Поскольку я в этой беседе явно лишняя, я выхожу из туалета и возвращаюсь в бар, предоставив им возможность дальше обсуждать мои планы на ночь без меня.

СНАЧАЛА наши друзья по мере того, как привыкают друг к другу (или все вместе пьянеют), будто сливаются с фоном. По их смеху я понимаю, что они больше не прислушиваются ко всему, что мы говорим. В конце концов они отправляются играть в блэк-джек за баром, предварительно многозначительно посмотрев на меня, мол, будь осторожна, и на Анселя, как бы говоря глазами: «Не слишком напирай!»

Он допивает бокал и ставит его на стойку бара:

– Что тебе больше всего нравилось в танцах?

Я чувствую себя смелой, не знаю, из-за джина или из-за Анселя, да это и не важно. Я беру его руку и тяну, заставляя его встать со стула. Он отходит от стойки и идет рядом со мной.

– Потеряться в танце, – отвечаю я, опираясь на него. – Стать кем-то другим.

«Так я могла притвориться кем-угодно, – думаю я, – притвориться, что я в чужом теле делаю то, на что бы, как следует поразмыслив, не решилась в своем. Например, вот так увести Анселя в темный коридор, хотя мне все равно приходится для этого набрать побольше воздуха в легкие и посчитать до десяти, но я это делаю».

Когда мы сворачиваем за угол и останавливаемся, он мурлычет, и я смыкаю губы покрепче, наслаждаясь тем, как этот звук заставляет сжиматься мои легкие. Ну не могут же мои ноги, легкие и мозг отказать одновременно!

– Мы можем притвориться, что это сцена, – шепчет он, облокачиваясь на стену рядом с моей головой. – Ты можешь притвориться кем-то другим. Например, девушкой, которая затащила меня сюда, потому что хочет меня поцеловать.

Я сглатываю, пытаясь в голове собрать слова в предложение:

– Тогда кем будешь ты?

– Парнем, который получит девушку, которую хочет, и который не торопится возвращаться домой.

Он не отводит взгляд, и я чувствую, что тоже не могу оторваться от него, хотя мои колени подгибаются. Он мог бы поцеловать меня в эту самую секунду, но это все равно было бы недостаточно быстро.

– Почему ты привела меня сюда? Подальше от всех? – спрашивает он, и улыбка исчезает с его лица.

Я смотрю через его плечо в сторону клуба, где ненамного светлее, чем там, где мы стоим.

Я не отвечаю, и он наклоняется, чтобы поймать мой взгляд:

– Я задаю слишком много вопросов?

– Мне всегда нужно немного времени, чтобы подобрать слова, – говорю я. – Дело не в тебе.

– Нет-нет, обмани меня! – Он придвигается ближе и улыбается так, что мое сердце замирает. – Позволь мне думать сейчас, когда мы одни, что это из-за меня ты лишилась дара речи.

И он ждет, ждет, пока я найду что ответить. Но правда в том, что при всем многообразии слов, из которых можно выбрать, я не уверена, что имеет значение говорить ему, почему я захотела увести его сюда, подальше от моих подруг, с которыми чувствую себя в безопасности, потому что они всегда готовы объяснить, что я чувствую, или переменить тему при необходимости.

Я не нервничаю, и мне не страшно. Я действительно не знаю, как мне влезть в роль, которую я хочу сыграть: роль кокетливой, открытой, смелой девушки. Что там насчет химии между людьми, когда чувствуешь, что тебя все больше или меньше тянет к кому-то? С Анселем я чувствую, как наши сердца бьются в унисон. Я хочу дотронуться кончиками пальцев до его шеи и губ. Хочу касаться губами его кожи, чтобы почувствовать, такая ли она теплая, как кажется, хочу узнать, понравится ли мне то, что он выпил, попробовав на вкус его язык. Хочу говорить с ним откровенно, без двусмысленности и сражений за каждое конкретное слово, а потом хочу подняться с ним в номер и больше не говорить.

– Спроси меня еще раз, – прошу я.

Он слегка хмурится, не понимая, что я от него хочу.

– Так почему ты меня привела сюда?

На этот раз я отвечаю, не задумываясь:

– Сегодня я хочу прожить другую жизнь.

Его губы чуть-чуть приоткрываются, пока он думает, и я не могу оторвать от них взгляд.

– Со мной, Сериз?

Я киваю:

– Я знаю, что это значит. Это значит «Вишенка». Извращенец.

Его глаза весело блестят.

– Именно.

– И я уверена, что ты понимаешь, что я не девственница.

Он качает головой.

– Ты свой рот видела? Я никогда не видел таких пухлых и красных губ.

Невольно я закусываю нижнюю губу и слегка посасываю ее.

Его взгляд тяжелеет, он наклоняется ближе:

– Мне нравится, когда ты так делаешь. Я тоже хочу попробовать.

Мой голос дрожит и прерывается, когда я шепчу:

– Это просто губы.

– Это не просто губы. И пожалуйста… – Он дразнит меня, и он так близко, что я чувствую аромат его лосьона после бритья. Он пахнет свежестью, зеленью, резко, успокаивающе – всем сразу; ни разу я не чувствовала такого аромата на мужчине. – Ты пользуешься красной помадой и думаешь, что мужчины не заметят твой рот? Наверняка ты догадываешься, о чем мы мечтаем, глядя на такие губы?

Я не закрываю глаза, когда он наклоняется и сжимает мою нижнюю губу своими губами. Но его глаза закрыты. А все мои чувства отзываются на хриплый звук, который он издает: я чувствую, слышу, вижу, как он дрожит.

Он проводит языком по моей губе, нежно посасывает ее, а потом выпускает. Я понимаю, что это был не поцелуй. Он пробовал меня на вкус. И он явно согласен:

– Ты не похожа на вишню.

– А какая я на вкус?

Он пожимает плечами, задумчиво поджимает губы:

– Не могу подобрать подходящее слово. Ты сладкая. Женщина и все еще девушка одновременно.

Одна его рука по-прежнему находится у моей головы, а вот другая играет с краем моего кардигана. Я осознаю: если хочу жить другой жизнью, я должна это сделать. Хватит ходить на цыпочках по краю обрыва. Надо прыгать. Нужно понять, что бы сделала девушка, которой я хочу стать, на моем месте, и притвориться, что я – это она. Она одна на сцене. А Миа просто зритель в зале.

Я тяну его пальцы к подолу платья, а потом – под него.

Он больше не смотрит на мой рот; мы смотрим друг другу прямо в глаза, пока я веду его руку вверх по внутренней части бедра. Здесь, в коридоре, так уединенно, темно и тихо, а из-за угла доносятся пьяное эхо бара и тяжелый бас популярной песни. Нас не видно, но в любой момент кто угодно, если захочет, сможет нас найти. Без всякого сопротивления с моей стороны он проскальзывает пальцем под ткань моих трусиков. Я закрываю глаза и откидываю голову назад, пока он нежно водит по моей самой чувствительной части тела.

Я не знаю, что я сделала или почему, но вдруг меня охватывают противоречивые чувства. Я хочу, чтобы он трогал меня, о господи, я так этого хочу, но при этом я очень напугана. После Люка у меня было двое мужчин, но с ними всегда была прелюдия: поцелуи, все по нарастающей. Но с Анселем все упрощается, меня захлестывает желание.

– Не знаю, кто больше удивлен тем, что ты только что сделала, – говорит он и целует меня в шею. – Ты или я.

Он вытаскивает палец, но тут же вся его рука проскальзывает в трусики. Я задыхаюсь, когда он нежно, но уверенно ласкает меня двумя пальцами.

– Toutes les choses que j’ai envie de te faire…[3]

Я шепчу, сдерживая стон:

– Что ты сказал?

– Просто думаю обо всем, что хочу с тобой сделать. – Он целует меня в подбородок. – Хочешь, чтобы я остановился?

– Нет, – возражаю я, и меня охватывает паника. – Да.

Он замирает, и я тут же начинаю тосковать по ритмичным движениям его пальцев: – Нет. Не останавливайся.

Он, хрипло посмеиваясь, склоняется, чтобы поцеловать меня в шею, и как только его пальцы снова начинают двигаться, я закрываю глаза.

МНЕ НУЖНА ЦЕЛАЯ ВЕЧНОСТЬ, чтобы открыть глаза; голова раскалывается. Все тело болит. Я крепко сжимаю виски, будто это поможет собрать голову в единое целое. А она, должно быть, развалилась на части, иначе бы так не болела.