Вопросов не было. Посопели немного носами, но нарушать субординацию не осмелились.

– Ты говорила, у тебя имеется какой-то план? – спросил он Полину.

Она сразу обрадовалась:

– Да, есть! – Вытащила из сумочки карту и развернула ее на столе.

Карта с нанесенными на нее окрестностями N-ска была настоящая, топографическая, предмет особой секретности здесь, в Советском Союзе. Хотя иностранных шпионов здесь отлавливали миллионами, – для них, в отличие от маньяков, место в стане победившего социализма почему-то вполне даже хватало, – но считалось, что множество их еще гуляет на свободе, и эти, пока еще не отловленные, в первую очередь охотятся за такими вот картами.

– Карту ты где взяла? – строго спросил он.

– Да там же, в милиции.

– А если попадешься?.. Ох, связался я с детворой!

– Да не переживайте вы, дядя Юрочка, я – по-незаметному. Потом я ее назад тихонько положу.

– А если нынче же хватятся?

– Да не хватятся! Они этих карт и читать-то не умеют, у всех по три класса образования, как у наркома Ежова. Лежат, пылятся, никому не нужны.

Юрий махнул рукой:

– Ладно… Так что за план?

– Вот! Я тут кружочками обвела все места, где он делал это. Смотрите, все кружочки почти на одинаковом расстоянии от Рабочего поселка. Мы его «на живца» возьмем. Я буду по вечерам вокруг этого поселка бродить; рано или поздно он обязательно клюнет! Тут-то я его…

– Мы его, – встрял Викентий.

– Ну ладно, мы, мы!.. Тут-то МЫ его и возьмем!

Что ж, надо отдать должное, план был вполне реалистический. И Юрий наконец дал добро.

* * *

Теперь каждый вечер повторялось одно и то же. После работы Полина накрашивала губы Катиной губной помадой, надевала Катину каракулевую шубку, чтобы злодей клюнул уж наверняка (все жертвы маньяка были хорошо одеты и с накрашенными губами), после чего уходила из дому. Через пару минут следом за ней выбегал Викентий, и оба они отсутствовали до полуночи. Но в течение двух недель возвращались ни с чем, усталые и злые. Только на третью неделю клюнуло…

Полина вбежала радостная:

– Дядя Юрочка, тетя Катенька, мы поймали его!

Следом вошел Викентий, волоком волоча здоровенный мешок. В мешке что-то шевелилось и жалобно попискивало.

– Принимайте подарочек! – с этими словами Викентий вывалил из мешка тщедушного человечка со связанными рукам и с кляпом во рту.

Юрий спросил:

– Уверены, что это он?

– А то! – Полина вытащила у него изо рта кляп, который в расправленном виде оказался шелковым шарфом. – Вот этим шарфиком меня и душил.

– Хорошо, я вовремя подоспел, – вставил Викентий.

– Ага, а то бы я сама не справилась, – усмехнулась Полина и прикрикнула на пленника: – Стоять надо, когда люди с тобой разговаривают!

– Вставай, гад! – приказал Викентий и поднял его за шиворот.

Теперь человечек стоял, поросячьи глазки его затравленно бегали по сторонам.

– «Девушка, позвольте вас проводить, а то места тут не спокойные», – передразнивая его, прокудахтала Полина. – А ножичком вот этим хотел меня потом раскромсать? – Она помахала в воздухе большим кухонным ножом. И других девушек им же кромсал? Признавайся, гнида!

– Подожди, Поленька, – остановила ее Катя, надо же все по порядку.

– Да, да, – сказал Юрий и мягким голосом обратился к пленнику: – Так вот, любезный, хотелось бы сперва знать, кто вы такой и что вас подвигло на подобные деяния.

Он нарочно взял этот интеллигентный тон: при подобном общение такие типы сразу наглеют и развязывают язык. Некую роль тут должны были сыграть и его очки: при виде очкариков такие почему-то в особенности распоясываются. Он не ошибся, так оно и произошло. Человечек вскричал:

– Права не имеете! Кто вы такие, чтобы вот так вот с людьми?! Я требую, чтобы меня развязали.

Юрий закивал согласно:

– Конечно, милейший, развяжем, со временем развяжем непременно. Однако вы пока не ответили на мой вопрос. Для начала – на первый: кто вы?

– Чурилло Василий Афанасьевич. Между прочим, депутат районного совета. – В его осанке даже появилась некоторая горделивость. – И поэтому я требую!..

Так же мягко Юрий его перебил:

– Потом, потом. Требования – это потом. Покуда же, Василий Афанасьевич, ответьте на второй вопрос: что вас толкнуло на все эти подвиги?

Человечка понесло. Он заговорил торопливо:

– Я очищал мир! Да! Очищал! От таких вот напомаженных краль! Не место им на нашей советской родине!

– Можно я ему вмажу? – тихо спросил Викентий.

– Ни в коем случае, – так же тихо ответил Юрий. – Послушаем-ка, послушаем…

Пленник явно услышал его слова и, кажется, воспринял их как одобрение. Голос его наполнился правотой.

– Я всегда очищал мир от тех, кому не место в нем! От врагов народа, от беглых раскулаченных! У меня грамота есть от НКВД! Я член ВКП(б), между прочим! И судить меня может только наш справедливый советский суд!

– Будет тебе суд, – пообещала ему Полина. – Не совсем, правда, советский, но уж точно – справедливый.

Тот взвизгнул:

– Я прошу оградить меня от этой дамочки! Она еще ответит за нанесение побоев депутату райсовета!..

Что-то еще визжал – снова о заслугах своих, о грамотах, об очищении мира. Юрий, не особо вслушиваясь, думал о другом: да, решение о реанимации Тайного Суда было правильным. Ну схватила бы когда-нибудь наша доблестная милиция этого подонка (что тоже еще вилами по воде писано), ну дал бы ему наш советский суд, учитывая все его грамоты и билет члена ВКП(б), лет пять, не шпион же, не враг народа. А таким, как он… Вот уж кому воистину не место…

Визг его уже порядком надоел, и Юрий совсем уже другим тоном приказал Викентию:

– Заткни его.

Викентий быстро затолкал ему в рот кляп все из того же шарфа. Теперь депутат мог только вращать глазами, которые теперь постепенно опять наполнялись ужасом.

Юрий сказал Викентию:

– Обустрой там, в подвале, все для заседания. Как управишься, так и начнем.

* * *

Заседание началось около полуночи. Викентий все обустроил как положено – возвышение для судей, перед ним – стул для обвиняемого, сбоку – место для палача. Когда Юрий, Катя и Полина спустились в подвал, трясущийся член ВКП(б) уже сидел, привязанный к своему стулу, а Викентий встречал их в красном палаческом колпаке. Катя вынуждена была смириться с тем, что на изготовление этого колпака ушла красная скатерть из гостиной, Викентий все-таки сумел настоять на том, что без колпака никак нельзя, без колпака это будет не заседание, а черт-те что. Ладно, чем бы дитя не тешилось…

После того, как судьи расселись, Викентий вытащил изо рта подсудимого кляп, и тот сразу же запустил свою заезженную пластинку про спасение Родины от всяческих элементов. Судьи слушали молча, палач сидел на своем месте, неподвижный как изваяние, и в эти минуты удивительно был похож на своего покойного приемного отца, тоже палача Тайного Суда и тоже Викентия.

Когда подсудимый иссяк, судьи переглянулись и лишь молча кивнули друг другу. Да, случай был бесспорный.

Юрий встал и произнес:

– Подсудимый Чурилло, решением Тайного Суда вы приговариваетесь к смертной казни.

– Нет! Вы не имеете пра!.. – завизжал было тот, но Викентий уже затыкал ему рот кляпом. Затем приподнял свой колпак и вопросительно посмотрел на судей, ожидая положенного в заключении слова.

– «Палка»?.. – спросила Полина у Кати и Юрия. – Или «веревка»?.. Нет, лучше «камень», правильно?..

Катя поморщилась:

– Ах, оставь ты этот детский сад. Лично мне надоели эти игры в средневековье.

Васильцев был с ней согласен. Ну их к шутам, эти дурацкие традиции!

– Просто отведи его куда-нибудь подальше да и пристрели, – сказал он Викентию. – Можешь не закапывать – спишут на нахаловских урок.

Полина приняла такое решение вполне спокойно, а вот Викентий смотрел на него укоризненно, с явным недовольством. Возражать, впрочем, не решился. Вздохнув, снова напялил свой колпак и потащил трясущегося приговоренного из подвала наверх. Когда судьи тоже поднялись, ни Викентия, ни его жертвы в доме уже не было.