Не удивительно, что великие державы (Англия, Франция и США) поддержали идею югославского государства. В результате длительных согласований договорились, как писал Ю.А. Писарев, что «государство сербов, хорватов и словенцев, т.е. страна южных славян, или Югославия, будет свободным, независимым королевством с единой территорией и единым гражданством. Оно будет конституционной, демократической парламентской монархией с династией Карагеоргиевичей во главе…». Таким образом, объединение на началах федерации на официальном уровне изначально не рассматривалось. Кстати, Россия неизменно поддерживала югославянскую программу Сербии, считая, что именно Сербское королевство должно сыграть роль объединителя югославянских территорий – тоже не верно оценили свои и сербские возможности. 1 декабря 1918 г. было провозглашено создание Государства сербов, хорватов и словенцев (СХС), переименованное впоследствии в Королевство СХС, а с 1929 г. – в Королевство Югославию.
Отечественные историки считают, что делегаты Народного веча сознательно пошли на соглашение с сербским правительством, прекрасно понимая, что новое государство не будет союзом равноправных народов. Такая позиция была продиктована интересами формирующихся хорватской и словенской элит, которые приобрели значительно больше, чем могли бы потерять при попытке иного решения хорватского и словенского вопросов, если бы хорваты и словенцы сохранили свою приверженность Австро-Венгрии.
Во-первых, объединившись с Сербией, Хорватия и Словения автоматически перешли в лагерь победителей в Первой мировой войне. Статус же территорий побежденной Австро-Венгрии сулил неизвестные и не совсем радужные перспективы. Во-вторых, в рамках Югославии Хорватия и Словения смогли защитить свои этнические границы, а Хорватия консолидировалась с Далмацией. В случае же независимости Хорватии Далмация была бы аннексирована Италией. В-третьих, этническая близость и языковая общность югославянских народов позволила развивать национальное самосознание.
Хрупкость и искусственность новообразования проявилась почти сразу. Кроме некой общности исторических судеб в период раннего Средневековья славянские народы не имели ни равного уровня экономического развития, ни единых политических и правовых систем, а религиозная конфронтация и разные цивилизационные задачи делали невозможным выработку общих целей развития и, соответственно, формирования устойчивого государства. Один из авторов проекта создания югославского государства Иво Войнович еще в 1914 г. предупреждал: различия объединяющихся народов столь велики, «что слияние этих элементов на основе административных принципов, действующих в Сербии по образцу франко-итальянской системы, предполагало бы в скором времени возникновение одной из самых серьезных трудностей и раннее разложение молодого государства, даже гражданскую войну…». Критики политического порядка Королевства СХС, а с 1929 г. Королевства Югославии, считают, что возможность создания успешного общего государства была и заключалась в самоуправлении, широкой автономии, в провозглашении универсальной идеи и общей цели.
Однако прав оказался Э. Хобсбаум, который справедливо отметил, что с «основанием Югославского королевства сразу же обнаружилось, что его жители вовсе не обладают общим «югославским» самосознанием, которое пионеры иллирийской идеи постулировали еще в начале XIX в., и что на них гораздо сильнее действуют иные лозунги, апеллирующие не к «югославам», а к хорватам, сербам или словенцам, и достаточно влиятельные для того, чтобы довести дело до бойни. В частности, массовое хорватское самосознание развилось лишь после возникновения Югославии, и направлено оно было как раз против нового королевства, точнее, против (реального или мнимого) господства в нем сербов. Народы не отождествляли себя с «нацией» именно так, как это им предписывали вожди и вообще те, кто выступал от их имени»».
Процесс формирования национального самосознания среди славянских народов был канализирован и ускорен централизаторскими действиями Белграда. Бан Хорватии был ограничен в своих правах, а компетенции областных правительств Хорватии, Словении, Далмации, БиГ серьезно урезаны. Войдя в состав Королевства, потеряла свою самостоятельность Черногория. Реорганизация государства прошла на основе принципа централизма. Политическая борьба, развернутая рядом хорватских политических партий за самостоятельность Хорватии, постановка вопроса о праве хорватов на самоопределение, требования демократизации политического порядка Королевства СХС, где царили полицейский произвол и правительственный террор, представляются закономерными. Хотя в 1920-е годы идеи унитаризма пользовались поддержкой не только в Сербии, но в Хорватии и Словении, Загреб стал центром борьбы за федерализм, как способ государственного устройства и организации политического порядка.
Тем не менее, в результате государственного переворота в 1929 г. и провозглашения получившей в историографии название монархо-фашистской диктатуры короля Александра, в стране был установлен жесткий авторитарный режим и проведена административная реформа, ставшая унитарным ответом на идеи федерализма. С октября 1929 г. в целях снижения этно-религилзной напряженности в Королевстве были ликвидированы исторически сложившиеся границы между Сербией, Хорватией и Словенией. В результате вместо 33 областей страна делилась на девять бановин (округов), получивших свои названия по названиям рек. Столицей Дравской бановины была Любляна, Савской – Загреб, Врбаской – Баня-Лука, Приморской – Сплит, Дринской – Сараево, Зетской – Гетине, Дунайской – Нови Сад, Моравской – Ниш, Вардарской – Скопье. Белградский округ был оформлен отдельно. Бано-вины в свою очередь делились на срезы. Местные скупщины занимались узким кругом вопросов, а все политические и экономические решения принимались в Белграде. Такая вертикаль власти, по мнению сербской политической элиты, должна была препятствовать росту национализма и стать «апофеозом интегрального югославянства – единства сербов, хорватов и словенцев» (Б. Петранович). Однако при отсутствии горизонтальных связей между сегментами выбранный способ решения национальных проблем лишь способствовал росту оппозиционных настроений и антисербских движений.
В том же 1929 г. была создана радикальная националистическая организация усташей под руководством Анте Павелича и Дидо Кватерника. Хорватских и словенских националистов поддерживал лично Бенито Муссолини. Центры усташей находились в Венгрии и Италии. Югославский унитаризм стал не решением, а катализатором многих внутриполитических кризисов, точкой бифуркации которых постепенно стали сербохорватские противоречия.
Непрекращающаяся борьба хорватов с центральным правительством принесла свои плоды – 6 августа 1939 г. была образована автономная Хорватская бановина, ставшая ядром созданного в 1941 г. фашистского государства – Независимое государство Хорватия (НГХ). Во время Второй мировой войны национальная вражда близких славянских народов приобрела невероятные масштабы и достигла пика человеческой жестокости, который был определен Нюрнбергским трибуналом как геноцид. Сказать «нацистская политика на Балканах, нацеленная на стравливание народов, оставила мрачное наследие в их национальной психологии» – значит, ничего не сказать. Факты того периода, причины невиданной по силе ненависти друг к другу близких народов (сербов, хорватов и боснийских мусульман) требуют не оценочного, а серьезного научного исследования.
Важно помнить, что именно события Второй мировой войны разделили народы Югославии на два непримиримых лагеря: борцов с фашизмом и национал-социализмом за свободу и независимость и борцов против сербского гегемонизма и коммунизма, что нашло отражение в территориальном оформлении, в создании фашистских и коллаборационистских режимов и мощного антифашистского движения во главе с коммунистической партией. Важнейшей особенностью истории народов того периода оказалось то, что раскол, определенный не только идеологическим, но и этно-религиозными параметрами, проявился с новой силой уже в социалистической Югославии.
