Дачинские в город собирались, как в длительную поездку. Колька помнит такие выезды в город, когда был еще подростком. Поездки до Эрмитажа с высокой эстетической целью, до Московского вокзала с обыкновенной целью пердвижения. Вот он с матерью и с кем-то еще из Дачи Долгорукова пешком ясным морозным утром идет на городскую барахолку, где можно было приобрести, что угодно: от старенькой гармошки до каракулевой шубы. Колькины знакомые каракулевыми шубами не интересовались, но на этой самой барахолке Кольке было куплено добротное, ярко-коричневого цвета, длиннополое пальто. Пальто явилось объектом насмешек Наума. Причем, насмехаясь, он называл пальто не коричневым, а красным, чтобы насмешка чувствовалась острее. Как бы там ни было, а два сезона Колька это пальто относил.

Однажды Колька поехал на Петроградскую сторону навестить семью умершего крестного. В квартире на улице Чапыгина, где жила эта семья, он засиделся допоздна, заговорился и не заметил, как стало быстро темнеть. Только когда вышел на улицу, заволновался. Непривычно было возвращаться так поздно из другого конца города. На автобусе первого маршрута доехал до кольца - до Смольного. Надо было перебираться на правый берег Невы и ехать дальше. И Колька решил съэкономить время, но экономия вышла ему боком. А решил он прямо по берегу Невы идти к Большому Охтенскому мосту, не обходя территорию Смольного и здания, к ней прилегающие. Вот он, мост-то, как на ладони. И Колька пошел. Мост становился все ближе и ближе, но на пути все чаще и чаще стали встречаться разные непредвиденные препятствия. То какой-то поломанный частокол, то забор с большими дырами в нем, то глубокая канава, то колючая проволока. Когда парень преодолел очередную преграду, мост

смотрелся совсем рядом. Но в этот момент он услышал строгий окрик:

- Стой! Кто идет? - и не дождавшись ответа:

- Руки вверх!

Так ему не повезло. Он шел с руками за спиной (была команда так держать руки), куда, сам не зная. Сзади его метрах в пяти шел с винтовкой наперевес часовой, который время от времени указывал направление движения. А Колька шел и вспоминал подобный этому случай, который произошел с ним в детстве. Он был в гостях у бабушкиной сестры бабы Моти, проживающей на рыночной площади города Чаплыгина со своей двоюродной сестрой и ее детьми Витькой и Толькой. Толька был ровесником Кольки и они дружили. Баба Мотя дала ребятишкам денег на конфеты, и они, купив цветного горошка, возвращались радостные домой. Проходя через калитку в заборе на рыночную площадь, они неожиданно были задержаны часовым с винтовкой. Только вел их он не "под ружьем" с руками за спиной, а схватив за воротники их зимних пальтишек, винтовку закинув за спину. Они отчаянно вырывались, и человеку с ружьем никак было с ними не справиться. Повстречавшийся пьянчужка Ермолай посоветовал охраннику снять с них шапки куда они зимой побегут? Охранник воспользовался советом Ермолая. Ермолая в городе знали все. То ли он работал ранее в милиции, то ли был милицейским осведомителем, неизвестно. Но подвыпившие мужики нередко при встрече с ним спрашивали, явно издеваясь: "Легаш, когда деньги отдашь?" И тут же за него отвечали: "Портки продам, тогда деньги отдам".

Колька, когда с него сняли шапку, съежился, вжал стриженую голову в плечи и покорно поплелся за охранником. А Толя, как только его отпустили, в момент исчез. Он побежал к бабе Моте и потом привел ее в отделение милиции выручать Кольку, на лице которого уже виднелись следы недавних горьких слез. Его строго спрашивали о краже зерна со склада на рыночной площади. Колька знать ничего не знал об этом. Вернее, он знал, что в длинном строении на высоком фундаменте на рыночной площади хранилось зерно, которое периодически поворовывали ребята из соседних с рынком домов для голубей. Но эти ребята были постарше их лет на пять. К тому же, у Толи голубей не было, а Колька вообще был в гостях. У них и в мыслях не было воровать зерно. Охранник прощупал снаружи Колькины карманы и злорадно спросил:

- А это что?

- А это конфеты. - ответил, всхлипывая, Колька и вытащил горстку цветного горошка. При этом лицо охранника как-то вытянулось от удивления, а дежурный так посмотрел на него, что тот потупился.

А тут и Толя с бабой Мотей появились.

Дежурный объяснил все пожилой женщине, извинившись за недоразумение, и Кольку отпустили.

А сейчас он шел под конвоем, вспоминал и расстраивался, что теперь он вместо экономии времени потеряет его.

Разбирались с ним около часа. Спрашивали его данные, сличали их. Никак не могли поверить, что он шел к мосту с целью экономии времени. Наконец, отпустили. Но что самое обидное Кольку охранник вывел как раз на то место, откуда он начал свой путь к мосту.

20

Известно, понедельник - день тяжелый. Особенно после таких воскресных прогулок, как у наших друзей в поисках хорошего кинофильма. Работалось плохо. Хотелось спать.

Во вторник день был тоже не из легких. Работа, репетиция художественной самодеятельности, вечерняя школа.

С явкой на репетиции было строго. Руководитель Андрей Иванович любил порядок и дисциплину. Готовились ко второму туру смотра коллективов самодеятельности предприятий промысловой кооперации. Во втором туре участвовали певица Вера Румянцева и два чтеца: Боря Полухин, в прошлом слепой, совсем недавно частично восстановивший зрение, и Колька, автор стихов. До смотра оставалось мало времени, и репетиции проводились три раза в неделю.

И вот день смотра настал.

В зрительном зале Дворца культуры Прмкооперации находились участники смотра и расположившиеся где-то после десятого ряда за столом, покрытым красным сукном, семь человек - жюри смотра. На сцене время от времени появлялся ведущий да выступали те, чья очередь подошла.

Вера пела прекрасно, во всяком случае, как казалось Кольке, не хуже многих профессиональных певиц. Особенно здорово получалось исполнение припева: "Ну, звончей, звончей, бубенчики, заливные голоса..."

А Боря читал, весь преобразившись, и трудно было поверить, глядя на него, что он почти слепой. Кольке казалось, что это не Боря, а он сам читает, даже не читает, а находится там, в далекой по времени, голодной и холодной Москве.