Ни один врач, само собой, в землянку к Ворошиловым не заглянул. Как больной ребенок мучился, можно только представить, если с умершей Сони, когда ее хотели обмыть перед похоронами, не смогли снять рубашку– прилипла к гнойным струпьям.

И это всё происходило в одной из богатейших сельскохозяйственных и промышленных губерний России. Что творилось в кондовом Нечерноземье – об этом лучше не надо, лучше зря себе нервы «славным историческим прошлым» не трепать.

Аппетитно хрустели в царстве французские булки под вальсы Шуберта.

Через полтора десятка лет «великий белый царь» нарвался на войну с Японией. Только потому нарвался, что презрительно не желал разговаривать с микадо по поводу возникших межгосударственных проблем. Умные люди будущего православного святого предупреждали: война будет. Он отвечал: «Не посмеют». Ну, японцы же совсем азиаты, как они могут посметь с европейцами воевать?! Европейцы. У него народ, как дикие варвары, в землянках живет и от оспы мрёт, но зато – западнее Уральских гор! Вот азиаты «европейцам» и устроили Цусиму.

Одно в той жизни было хорошо, как вспоминал Климент Ефремович: не было никаких проблем с детской одеждой. Ни одежды, ни проблем. Детям же даже в школу ходить не надо было, а из землянки по нужде можно и голопузым выскочить на минуту даже зимой. Так, кой каким тряпьем прикрыты, и нормально.

Нищенство. Дно! А со дна, если государству на своих самых забитых подданных наплевать, наверх не поднимаются, если очень крупно не повезет. И быть бы Клименту Ефремовичу таким же батраком, как его отец, если бы не счастливая случайность. Его старшая сестра вышла замуж за парня, который работал поначалу помощником кучера в ближайшем имении, а потом пошел работать на шахту.

Родственники и забрали мальчишку к себе. В 9 лет началась рабочая биография Климента Ефремовича. На Голубовской шахте Донбасса. И началась с работы колчеданщиком: с такими же малолетками он выбирал в отвалах угля пустую породу в ящики, сдавал ее, и по количеству набранных ящиков им начисляли зарплату. Можно только представить, как это выглядело: пацаны, мокрые (уголь из шахты мокрый) и черные, как дьяволята из преисподней, карабкались по отвалам с тяжелыми ящиками, набивали эти ящики породой, и потом, рискуя свернуть себе шею, ползли вниз, к учетчику. Работали по 12 часов с часовым перерывом на обед. Зарабатывали, естественно, совсем гроши, почти только на пропитание, но это уже хоть что-то для семьи, все-таки ребенок сам себя кормить начинал.

Хваткий Клим в возможность стать рабочим человеком сразу вцепился, как клещ. Это для него был выход, единственный шанс вырваться, подняться хоть немного с того дна, в котором родился. Он не просто работал колчеданщи-ком, он рвал из-под себя, чтобы его заметили и дали работу хоть чуточку более квалифицированную. Карьерист. Этому пацану нужно было любым путем зацепиться, остаться на шахте, чтобы никогда не возвращаться опять в батрацкую нищету. Он со взрослыми напрашивался спускаться в забой, лез к технике, просил всё ему показать, всему учился. Мужикам мальчишка, смекалистый и старательный, нравился, они его выделяли из числа остальных. И скоро Климу стали доверять смазку машин, которые подавали на гора уголь из шахты. Он так и работал на выборке породы, просто у него уже дополнительный заработок появился.

И за это его едва не убили «конкуренты». Такие же, как он, мальчишки. Приработок очень ценился, а взрослые работу смазчика все чаще и чаще поручали Климу. И однажды, во время обеденного перерыва, у одного парнишки в группе колчеданщиков обнаружилась пропажа продуктов. Все сговорились, что вместе проверят узелки у всех. Пропавшие продукты обнаружили у Ворошилова в узелке, который он сам и отдал для этого обыска. Клим предполагал, кто ему их подложил в то время, когда он бегал с масленкой. Но тогда ничего не успел сказать в своё оправдание, на него налетели толпой и забили почти до смерти. Затоптали ногами и оставили умирать на отвале.

Очнулся мальчик через несколько дней в больнице при шахте. Так едва не закончилась биография пролетария.

Болел очень долго, потом опять вернулся на шахту. Опять колчеданщиком. После избиения его мучили постоянные головные боли, но выбора другого не было, так он и продолжал работать, едва не теряя от боли сознание. Десяти лет ему не было.

Этой истории вы не найдете у советских биографов Климента Ефремовича. У них его ранние годы описаны буквально в трех словах: «детство было тяжелым». Хотя уже и воспоминания Ворошиловым были написаны, но биографы из этих воспоминаний почти ничего не взяли. И это не единственный провал в их работах, позже увидим, как Ворошилову биографию «сократили».

По счастливой случайности, в детстве Клим Ворошилов остался живым, когда его за «карьеризм» едва не убили малолетки, превращенные той жизнью в зверенышей.

Но это была не единственная счастливая случайность в его детстве, которое и детством-то назвать невозможно, с ним еще более дикая, но обычная для царства хрустящих французских булок история приключилась. И опять судьба его уберегла, почти чудо спасло его от смерти…

На шахте за полтора года маленький Клим все-таки немного заработал. Из этой суммы сестра с мужем ему купили сапожки, рубашку, брюки и полотенце. Впервые у мальчишки появились сапожки. Настоящие! Он ими гордился страшно. И полотенце!

Вот эти сапожки едва причиной его гибели и не стали.

К этому времени отцу удалось опять устроиться в имении пастухом, мать снова кухаркой там же работала, семья начала концы с концами сводить, и решили они сына забрать к себе, кто-то им пообещал обучить его грамоте, научить «Псалтырь» читать. Бедным людям казалось, что если сын научится читать «Псалтырь», то он уже грамотным будет. Представляете, насколько темный народ? Уровень средневековья.

Мать пришла на шахту и забрала мальчишку с собой. Дело было зимой. Ну, сотню верст пешком по морозцу пробежаться – это для здоровья полезно. Только их в пути метель застала. Одежда на «путешественниках» была такая ветхая да дранная, что они, как только ветер поднялся, сразу и начали замерзать, уже почти заснули на дороге, когда мимо проезжала одинокая крестьянская подвода. Марья Васильевна едва упросила крестьянина взять их на сани. У того самого уже лошадь едва тянула… Чудом спаслись.

Но это обыденный случай. Добрались до дома. Вскоре Ефрема Андреевича навестил его родной брат Спиридон, довольно зажиточный крестьянин. Клим ему очень понравился, особенно сапожки приглянулись. Он упросил брата отпустить мальчишку к нему погостить.

Вместо погостить – Клим угодил к родному дядьке в батраки. В самое суровое батрачество, мальчишку откровенно эксплуатировали. Он делал всю крестьянскую работу, которая только была. За бесплатно! И от него еще требовали благодарности! Ведь кормили же!

Но дядьке покоя одна вещь не давала. Сапожки Клима. И как-то, придравшись по пустяку – мальчишка нечаянно наступил на свежую, незасохшую глину, которой обмазывали пол тока для обмолота зерна, дядька Спиридон попытался запороть его вилами. Выручила ловкость Клима, увернулся и убежал. Но сапожки у него отобрали…

Такие были нравы «православные». Спиридон Андреевич Ворошилов прилежным прихожанином был. Потому как он был кулаком. По другому кулаку нельзя. Мальца, племянника родного, за обувку вилами приколоть можно, а вот не перекрестить хлебало за столом – нельзя.

Марья Васильевна весной сына у дядьки забрала, батрачество Клима на родственников закончилось. Тем временем семья вернулась в родные места, в деревню Васильевку, отец трудился в помещичьем имении, мать кухаркой, кормила батраков. Клим сразу тоже стал работать, теперь погонщиком волов.

А в селе открыли школу. И осенью 13-летний Клим пошел в первый класс. Пока строилась летом изба под школу, мальчишка мечтал, как он будет сидеть за партой, зубрить уроки… Он уже понимал, что грамота край как в жизни нужна, уже стремился к ней.

И едва всё для него не закончилось умением просто читать и писать. Обычным, так сказать, образованием. Потому что первым учителем стал учитель профессиональный – редкий болван. Этот господин стремился изо всех сил дать ученикам знания, предметы знал прекрасно, уроки вел с увлечением. Только он в своем увлечении вообще забывал о тех, кого он знаниями нагружать старался. Все ученики для него были на одни лицо, индивидуальным подходом профессионал не грешил. Поэтому вскоре детвора интерес к учебе утратила, на уроках начала безобразничать и шуметь. Этот деятель всех шалунов записывал, что бы потом их наказать коллективно. А так как гуманистические взгляды ему не позволяли собственноручно драть розгами мальчишеские задницы, то он придумал, что ребятня должна экзекуции устраивать друг другу сама. Делал это, например, таким способом: всех провинившихся выстраивал в круг посреди класса, заставлял руками брать соседей за уши, да не близстоящих, а через одного, и по команде наказанные должны были драть товарищей по несчастью за уши.