За время работы в пароходстве мне довелось общаться с интереснейшими личностями, старыми кадрами с неординарными судьбами. По биографиям этих людей можно изучать историю пароходства, историю страны. Взять хотя бы старейшего капитана дальнего плавания Демидова Александра Африкановича, участника знаменитой Таллинской эпопеи, российского Робинзона. Откомандированный в блокадные годы на работу в Дальневосточное морское пароходство, капитан Демидов осуществлял морские перевозки вооружения, боеприпасов, продовольствия между портами Дальнего Востока и Соединенных штатов Америки. Транспорт, которым он командовал, в одном из рейсов был потоплен японской (нейтральной) авиацией, а экипаж во главе с Демидовым высадился на один из полудиких островов, где они прожили почти два года. Обо всем этом сам Демидов прекрасно описал в книге "Сорок лет на капитанском мостике". Можно сказать - живая легенда - в обращении с людьми он был прост, вежлив, корректен. Нам импонировала его интеллигентность, любовь к семье, к жене, к родному языку и морю.

В марте 1963 года в кубинском порту Исабелла наш теплоход "Льгов", экипажем которого руководил тогда Александр Африканович, был обстрелян с военного катера группой людей, враждебно настроенных по отношению к режиму Фиделя Кастро. Я восхищался мужеством и хладнокровием капитана, не растерявшегося в эти минуты, спасшего экипаж от паники и возможных жертв. Безусловно, здесь сказались и его военный, и огромный судоводительский опыт.

А капитан Борис Михайлович Хирхасов, судоводитель-партизан? А один из первых капитанов Балтики Балицкий Хрисанф Антонович, переживший тяжелейшие годы в фашистском концлагере для интернированных? А Герой Советского Союза Борис Иванович Аказенок, ныне пенсионер, в прошлом штурман дальнего плавания, а во время войны - матрос, наводчик кормовой артиллерийской установки на пароходе "Старый большевик". О них я рассказывал читателю в исторических очерках "Венки на балтийской волне".

Частицы опыта каждого из этих людей непроизвольно влились и не могли не влиться в формирующийся опыт молодых моряков, в их мировоззрение.

- А возьмем нашего брата, боцманов, - это уже опять Володя. - Скольких я перевидал, сам боцманю вот уже четверть века (действительно, старый кадр). Это все бывалые, опытные моряки. Боцманом стать не так просто. Скорее штурман станет капитаном, поднимаясь со ступеньки на ступеньку служебной лестницы, чем матрос станет боцманом. И далеко не всякий-каждый. Это я не для хвастовства.

- Я понимаю.

Я проходил морскую выучку у многих боцманов. Были среди них и ветераны флота. Мой самый первый боцман Николай Александрович Михайлов был настолько культурным человеком, что сразу не поверишь, что перед тобой - боцман. Скорее гардемарин. Лишь постепенно, наблюдая за его работой, убеждаешься в его предназначении, видишь в нем толкового организатора, искусного матроса. Из-под его рук выходили не морские узлы, а чудеса искусства. Не зря про него говорили: "Наш боцман не терпит мата, но зато маты у него прекрасны".

Андрей Яковлевич Скрупский был боцманом типичным. Знал свое дело. Мог высказаться более красочно, чем "три холеры, две чумы". Даже голос был сипловатый, как у старых боцманов из морских рассказов. Матросы его боготворили.

А Прокоп Степанович Радостев? Невысокого роста, степенный, лишнего слова не скажет. Его понимали и без слов. Посмотрит на тебя узкими, потатарски посаженными глазами, покрутит многозначительно запорожский ус, и тебе ясно, чего от тебя хочет "дракон". Жена его для моряков была, как мать родная. Феодора Куприяновна (она не любила этого имени и велела всем звать ее тетей Галей) командовала даже им, нашим "боссом". А что было приятно особенно кокам и уборщикам, она постоянно организовывала силами жен моряков в порядке оказания помощи чистку картофеля, уборку служебных помещений, кроме помещений пищеблока, где требовалось прохождение медицинской комиссии. Жены также ей подчинялись, как матросы подчинялись ее усатому супругу. Кстати, об усах. Усы были гордостью Степаныча. Иногда он говорил: "Клянусь усами", - но тут же хитро улыбался, так как знал, что усы останутся в неприкосновенности, ибо каждую фразу он высказывал только будучи твердо уверен в сказанном. Но однажды... Однажды он дал матросам работу на "шабаш", то есть, как закончат, могут отдыхать, хотя рабочий день еще не закончился. "А если мы до обеда закончим?" - спросил кто-то из команды. На это боцман авторитетно заметил, что до обеда им никак не управиться. Матросы предложили пари на усы. Справляются с заданием - боцман сбривает усы, не справляются до обеда будут весь рейс безропотно работать не по восемь часов, а как скажет боцман. Недешево обошлось матросам это пари. Сто потов сошло с них за четыре часа.. Знали, что работать надо качественно, иначе работа не будет принята. Все подготовили заранее: инструмент, краски, концы, ветошь. Начали без перекура ровно в восемь, трудились без перекура и закончили ровно в 12 часов!..

Сначала Степаныч был приятно удивлен. Но пари оставалось в силе... А усов жалко. Спрятался "дракон" под полубаком, затем в малярке... Знал, что все равно найдут, но рассчитывал потянуть время, авось потом пожалеют и сойдутся на какой-нибудь компенсации. Не сошлись. Спящему обрезали один ус. оставили немножко у центра. Вскочил Прокоп Степаныч, но без уса. Глянул в зеркало: Бог ты мой!.. Отрезал второй ус, тоже не совсем, подровнял остатки: тьфу! Вылитый Гитлер. Пришлось сбривать усы начисто. Усы-то он отрастил за рейс. Но ходил гоголем: как бы ни было, а условие пари выполнил. К тому же, он убедился, как могут работать его "орлы", и знал, что требовательность к их работе можно несколько и повысить. Обиды за усы ни на кого не держал. За это его тоже уважали.

Бесспорно, не подобные странности перенимали мы от старых флотских кадров, но ими они будто приближали молодежь к себе, способствуя привитию им полезных и нужных качеств.

Были люди, про которых ходили даже анекдоты.

- А помнишь Борю Тарахтуна? - Володя, как в мысли мои глядел.