С Джесс они поссорились, точнее, она сначала очень просила никому ничего не говорить, обещая сама все рассказать Жану, и ничего не делала, потом, когда он прямо предложил ей встречаться, отказалась и попросила остаться друзьями, на что уже Райнхард разозлился и хлопнул дверью, заявив, что нельзя дружить с человеком, которого хочешь видеть в своей постели.

В общем, в результате, он остался чуть ли не изгоем — многие на съёмочной площадке отпускали шутки по поводу фотки с удавом, поскольку кто-то подкинул на самое видное место журнал. Оберштайн, правда, заявил, что фото — просто шедевр, после чего шейминг сошёл на нет, но общаться с кем-то из ржавших над ним людей Райнхард принципиально не собирался.

Сложилась странная ситуация — у него никогда в жизни не было столько денег, как сейчас, но Мюзель просто не знал, на что и на кого их тратить. Не было ни времени, ни сил.

Недавно он случайно узнал от Гринхилл, что Джессика с Жаном назначили день свадьбы — и это его особенно разозлило. У Райнхарда было ощущение, что его все бросили. Он очень сильно скучал по Кирхайсу, даже пообещал себе, что будет, как нормальные люди, всегда называть его по имени.

После выхода первого сезона Мюзеля стали узнавать на улицах, у него появились фанаты и фанатки, но они все казались ему просто невероятно глупыми. Почему-то, кстати, особой популярностью он пользовался у несовершеннолетних девочек, геев и старушек, чье внимание казалось ему совершенно излишним. Вроде бы, они его любили, но это не имело никакого отношения к настоящим чувствам, к тому отношению, которое Райнхарду хотелось бы получить.

— Ты очнулся? — силуэт его чуть ли не единственного в последнее время не связанного с работой социального контакта застыл в дверном проёме.

— Да… — «за что он меня ненавидит?» — Вот нечего лицо кривить, Вэньли, я тебя не просил со мной сидеть.

— Я заварил чай, будешь? — проговорил тот с видом, будто делает величайшее одолжение.

— Очередная гадость? — Райнхард никак не мог забыть Вэньли чёрный по краям и ледяной внутри сэндвич, который тот просто пытался разогреть в микроволновке. Какой тёмной магией он добился подобного результата, оставалось загадкой. — Ладно, давай… — пригубив творение волшебника, Мюзель закашлился. — Это не чай.

— Я налил туда бренди, — пожал тот плечами. — Пей, тебе надо отогреться.

«Дрянь редкая.»

— Тебе-то что, — огрызнулся Райнхард, но «чай» все-таки выпил. — Ходишь с таким видом, будто желаешь мне сдохнуть…

— Если бы я желал тебе сдохнуть, — Вэньли бросил мечтательный взгляд куда-то мимо Мюзеля, на секунду став похожим на собственное фото в профиле, а не на зловещую тварь. Впрочем, теперь Райнхард предполагал, что за его пугающими выходками с самого начала стоял обычный «иракский синдром». — Ты бы уже. И хватит называть меня по имени, ты что, труднодоходимый?

— Не будь идиотом, это же твоё имя, что, слишком простое для тебя? — хамить ему было не лучшей идеей, но Райнхарда понесло. Возможно, количество бренди в выпитой им бурде превышало количество самого чая. — Считаешь обычных людей за грязь под ногами?

— Что? — Вэньли отрывисто рассмеялся. У него было еще другое, «темнолордское» имя, но Мюзель его не запомнил. — Посмотри на себя.

— На себя? — сути претензии Райнхард действительно не понял. — Да мне все равно, знаменитость я или нет, я вообще ничего не поменял в своей жизни после первого сезона… И я не умею делать такие вещи как ты…

— Ты настолько высокомерный, что считаешь свою работу недостаточно умной, и строишь из себя жертву, хотя куча народа мечтает оказаться на твоем месте, — Ян криво усмехнулся и сел на пол, прислонившись спиной к кровати, так что Райнхард теперь не мог видеть его лицо. «Что хорошего в том, что ко мне все относятся ни то как к кукле, ни то как к мальчику по вызову, а Оберштайн каждый съемочный день указывает на мою бездарность?!» — А еще тебе пофиг, что я просил не называть мое имя. И зачем было докапываться до моего отца?!

— Потому что я хотел узнать, кто ты! — Райнхард уселся на кровати, завернувшись в плед. — Мы видели статью про таро и имя в титрах фильма Оберштайна, подумали, что это ты. Почему ты так взбеленился?

— Слушай, на самом деле, извини, — внезапно ответил волшебник. При этом он поднял с пола ещё одну упаковку из-под чипсов и меланхолично закинул её все в тот же угол. — Не надо мне вспоминать, что я на самом деле Ян Вэньли, я начинаю срываться и причинять вред людям. Понимаешь, с отцом мы всегда плохо ладили…

— Как ни странно, понимаю, — не удержался от злой иронии Райнхард.

— Да уж точно… Короче, в детстве я ненавидел эту гребанную коллекцию антиквариата больше всего на свете, потому что она пользовалась гораздо большими любовью и вниманием, чем я. Чтобы ему стало не все равно, оказывается, нужно было всего лишь умереть… — он горько усмехнулся. — Один раз я взял там старую колоду карт таро. Я просто хотел их порезать. Эгоистично и тупо, но я ведь был ребёнком. Многое в этой коллекции, кстати, было подделками, но карты несли в себе силу, настоящую. Не надо мне было их трогать…

— Подделками?

— Да, неприятная история, — Вэньли запустил пальцы в волосы. — Поэтому ты меня так выбесил, кстати.

— Я просто хотел найти тебя, чтобы убедиться, что я не сумасшедший. Выглядело очень похоже.

— Я, пожалуй, удивлён твоими успехами.

— Без Кирхайса бы ничего не вышло, — «ничего я не считаю себя лучше других, не правда!» — Мне и в голову не пришло начинать искать с Оберштайна.

— Хорошая идея, но, по сути, вам просто повезло… — Ян замолчал. — На самом деле, — добавил он чуть погодя, — Не надо тебе было идти в этот сериал.

— Ты предупреждал? Карта Смерть… — Райнхард внезапно вспомнил, что это как раз Кирхайс ее поднял.

— Именно.

— Надо было и тогда слушать К… Зигфрида, — проговорил Райнхард с досадой. — Так что там у тебя вышло с колодой таро?

— Ну, я тогда ещё не знал, что отличаюсь от других — иногда я предчувствовал какие-то события, предметы вокруг меня падали и ломались, когда я злился или пугался, но все можно было списать на совпадения. А та колода… она что-то пробудила во мне, или я в ней, не знаю. Она была старая, начала прошлого века, вариант Райдера-Уэйта. Я дотронулся, меня словно ударило током, выпало две карты — Смерть и Башня, поражённая молнией…

— Вавилонская башня, — вспомнил Райнхард. — Вавилон в Ираке.

— Да, рядом с современным городом Аль-Хилла, там шли тяжелые бои в 2003, — Вэньли обернулся к нему. — Здорово, что ты знаешь. Никто не учит историю.

— Просто, Александр Македонский — мой любимый герой, а он там умер, в Вавилоне, — «Только что же говорил, что я считаю себя слишком умным и строю из себя жертву. А Македонский-то, похоже, прототип Лоэнграмма.» — Зачем ты вообще пошёл в этот Ирак? — в то время, когда США начали там боевые действия, Райнхард был совсем ребёнком, но обрывки репортажей по новостным каналам ему хорошо запомнились. Правительство и пресса ФРГ резко осуждали действия американцев.

— Сложный вопрос… ты знаешь, что после захвата Ирака множество бесценных исторических артефактов уничтожено или осело в частных коллекциях, потеряно для науки?

— Как Янтарный кабинет? — вроде, во время Второй Мировой такое происходило сплошь и рядом. — Можно догадаться.

— Я, кстати, не слышал об этом Янтарном кабинете, — Вэньли достал смартфон, видимо, намереваясь восполнить пробел. Мюзель никак не мог понять, почему он пользуется материальными предметами, но те остаются невидимыми для большинства так же, как и сам волшебник. Один раз он спросил об этой странности, на что получил туманно-недружелюбный ответ «интернет виртуален». — Я пытался использовать свои способности, чтобы защитить историю Месопотамии, сохранить хоть что-то для науки… Участие в войне казалось мне приемлемой платой. Я же не знал, что превращусь в Месламтаэа, когда умру. Можешь осуждать, но последний суд — всегда за историей. Погоди, тебе лучше? Может, есть хочешь?