– Скажите, пожалуйста, у нас на Украине запрещен черно-красный флаг? Да, это флаг Бандеры.

– Ну, в настоящее время, я так понимаю, это скоро будет флагом патриотического настроя Украины.

– Вы же понимаете, Наталья Владимировна, это всё произошло не вчера и не 19 февраля. У нас годами ставили памятники Бандере, совершенно явному, ну, так сказать, документальному пособнику Гитлера. Это понятно. Но никто этому не противостоял. И в том числе прокуратура, да?

– Нет, почему? Раньше прокуратура, до вот такого перелома коренного в нашей власти, как-то по сносу памятников, даже памятников наших солдат, наших воинов, наших героев, возбуждались дела, расследовались. Отношение у людей было совершенно иное – не такое, как сейчас. Сейчас снести памятник Ленину – это героизм.

– Да, это доблесть. Это верно.

– Сейчас разбивают памятники воинам, которые погибли за нас, дорогие соотечественники, дорогие крымчане, памятники тем воинам, которые гибли за нас, просто бесцеремонно, наглым образом разрушаются. И как мы можем спокойно на это смотреть? Я не понимаю. Это просто внутреннее.

– Наталья Владимировна, прошу прощения, но вот эти эмоции, которые вы выражаете, они совершенно нам понятны. Но тогда сразу же и к вам вопрос. А что же вы, где вы, прокуратура, Генеральная прокуратура страны?

– Генеральная прокуратура страны вносит сведения в ЕРДР и пытается…

– Это что, простите?

– Это Единый реестр досудебных расследований. И, по всей видимости, расследует дела, надзирает соответствующим образом за расследованием данных дел. Но опять-таки, вот все эти факты, которые были совершены, со стороны правительства, со стороны теперешнего, я считаю, нелегитимного правительства, которое пришло через кровь. Вот ту солдатскую кровь, вот ту кровь обычных граждан, которые пострадали чисто случайно. Они это приветствуют. Они потакают, они просто потакают национализму, нацизму. Вот этому бандеровскому нацизму. Посмотрите, кто баллотируется у нас в президенты. Это тот человек, который находится в международном розыске. Это тот человек, который призывает к убийству, к вооружению.

– Вы говорите о Дмитрии Яроше?

– Да, я говорю именно о Дмитрии Яроше. Тот, который взрастил эту армию, тот, который кричал на Майдане, никого не боится.

– Понимаете, да, действительно… Но мы хотим знать правовую оценку его действиям. Мы хотим знать, как относятся к его воззваниям, к его призывам к вооруженным различным действиям. Вот как относятся правоохранительные органы? Ведь они должны как-то реагировать.

– Должны и обязаны реагировать. Обязаны. Но я для себя сделала выбор и не поддерживаю теперешнюю власть в Киеве. Работать в Генеральной прокуратуре я больше не буду.

– То есть вы хотите сказать, что как раз Генеральная прокуратура вполне лояльно относится к таким?

– Я не хочу ничего сказать по этому поводу, поскольку в Генеральной прокуратуре работают вполне адекватные и очень грамотные и мудрые сотрудники, мои коллеги, которых уважаю. Но то, что произошло, те люди, которые пришли к власти и сейчас дают указания и руководят нашей страной, непосредственно в Киеве, я их не поддерживаю. Поэтому оставаться в Киеве и в Генеральной прокуратуре я не буду. Независимо, я прошу прощения, независимо от того, останусь я безработной, буду я с работой, но поддерживать вот этот нацизм мне не позволяет моя совесть. На меня смотрят, точно так же и на вас всех смотрят ваши деды, которые погибли. Те солдаты-патриоты, которые погибали. И те солдаты, которые находились на Майдане и стояли живым щитом, чтобы не пропускать этот «Правый сектор», этих радикалов сумасшедших, понимаете. Мне не позволяет совесть.

– А вашим коллегам, Наталья Владимировна, в Генеральной прокуратуре позволяет совесть?

– На этот вопрос я не могу ответить. Очень многие коллеги, я, опять-таки, буду повторяться, но достойные. И у них есть свои причины, свои обоснования, своя аргументация. Поэтому данный вопрос надо задавать непосредственно каждому человеку. Мне – нет. Я не хочу занимать эту должность.

– Наталья Владимировна, в эти дни, в те февральские дни, чем занималась прокуратура, когда шли бои, когда жгли милиционеров, когда поджигали здания и захватывали их, когда, по сути, грабили просто магазины, которые стояли на этих улицах, и так далее, чем занималась прокуратура?

– Прокуратура не спала. Прокуратура и днем, и ночью находилась на рабочих местах. И точно так же переживала, а может быть, даже и больше.

– Но она же должна была действовать, кроме переживаний?

– Нет, мы собирали постоянно информацию. Просто в те дни такая огромная работа была проведена, это сумасшедший объем работ.

– А что именно?

– Регистрация бесконечная в Единый реестр досудебных расследований. Это непосредственно процессуальное действие по тем расследованиям, которые были возбуждены. Это опять-таки, мы помним последнюю амнистию, которую генеральный прокурор Виктор Павлович Пшонка запустил в действие и которую так и не сдержали наша оппозиция и наши захватчики административных зданий. Сдержало бывшее правительство, ну, и так вот все произошло, мы все наблюдали эти спонтанные события. Но все это, опять-таки, это огромный труд. Сотрудники прокуратуры и днем, и ночью фиксировали, кто, когда, где, что освободил, что захвачено снова. Это уголовные дела, это бесконечные следственные действия, это бесконечные указания, непосредственно участие и проведение следственных действий. И опять-таки, все это в таком режиме проводилось…

– Но не там, где происходили эти события? Нет?

– Нет, непосредственно на майдане мы не находились. Мы работали на своих рабочих местах. Дежурили. Дежурили, ночные смены были. Вот те ребята, которые «Беркут», внутренние войска, они находились и с нами рядом. И мы все это видели. И все варились, и все работали, и все надеялись на то, что не будет таких кровопролитий, как были допущены.

– Правовая оценка, можно вот ее узнать? Вот вы видите, как выполняет свой профессиональный долг и служебный долг милиция в лице «Беркута». И вы видите, что с ними делает вот эта толпа. Ну, не возникало какое-то непонимание действий руководства, почему позволяют жечь и убивать милиционеров, и ничего не происходит? А им запрещают просто сдвигаться. Они просто стояли стеной и падали, если их убивали.

– Это что-то экстраординарное. Это невозможно объяснить разумными словами. У меня это не укладывается просто в голове, как пушечное мясо выставили этих солдат 19-летних. Я вот еще хочу акцентировать внимание, Киеве, там сейчас герои – это «небесна сотня». Да, люди погибли. Люди погибли. Но вот те солдаты, которые стояли, они далеко не герои в Киеве. Про них почему-то все забывают. И тот МВДшный госпиталь, в котором находились на лечении и по сей день находятся на лечении солдаты, 19-летние, из внутренних войск, я к ним приезжала. И хочу сказать, выразить свою благодарность тем врачам, которые действительно добросовестно относились и относятся, я видела это своими глазами, как они относятся к этим ребятам, как они их лечат. И как эти ребята находятся в этом госпитале. Мама не может приехать, потому что у мамы нет средств снимать квартиру в Киеве. И там ребята одни, им 19 лет. И вот когда я была в госпитале и общалась с одним из солдат внутренних войск, я не буду фамилию указывать, это молодой парень, ему 19 лет, он из Днепропетровска, служит в армии он четыре месяца. Из них три месяца находился на майдане. У него поломана рука, он находится до сих пор на лечении. Он мне с испуганными глазами сказал одно: «Вы знаете, меня так еще никогда в жизни никто не бил». Это 19-летний парень.