садись и записывай.