Тогда был первый раз за три года, когда Луи сказал мне, что он устал бороться. Я боялся, что это никогда не кончится, что мы зря тратим часть жизни на поиск чудесного лечения. Я боялся, что в один момент он больше не захочет ничего предпринимать и сделает самое простое — убьёт себя. Быстро, чтобы я не успел как-то помочь. В этот же день мы купили билеты и через неделю были в Венгрии.

Всё было тщетно. Австрия. Чехия. Словения. Португалия. Испания. Каждая страна, в которой мы были, делала его умнее. Луи говорил на большом количестве языков, в то время как я едва мог сказать два слова по-немецки или по-итальянски. Но в том, что он знал языки, не было никакого смысла, кроме небольшого заработка на еду. Вечерами он сидел над переводами и читал мне их, хоть я и не понимал ни слова. Я покорно слушал, потому что его это успокаивало и радовало. Но в плане поисков лечения — всё безуспешно. Это уничтожало. Самое страшное, что не только его, но и меня. Нас больше некому было держать. Почти семь лет мы кидались из одной страны в другую. Я скучал по семье и друзьям. С отъезда из Британии я не разговаривал и не виделся с ними ни разу.

После Испании Луи сдался.

Он попросил уехать во Францию, потому что это его любимая страна, и он мечтал побывать там. До этого мы никогда не рассматривали её для поездки из-за дорогой медицины. Я сначала согласился, но потом он сказал, что хочет уехать, чтобы остаться там навсегда. Чтобы умереть в стране своей мечты. Луи прямо так это и сказал, только в конце ещё добавил «Я и так прожил дольше, чем должен был, как минимум лет на пять!». Он был готов отпустить меня, чтобы не мучить, но я был не готов отпустить его. Я обвинил его в том, что он — идиот, если думает, что я так просто закончу всё, после семи лет непрерывной борьбы. Луи рассмеялся надо мной, но настаивать не стал. Я решил, что буду искать чуда, пока он совсем не уйдёт от меня. До самого конца.

Мы переехали во Францию.

Ему стало хуже через год. Во время очередного приступа он всё спрашивал, как я до сих пор терплю его. Моему «потому что люблю тебя» он не поверил, поэтому я сделал ему предложение. Прямо там на полу кухни с помощью фольги от шоколада. Луи заплакал, но… отказался, и сказал, что боится мысли, как оставит меня вдовцом так скоро. Он пообещал дать положительный ответ, если его вылечат.

Через еще полгода он добровольно лег на кратковременное лечение в психиатрическую клинику. Наверное, он сильно хотел жениться. Мне нравилось так думать. Луи пролежал там пару месяцев. Однажды я пришёл к нему в палату, когда он подписывал какие-то бумаги. Оказалось, что он согласился попробовать экспериментальное лечение. Шансы 1 к 1000, что лекарства подействуют и не убьют навредят еще больше. Он успокоил меня тем, что лучше попытается и пролетит с этим, чем не попытается вовсе. Так мы оба будем знать, что использовать все возможности по максимуму.

Сперва он впал в кому на пару дней, а когда вышел из неё, врачи были в шоке от его результатов МРТ и общих анализов. Наполовину уничтоженные нервные клетки перестали маниакально посылать сигналы, вызывая неконтролируемые приступы агрессии, мании и страха. Врачи смогли убить препаратами только нужные клетки с опасными импульсами, не повредив мозг, что казалось в принципе невозможным до этого времени.

Тогда, спустя десять лет, нам наконец-то повезло.

Луи прошёл весь курс лечения и через несколько месяцев принял моё предложение руки и сердца. Мы скромно поженились во Франции.

Он, конечно же, знал, что я страдаю без семьи и друзей, поэтому его свадебным подарком была поездка домой. На вершине Эйфелевой башни он дал мне билеты для двоих в один конец. Я сразу всё понял, и он только подтвердил мои догадки, сказав, что мы возвращаемся в родную Британию.

Спустя десять лет непрерывной борьбы наступил конец игры. Мы вышли из нее победителями. Вместе.

Я направился в родной дом утром прямо из отеля, в котором мы с Луи остановились на первое время. Сам он уехал по поводу нашего будущего жилья. Многие меняют свои дома, но я свято верил, что моя мать не из таких людей. Сперва я даже не сразу его узнал. Дом уже не был бежевого цвета, как раньше. Теперь он больше походил на грязно-бордовый. От чего-то мне вдруг стало некомфортно.

Дверь открыла незнакомая и уже немолодая женщина с тёмными волосами. Я видел её впервые, но она, кажется, узнала меня уже через секунду.

— Меня зовут Гарри…ээм, я ищу Робина и Энн Твист.

— О, боже, конечно. Проходи, Гарри.

Я вошёл внутрь, а она позвала Робина. Укутавшись в пальто я игнорировал то, как скручивался мой живот от плохого предчувствия. В основном из-за этого желания сбежать из этого дома, я и не стал раздеваться.

Это были выходные. Робин появился в домашних шортах и майке, спрашивая, кого это вдруг принесло в такую рань. Как только он распознал моё лицо, он остановился на месте.

— Привет, пап, — сказал я и сам подошёл к нему для объятий.

Он прикрыл рот рукой, обнял в ответ, как это обычно делают отцы, а затем заплакал.

— Мэри, принеси моё лекарство.

Темноволосая женщина бросилась на кухню и вернулась со стаканом красноватой жидкости, которую Робин тут же выпил.

— Где мама? — спросил я в полном желании наконец-то её увидеть спустя десять лет. Она наверняка обзавелась морщинками вокруг глаз, а волосы начали приобретать седоватый оттенок. Мне нужно было обнять её.

Какое-то время ничего не происходило, а потом Робин прошептал слова, которые были похожи на ведро холодной воды.

— На кладбище.

В голове промелькнул вопрос «Зачем она туда пошла так рано утром в свой выходной?», а потом наступило осознание всей ситуации.

— Ты не успел, Гарри, — прошептал Робин, а его слёзы застыли на щеках.

Так глупо я и узнал, что моя мама заболела раком легких спустя пять лет после моего отъезда. Она умерла за пару дней до того, как я сделал Луи предложение руки и сердца. Поэтому я ушёл из этого дома, как можно быстрее, но Робин сказал мне адрес кладбища, адрес Джеммы и отдал письмо от мамы.

Не хочу вдаваться в подробности этого письма, которое я читал, стоя у её могилы. Я порвал его, чтобы не чувствовать вину из-за моей затяжной поездки. Но больше всего меня уничтожала фраза на конверте «Если ты когда-нибудь вернёшься к нам». Она долго боролась и хотела видеть меня перед смертью.

Я не плакал. Разучился это делать ещё в Италии. Я просто ушёл.

Следующей в списке была Джемма. Я хотя бы знал, что она жива, поэтому живот перестало скручивать. Она никуда не переехала из Лондона, но купила новый дом. Наверное она скажет, что я смешон с этими длинными волосами и пальто в полосочку.

(https://i.pinimg.com/736x/c4/ba/f0/c4baf0e59da0b5d54f89c52714b4fe1a—edward-styles-harry-styles.jpg)

Было всё равно страшно. В последнюю нашу встречу она была вся в крови, а я выбрал Луи, не сказав ей ни слова. До сих пор не знаю правильно ли я сделал, когда оставил её.

Она открыла мне после первого же звонка. В первую секунду Джемма смотрела взглядом, каким обычно смотрят на риелтора или рекламщика, а потом как на призрака. Наверное, многие думали, что я мёртв.

— Гарольд…

Я по прежнему не знал прогонит она меня или нет, поэтому молча молился небесам о прощении.

— Ты — грёбаный засранец! — вдруг крикнула она и сильно толкнула в плечо, — Исчез на десять лет, а теперь заявляешься ко мне домой! — теперь удары кулаками пришлись на грудь, — Хоть бы словечко! Ты представить не можешь, как я тут с ума сходила!

Я облегчённо улыбнулся ей и крепко обнял, убрав её руки с моей грудной клетки. Запах Джеммы ничуть не изменился за десять лет, он возвращал меня в счастливые деньки юности и родной дом. Она простила меня за то, как я ушёл, оставив её.

За спиной Джеммы показалась маленькая девочка лет шести. У неё были тёмные волосы и зеленые глаза. Я не тупой и сразу понял, кто она. Тут и думать то особо было не о чем.

— Мам, а кто этот дядя? — спросила девочка, прижимаясь к Джемме.