Отец все еще надеялся на возобновление номера, но все упиралось в деньги на новый реквизит и костюмы для детей, которые за это время еще подросли. Итогом отцовских любовных похождений стал маленький омежка, которого кандидат в супруги принес в корзинке и оставил внутри отцовского трейлера. Омега рассчитывал, что его пригласят следом, но не тут то было. Отец признал сына, а омегу выгнал окончательно. Так у нас появился младший брат – омежка Бэлли.
Нам к тому времени было по семь лет. Мы вытянулись и уже не походили на омежек. Но отца это уже не смущало. Теперь он разрабатывал новый номер, не для цирка, а для концертных площадок, и маленький ребенок должен был исполнять роль обезьянки, отвлекая на себя внимание зрителей. Работать, имея младенца в трейлере, было проблематично, и отец даже на какое-то время прекратил воровство. При этом отец не переставал учить нас карточным фокусам, различным правилам карточных игр, и как можно передергивать и мухлевать в различных компаниях и карточных раскладах.
Он готовил из нас шулеров на пару себе. Так, чтобы в дальнейшем использовать как подсадных для «разведения оленей». Кроме этого, он не переставал заниматься нашей физической формой. Мы не должны были терять гибкость для того, чтобы потом работать в номере. А потом ему пришла идея использовать нас, как «форточников». Мы были гибкие и ловкие, и как коты, могли пройти по любому карнизу и протиснуться в любую щель. Нам он говорил, что это все надо, чтобы собрать денег на реквизит. Но по факту, он пропивал большую часть.
При всем этом он выглядел заботливым отцом, воспитывающим двух детей – одного альфу и маленького омежку. Чтобы в трейлер не лезли переживательные* помощники, он бросил луна-парк и отправился в вольное плаванье. Теперь мы с братом были основными добытчиками денег. Но сколько веревочке ни виться… однажды власти сложили два плюс два и отца вызвали на допрос. Всех сбивало, что он всегда был на виду вместе с детьми, но в то же время количество однотипных квартирных краж совпадало именно с его появлением.
Отец вернулся с допроса с трясущимися руками и перепуганный настолько, что даже бросил пить. Он бросил трейлер и, схватив самое ценное, бросился в космопорт, чтобы удрать в любое место, главное, подальше от возможной тюрьмы. Мы не будем рассказывать, как именно он по одним документам сумел протащить и второго сына-альфу, но не прошло и суток после допроса, а мы уже летели на другую планету, которой волей случая стала Земля.
Вернувшись на родную планету с одним чемоданом и двумя (как бы) детьми, он отправился на поиски людей, которые смогли бы ссудить ему денег под его «честное слово». Такими людьми стали родственники папы, которые с восторгом приняли обратно не столько зятя с довеском, сколько сына родного погибшего сыночка. Они помогли купить обшарпанный рыдван**, который стал нам домом на оставшееся время. Кроме этого, ссудили недостающие деньги для изготовления инвентаря и на пошив костюмов. Причем костюм для старшего ребенка пришлось шить дважды, поскольку «его испортил малыш».
Мы так и продолжали прятаться с братом, выходя наружу по очереди, Бэлли к тому времени было уже два года, он был красивым, но совершенно молчаливым ребенком. Отец приучил его, так же, как и нас в свое время, молчать при посторонних. Улыбаться и в самом крайнем случае отвечать односложно. Вскоре отец показал родне номер «телепортация», и после недоуменного почесывания затылков, его пригласили работать в цирке. Никто не мог понять, как у бестолочи может получиться действительно стоящий номер, и почувствовали подвох, но решив не отпускать от себя внука, поставили номер отца в программу выступления.
И с тех пор мы стали выступать шесть дней в неделю и получили возможность познакомиться с родней и многому научиться. Обычно, приезжая в новый город, детей в обязательном порядке устраивали в ближайшую школу и, хотя мы там были совершенно никому не нужны, но на Земле есть четкие инструкции для всех, что все без исключения дети обязаны получить хотя бы образование второй ступени. Так мы попали в школу в возрасте девяти лет и были совершенно оглушены всем происходящим. Естественно, мы с братом ездили в школу по очереди, но мы серьезно отнеслись к возможности стать умнее, и поэтому приложили много усилий, чтобы научиться читать и писать. А потом едва не заучивали все учебники, которые нам попадали в руки.
Мы учились днем и работали вечерами, а по ночам мы совершали вылазки в близлежащие дома, раздобыть денег на очередные проекты отца. Но нас учили не только в школе, все родственники пытались научить нас всему, что умели сами и поражались нашим успехам. Мы легко жонглировали (разработанными отцом руками), были гибкими, как коты, и даже порой помогали на подмене у эквилибристов. А когда Бэлли стал подрастать достаточно смышленым ребенком, попытались уговорить отца сделать для нас самостоятельный номер на обруче и подвесных лентах.
Родственники папы все также недолюбливали пьянчужку отца, а единственный внук (как они считали) был отрадой для их сердца. Они даже пытались уговорить внука бросить отца и перейти под опеку деда или любого из дядь. Но только отец очень четко нам объяснил, что если мы решимся на подобное, то под опеку попадет только ОДИН внук. Второго он зарежет у всех на виду вместе с Бэлли. Мы знали, что отец на подобное способен, и поэтому продолжали лавировать, не желая отказываться от идеи рано или поздно выйти из-под его опеки.
Мы не столько боялись за себя, сколько за малыша Бэлли. Он рос кротким, как овечка, и обожал вечно подвыпившего отца. Пока цирк переезжал из одного города в другой, мы росли, Бэлли рос, отец продолжал строить планы и спиваться. Но отец слышал все разговоры за своей спиной и не был согласен терять все то, что имел. Номер и дополнительные деньги за счет наших ночных набегов. Поэтому, когда Бэлли подрос достаточно, чтобы выглядеть на сцене очаровательным помощником, он загрузил свой реквизит, детей и поехал на покорение «новых горизонтов».
Мы больше года колесили по различным городам и выступали на концертных площадках увеселительных заведений. Нам исполнилось по двадцать и у одного из нас уже были документы, но мы ждали, когда Бэлли исполнится шестнадцать и отец оформит ему самостоятельные документы, а не вкладыш в свой паспорт. Мы бы забрали братика и ушли куда-нибудь, возможно даже к родне, хотя вряд ли, там бы нас отец в первую очередь искал. Сделали бы свой номер, мы уже даже потихоньку тренировались. Воздушные эквилибристы! Это было бы красиво и реквизита минимум… Но однажды вернувшись под утро с очередными трофеями, мы обнаружили пустой рыдван. Отец и братишка пропали.
Мы волновались, но опрос случайных соседей ничего не дал. Никто ничего не видел, а камеры наблюдения у мотеля показали, что отец вызвал такси и куда-то уехал вместе с Бэлли. Отец вернулся на третий день, когда мы пробежались по всем моргам, больницам и ветеринарным клиникам. У пьяного вусмерть отца обнаружилась приличная пачка денег и нам пришлось потратить много сил, чтобы привести его в чувство и добиться связных ответов.
Оказывается, эта сволочь по ночам уезжала в притон играть в карты. А Бэлли брал для отвода глаз. Чтобы все смотрели на него, а не на то, как отец карты передергивает. Но в этот раз отцу не повезло, а вернее, Бэлли. За столом оказался более ушлый картежник, чем он сам. Он просек отца и сам развел его на деньги. На большие деньги, а когда выяснилось, что денег у него нет, потребовал в залог оставить Бэлли. Отец повозмущался, но потом решил, что сможет отыграться. Он назначил за Бэлли цену и выставил его на кон. Вначале он выиграл, а потом проигрался, но потом опять поднялся…
Так они играли почти сутки, пили, закусывали, а потом опять играли. Отец уверял, что ему фартило, но в итоге его выставили из дома с деньгами, и отец еще сутки пил, а потом проспался и пришел домой. А тут мы такие неласковые… То, что он пришел в рыдван без Бэлли, он вспомнил, только когда мы его ножичками стали тыкать для протрезвления. А потом мы долго допытывались, где именно находится тот притон, где он играл. Он, конечно, вспомнил в итоге…
