Она мгновенно узнала белый «Таурус 1193».
– Что не так? – Дэниел заметил, как напряглась Люс, когда лодка коснулась берега. – А, это.
Он был спокоен, выпрыгивая из лодки и протягивая руку Люс. В воздухе пахло сырой землей от рыхлой почвы под ногами. Это напомнило Люс, как в детстве она бегала по осенним лесам Джорджии в поисках приключений и пыталась где-нибудь напакостить.
– Это не то, о чем ты думаешь, – сказал Дэниел. – Когда София сбежала из «Меча и Креста» после… – Люс вздрогнула в ожидании, надеясь, что Дэниел не скажет «после того, как она убила Пенни», – после того, как мы узнали, кто она в действительности, ангелы конфисковали ее машину. – Выражение его лица стало жестче. – Она должна нам намного больше этого.
Люс подумала о бледном лице Пенн, когда жизнь вытекала из нее.
– Где теперь София?
Дэниел покачал головой.
– Не знаю. Но боюсь, что вскоре это выяснится. У меня есть предчувствие, что она подпортит наши планы. – Он вытащил ключи из кармана и вставил один из них в пассажирскую дверь.
– Но тебе не нужно об этом беспокоиться прямо сейчас.
Люс взглянула на него, опустившись на серое тканевое сиденье.
– А о чем мне беспокоиться прямо сейчас? – Дэниел повернул ключ зажигания, и машина, вздрогнув, ожила. В последний раз, когда Люс была на этом сиденье, она волновалась из-за того, что они остались наедине. Это была первая ночь, когда они поцеловались, – по крайней мере, так она думала тогда.
Люс пристегивала ремень, когда почувствовала, что Дэниел коснулся ее пальцев.
– Не забывай, – мягко сказал он и потянулся застегнуть ей ремень, задержавшись на ее руке чуть дольше обычного. – Нам придется схитрить. – Он поцеловал ее в щеку, а потом дал задний ход и выехал из сырой рощи на узкую асфальтовую дорогу в две полосы. Там никого не было, кроме них.
– Дэниел? – снова спросила Люсинда. – О чем еще мне нужно волноваться?
Он бросил взгляд на пижаму Люс.
– Насколько хорошо ты притворяешься больной?
Белый «Таурус» ждал в переулке за домом ее родителей, пока Люс пробиралась мимо трех азалий под окном ее спальни. Летом здесь были бы кусты помидоров, тянущиеся из-под черной земли, но зимой дворик казался пустым и жутковатым и совсем не напоминал жилой дом. Она не могла вспомнить, когда в прошлый раз стояла здесь. Она трижды сбегала из разных закрытых школ, но ни разу из дома родителей. Теперь она пыталась пробраться домой, но не знала, как открыть окно. Люс окинула взглядом свой район: на краю родительской лужайки, как обычно, лежали утренние газеты в пластиковых пакетах, покрытых росой; на другой стороне улицы на подъездной дорожке Джонсонов так же стояло старое баскетбольное кольцо без сетки. Ничего не изменилось с тех пор, как она ушла. Ничего, кроме самой Люс. Исчез бы этот район, если бы план Билла увенчался успехом?
Она в последний раз помахала Дэниелу, наблюдавшему из машины, сделала глубокий вдох и приподняла нижнюю часть окна над подоконником в потрескавшейся синей краске.
Окно сразу поддалось. Кто-то внутри уже убрал москитную сетку. Люс пораженно замерла, когда белые муслиновые занавески распахнулись и между ними появилась наполовину белая, наполовину черная голова Молли Зейн, которая когда-то считалась ее врагом.
– Что такое, Котлетка?
Люс ощетинилась, услышав прозвище, которое получила в первый день в «Мече и Кресте». Это имели в виду Дэниел и Роланд, когда сказали, что позаботились обо всем дома?
– Что ты здесь делаешь, Молли?
– Давай, я не кусаюсь. – Молли протянула руку.
Ее короткие ногти были изумрудного цвета.
Она подала руку Молли, нагнулась и залезла внутрь, перекинув ноги через подоконник. Ее спальня казалась маленькой и старомодной, словно принадлежала какой-то старой Люс. На задней стороне двери был постер Эйфелевой башни в рамке. Доска с лентами команды по плаванию из начальной школы Тандерболт. И под зелено-желтым пуховым одеялом с гавайским принтом была ее лучшая подруга Келли.
Келли выбралась из-под одеяла, обогнула кровать и кинулась в объятия Люс.
– Они говорили мне, что с тобой все будет в порядке, но таким лживым «мы тоже очень испуганы, просто ничего не собираемся тебе объяснять» тоном. Ты хоть понимаешь, насколько жутко все это было? Словно ты просто физически пропала с лица Земли…
Люс крепко обняла ее. По мнению Келли, Люс отсутствовала всего лишь одну ночь.
– Ладно, вы двое, – проворчала Молли, оторвав Люс от Келли, – можете покричать «о боже мой» попозже. Я не для того всю ночь лежала в твоей кровати в этом дешевом искусственном парике, играя Люс с желудочным гриппом, чтобы вы сейчас все испортили. – Она закатила глаза. – Дилетанты.
– Подожди. Ты делала что? – спросила Люс.
– После того… как ты исчезла, – запнувшись, сказала Келли. – Мы знали, что никогда не сможем объяснить это твоим родителям. Да я сама едва могла это понять, даже увидев собственными глазами. Когда Гэбби привела в порядок задний двор, я сказала твоим родителям, что тебе нехорошо и ты отправилась в постель, а Молли притворилась тобой и…
– Повезло, что я нашла вот это в шкафу. – Молли прокрутила на пальце черный волнистый парик. – Осталось с Хеллоуина?
– Чудо-женщина, – поморщилась Люс, уже не впервые жалея о своем хеллоуинском костюме в средней школе.
– Ну, это сработало.
Было странно видеть, как Молли, которая раньше была на стороне Люцифера, помогает ей. Но даже Молли, как и Кэм с Роландом, не хотела повторить Падения. И вот все они здесь, странная команда.
– Ты прикрыла меня? Не знаю, что и сказать. Спасибо.
– Да не за что. – Молли кивнула в сторону Келли, отмахиваясь от благодарности Люс. – Она была настоящим сладкоречивым дьяволом. Благодари ее. – Она высунула ногу из открытого окна и развернулась. – Думаете, теперь справитесь без меня? У меня встреча в закусочной.
Люс показала Молли два больших пальца и плюхнулась на кровать.
– Ох, Люс, – прошептала Келли, – когда ты исчезла, весь твой задний двор покрылся серой пылью. А эта блондинка, Гэбби, провела рукой, и все исчезло. Потом мы сказали, что ты приболела, и все отправились домой, а мы пошли мыть посуду с твоими родителями. Сначала я подумала, что эта Молли была ужасна, но она оказалась классной. – Она сузила глаза. – Но куда ты делась? Что с тобой случилось? Ты правда испугала меня, Люс.
– Не знаю даже, с чего начать, – заметила Люс.
Послышался стук, а за ним последовал знакомый скрип открывающейся двери.
Мама Люс стояла в коридоре, ее взлохмаченные после сна волосы были собраны бананово-желтой заколкой, на красивом лице не было макияжа. Она держала плетеный поднос с двумя стаканами апельсинового сока, двумя тарелками тостов с маслом и пачкой алка-зельтцера.
– Кажется, кому-то лучше. – Люс подождала, пока мама не опустит поднос на ночной столик, потом обняла ее за талию и зарылась лицом в розовый махровый халат. Ее глаза жгли слезы. Она всхлипнула.
– Моя девочка, – сказала мама и потрогала лоб и щеки Люс, проверяя, нет ли температуры. Обычно она уже не говорила с Люс таким ласковым тоном, но было приятно его слышать.
– Я люблю тебя, мама.
– Не говори мне, что она слишком больна для Черной Пятницы. – В дверном проеме появился папа Люс, держа зеленую пластиковую лейку. Он улыбался, но за очками без оправы виднелось беспокойство.
– Мне лучше, – сказала Люс. – Но…
– Ох, Гарри, – сказала мама Люс. – Ты же знаешь, она могла провести у нас только один день. Ей нужно вернуться в школу. – Она повернулась к Люс. – Недавно позвонил Дэниел, милая. Он сказал, что может забрать тебя и отвезти в «Меч и Крест». Я ответила, что мы с твоим отцом, конечно же, будем рады, но…
– Нет, – быстро сказала Люс, вспоминая детали плана Дэниела, рассказанного в машине. – Хоть я и не могу поехать, вы, ребята, все равно должны отправиться на шопинг в Черную Пятницу. Это же семейная традиция Прайсов.
Все согласились, что Люс поедет с Дэниелом, а ее родители отвезут Келли в аэропорт. Пока девочки ели, родители Люс сидели на краю кровати и говорили о Дне Благодарения. («Гэбби отполировала весь фарфор в доме – какой ангел»). К тому времени как они дошли до распродаж Черной Пятницы, за которыми они охотились («Твоему отцу нужны лишь инструменты»), Люс поняла, что не произнесла ничего, кроме пустых «ага» или «что, правда?».