- Баданга? - переспросил я. - Вот, передай эту сигарету своему отцу.
Мальчик поблагодарил и сунул сигарету за ухо.
Другие мальчики были потрясены таким знаком отличия.
- Отцы у них тоже курят, - намекнул Даингумбо.
- Ты прав, - сказал я и свернул еще две самокрутки.
Мимо нас прошли несколько женщин. Плетеные сумки, висевшие у них за плечами на веревке, обвязанной вокруг головы, были наполнены доверху.
- Скажи-ка мне, что у них в сумках? - спросил я Даингумбо в поисках темы для разговора.
- "Женская еда", - сказал он с презрением. - Еда из зарослей. Они ее собирают. Иногда они находят мед.
- Что за орехи несла последняя женщина? Разве они не ядовитые? спросил я.
- Их можно сделать безвредными, - поспешил объяснить мальчик. - Мы находим орехи в зарослях. Мы их собираем и складываем...
Он продемонстрировал, как орехи раскладывают на какой-то плоской поверхности.
- Раскалываем их...
Он показал, как колют орехи, разбивая их палкой. Его пальцы шевелились, словно вылущивая сердцевину.
- Берем, как земляной орех. Берем и кладем в сумку. Кладем в воду. Они спят, спят...
Он положил голову на руки, имитируя сон.
- Сколько же они спят? - спросил я.
- Четыре ночи.
- А потом?
- Женщины берут их. Еще берут камень.
- Понимаю, - сказал я. - Они ударяют по ним камнем?
- Нет, - возразил он. - Они делают так... Мальчик сделал руками несколько движений, словно замешивая тесто.
- Получается замечательная еда. Надо тереть, тереть, тереть. Вынуть из зернотерки и сложить в плетеную сумку. Потом сделать вот так...
Он показал, как женщины раскатывают тесто.
- А потом свернуть и положить на огонь. Получается замечательная еда.
Уже стемнело, и мне пришлось расстаться с Дайнгумбо. Он успел рассказать мне, как бьют копьем дюгоня, как изготовляют сети для рыбной ловли и какой замечательный охотник его отец. Никогда не забуду выразительное, живое лицо Даингумбо, его приветливость. Превращению этого аборигена в полноправного гражданина Австралии мешал только цвет его кожи.
Так устроена наша жизнь!
32
ПОБЕРЕЖЬЕ АРНХЕМЛЕНДА
На следующее утро мы покинули остров Элко. Был погожий день. Море, небо, облака словно дремали.
Джек Слейд держался береговой полосы, опускаясь над пляжами и мысами в поисках унесенной в море шлюпки, о которой нам рассказали на острове.
Неподалеку от Элко мы увидели выдолбленную ствола лодку, битком набитую аборигенами. Мы описали, круг над лодкой. Аборигены замахали руками, открывая в улыбке белые зубы.
Мы так низко опустились над берегом острова Говард, что чайные деревья на песчаных дюнах вырисовались на фоне неба, а не земли.
У пустынных мысов, где прибрежные скалы сбрасывали с плеч пену волн, рев моторов обращал в бегство морских птиц.
Мы пересекли широкий проток, на поверхности которого ветер чертил темные узоры. В зеленоватой мелкой воде колыхалась треугольная тень ската. Он нежился на поверхности моря, лениво шевеля хвостом. Напуганный шумом пропеллера, скат скрылся в морской глубине.
Здесь плавали акулы, как правило, парами; черепахи грелись на покрытой рябью поверхности воды. Над водой летали морские птицы. Косяки рыб искрились подобно россыпям драгоценных камней. Их плавники рассекали морскую гладь.
Мы опускались над узкими морскими протоками, огибали округлые берега заливов, взмывали над скалистыми вершинами полуостровов. Мелькали устья рек, окаймленные мангровыми зарослями. Напуганные кроншнепы взлетали над обнаженными отливом отмелями.
Со скалы поднялся морской орел. Его белая голова сверкала в лучах солнца. Стайки голубей вылетали из густых зарослей, кое-где окаймлявших берег, и проносились над самыми верхушками деревьев. Когда самолет догонял их, они испуганно сворачивали в сторону и летели сначала в одном направлении, потом в другом, как будто за ними гнался ястреб.
Наконец, я увидел то, что мне больше всего хотелось здесь увидеть, стойбище аборигенов. Над берегом, на поросшем чайными деревьями холме, стояли два шалаша из коры. Струйка дыма от костра поднималась прямо к небу. Над костром склонилась женщина. Другая сидела, скрестив ноги, у входа в шалаш.
По пояс в воде стоял мужчина, держа наготове копье. Ребенок, переваливаясь, ковылял по песчаному берегу. Еще трое ребятишек бегали по берегу, размахивая руками.
Шум самолета, летевшего над самым берегом, заставил их замереть. Они стояли, не шевелясь, и наблюдали за нами. Я энергично замахал им. Мужчина потряс копьем в знак приветствия, а женщины подняли руки над головой. Мы пронеслись над шалашами, затем, набрав высоту, развернулись и возвратились к стойбищу, словно, оно было осью, вокруг которой мы вращались.
Младенец упал на песок. Видимо, он плакал от страха. Я разглядел его перекосившееся личико. Одна из женщин подняла к нам смеющееся лицо, вторая помахала рыбиной, которую держала в руке.
Обнаженные темно-коричневые тела аборигенов были стройными. Мокрая кожа мужчины поблескивала. Он зашагал по воде, словно демонстрируя нам пластичность своих поднятых рук.
Дым второго костра поднимался с полуострова, поросшего чайным деревом. Женщина с младенцем, восседавшим у нее на плечах, махала нам обеими руками. Ее муж сидел на корточках на песке и производил какие-то манипуляции со своими копьями. Рядом с ним было несколько ребятишек.
Эти промелькнувшие перед глазами картины жизни коренных жителей Австралии - а такой жизнью жили поколения их предков - напоминали рисунки из учебника австралийской истории.
Заправившись горючим в Милингимби, мы пересекли узкий пролив, отделяющий остров от материка. К западу лежал мыс Кейп-Стюарт. То была местность, бедная дичью и растительной пищей. Кампешевые деревья и эвкалипты тянулись на многие мили. Мы едва не задевали их кроны. Сквозь листву нам была видна редкая трава, росшая под деревьями, которые застыли в знойном воздухе, словно погрузившись в грустное раздумье.
Время от времени деревья перемежались болотом или лагуной. Здесь в воздухе кружились стаи гусей и белые цапли.
Мне не терпелось увидеть здешних аборигенов. Мое желание исполнилось, лишь когда мы пересекли широкий полуостров, оконечностью которого является Кейп-Стюарт, и достигли восточного побережья залива Бокаут.
