Мальчик кашлял всю ночь и не давал ему уснуть. Время от времени он кричал во сне так громко, что приходилось включать прикроватную лампу, вставать с кровати, подходить к постели сына, чтобы посмотреть, что случилось, будить и успокаивать его. Ближе к утру ребенок проснулся и стал издавать звуки, похожие на вой, плача так, как он плакал, будучи младенцем. Он никак не мог понять, сын все еще спит или уже проснулся и находится в реальном мире; что это, колики или какая-то другая болезнь, симптомы которой были настолько острые, что заставляли малыша так кричать. Вопросы остались без ответа.

Нужно ли ему позвонить на ресепшн и вызвать врача? Какова вероятность, что в таком отеле будет врач? Лоб и шея мальчика не были горячими.

– Что с тобой? Скажи мне, что с тобой? – Он просил снова и снова, с одной стороны, будучи в гневе, а с другой – осознавая всю свою беспомощность.

– Мне страшно, я боюсь, – все, что смог объяснить мальчик.

Ему стало немного легче от того, что он услышал.

– Страшно? Чего ты боишься? Тебе совершенно нечего бояться. Я здесь, рядом с тобой. Давай я лягу к тебе и обниму. Все сразу станет хорошо.

Но ребенку не стало лучше. Он заметил, что малыш смотрит на что-то, что находится у него за плечом, на что-то, при виде чего он стал кричать еще громче.

Он обернулся. Ничего такого не могло быть видно из окон отеля, ведь номер находился на шестнадцатом этаже. Темное стекло отражало лишь его лицо, пытливо всматривающееся в отражение; сына, лежавшего на кровати с открытым ртом, перекошенным от ужаса и боли; смятое и скрученное постельное белье; а снаружи – ничего, кроме темноты. Когда он перевел взгляд и стал всматриваться в пейзаж за окном, то ему удалось разобрать тускло освещенную территорию отеля и очертания строящегося небоскреба на другой стороне дороги. На самых высоких этажах он увидел строительные леса. Интересно, они до сих пор пользовались веревкой из бамбукового и кокосового волокна, как в его детстве, или же перешли на более надежные современные материалы? Ветер шевелил то ли ткань из мешковины, то ли полиэтиленовую пленку – было непонятно, что использовали строители. Он задумался: для чего ее вообще там закрепляют? Может, для дополнительной безопасности? Хотя она точно никак ее не обеспечивает, судя по тому ужасному инциденту, который произошел вчера.

К раннему утру, когда уже занимался рассвет, он был настолько вымотан, что отключился, обнимая мальчика одной рукой. Солнечный свет разбудил его: он забыл закрыть шторы перед сном. Рядом с ним лежал его сын. Он был мертв.

Нужно признаться, что пока я не решил это написать, то нечасто думал о ней. Первым моим воспоминанием стал один летний июльский вечер. Накануне ночью лил такой сильный дождь, какой наверняка частенько бывал миллионы лет назад – скажем, в эпоху плейстоцена или триаса. При такой погоде я всегда вспоминал мое беззаботное детство – маленький, я лежу на кровати, слушаю шум непрекращающихся потоков воды и представляю, что они льются с низкого, красноватого неба времен доисторической эры: огромные капли падают на непривычную нам зелень, на пугающих существ, на таящие опасность пейзажи, – этот проливной дождь был больше похож на потоп, чем на обычный ливень. Я даже вспомнил, что нам рассказывали в школе на уроках религии: как поднялись подземные ручьи, разверзлись врата рая и начался сильнейший ливень, продолжавшийся сорок дней и сорок ночей.

На следующее утро темные дождевые облака покрывали большую часть неба, но дождь уже шел не так сильно и время от времени совсем прекращался. В Бомбее из гостиной в квартире моих родителей, которая располагалась на первом этаже многоэтажного дома можно было без труда увидеть море. Оно находилось буквально в нескольких метрах от оркестровой беседки на набережной в районе Бандра, где во времена британской колонизации каждый вечер звучала живая музыка. Сейчас между домом и морем проходила дорога, которую разделял надвое небольшой треугольный участок зеленого газона, где в центре стояли две массивные серебряные статуи, изображающие большие кубы, прямоугольники и прямые линии: творение в стиле кубического примитивизма установили по решению одного из членов муни ципалитета. На пьедестале была написана известная цитата:

На приморскую набережную длиной в милю, где была не только оркестровая беседка, но и множество скамеек с высаженными рядом мангровыми деревьями, по вечерам стекались влюбленные парочки.

Аравийское море, которое большую часть года напоминало тихое озеро, во время муссонов покрывалось волнами и изредка штормило, но тем утром оно было куда агрессивнее, чем обычно. Белые волны разбивались одна за другой о черные прибрежные скалы. Казалось, что море так разлилось, что еще чуть-чуть – и перельется через каменную стену и затопит всю набережную. Облака на горизонте были чернильного цвета. Вдалеке я разглядел красный корпус рыболовецкого судна. С берега оно выглядело как бумажный кораблик, который вот-вот распадется на части в пучине диких темно-серых волн, которые кидали его из стороны в сторону.

В десять утра у меня была назначена встреча на острове Колаба, а это означало, что мне нужно выехать пораньше, чтобы не попасть в жуткую пробку. В то время еще не был построен морской мост Бандра-Ворли, поэтому, чтобы преодолеть расстояние в двадцать километров, могло потребоваться два часа, так частенько и происходило. Буквально через пару лет между Осушенными территориями островов (так их называли) открыли мост, и все удивлялись, как его так быстро сумели построить, ведь изначально в море были вбиты только несколько свай – и проект обещали закончить лишь спустя несколько десятилетий. Интересно, насколько сильное давление оказал Всемирный банк на проржавевший механизм из коррумпированных политиков, чиновников и строительных компаний, чтобы они начали работать быстрее?

Сильный ливень, прошедший ночью, затопил и размыл дороги, а значит, перспектива долгой изнурительной поездки на остров была неизбежна. Я вышел из дома чуть позже восьми. Встретил водителя отца, Амита, у которого обычно рабочий день начинался позже, но, видимо, в то утро его попросили приехать раньше. Когда я доехал до залива Махим, снова полил сильный дождь. Хотя дворники, не переставая, бегали по стеклу туда-сюда, я едва мог разобрать, что впереди, а повернув голову в сторону пассажирского окна, я уже ничего не мог разглядеть за плотным потоком воды. Казалось, сейчас затопит весь мир. Примерно через двадцать минут ливень потихоньку стал слабеть, я снова обрел способность видеть сквозь льющиеся потоки воды, и мир вокруг стал напоминать картину художника-импрессиониста. В месте, где всегда приходилось постоять в пробке, рядом с мечетью Хаджи Али, я увидел, что длинная дорожка, соединяющая ее с сушей, была затоплена водой, и казалось, что мечеть, окутанная легкой дымкой, парила в воздухе, избавившись от уз, соединявших ее с берегом. Обычно вдоль этой дорожки сидели попрошайки, искалеченные и больные люди, мимо которых неиссякаемым потоком проходили верующие, идущие то в мечеть, то обратно. Я был настолько очарован видом сказочного замка, в который она превратилась, что даже перестал замечать окружающую меня действительность, полную человеческих страданий и просьб о помощи. Когда на светофоре загорелся зеленый, мальчики, продававшие даже в такую погоду подделки известных брендов, книги с различными практическими советами и глянцевые журналы, тут же исчезли, а машина тронулась с места, оставляя волшебный вид далеко позади.

В тот же вечер, где-то около шести часов, мы с папой сидели и спорили, стоит ли нам пропустить перед ужином стаканчик-другой виски с содовой, как в дверь раздался звонок.