— Жги, Софи, — кричит Джакс, аплодируя.

Так я и делаю. Я читаю рэп о красивых мечтах, широких штанах, трясу задницей, когда заходит он.

Это действительно впечатляет, что мужчина может просто войти в комнату и все вокруг останавливается.

В смысле, на заднем плане еще играет музыка, но все застыли, будто он нажал на паузу.

Габриэль тоже застывает, брови сходятся над высокомерно задранным носом. Безупречно одетый в синий костюм, с платиновыми запонками, поблескивающими в тусклом свете, он король всего, что видит. Парни в этой комнате, может, и самые знаменитые рок-звезды в мире, но они стоят перед ним и молчат, как упрямые дети, пойманные на краже спиртного из запасов отца.

Словно подчеркивая эту мысль, Рай внезапно указывает на меня.

— Она заставила нас!

— Мы ничего не трогали, — драматично вопит Киллиан, размахивая руками. — Замок на баре уже был сломан!

Сказанное снимает напряжение, и все смеются. Ладно, все, кроме меня и Габриэля.

Потому что его взгляд сосредоточен на мне. И я не могу отвести своего.

Почему он? Почему один прямой взгляд этого мужчины способен парализовать мое тело, отобрать дыхание, делая кожу горячей и липкой?

Тогда в самолете я не лгала. Он самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо встречала. Но то, что я чувствую, когда мы молча оцениваем друг друга, не имеет ничего общего с тем, как он выглядит.

Вовсе не его мужская красота заставляет мою душу болеть как незаживающую рану. Не она заставляет сердце опуститься в пятки, а губы стать чувствительными. И однозначно не она порождает во мне желание преодолеть короткую дистанцию между нами, обнять его и крепко прижаться.

Он выглядит изрядно потрепанным. Худое лицо, тени под аквамариновыми глазами. Взгляд выражает боль, тоску, потребность. Я вижу, хотя и уверена, что он не хочет этого. Я всегда замечаю одиночество.

Может, потому что оно отражает мое собственное.

Мы оба эксперты в сокрытии себя настоящих за публичными масками. Я шучу и улыбаюсь. Он прикидывается роботом.

Караоке-машина со щелчком останавливается. Я все еще не могу отвести взгляд от Габриэля. Я скучаю по нему. Слишком сильно.

Он ни с кем не здоровается, даже не двигается с места в дверном проеме.

— Время уходить, — бормочет Джакс, и все шаркают, хватают инструменты, вещи, Киллиан забирает текилу.

Они выходят без единого слова.

Голос Габриэля звучит хрипло, когда он наконец решает заговорить:

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Его взгляд скользит к микрофону, который я все еще держу в руке, и вспышка смеха озаряет его глаза, прежде чем возвращается нейтральное выражение.

Я вспотела и покраснела, мое сердце учащенно бьется от резкой остановки танца.

— Я так плохо выгляжу? — это дешевая тактика, но неуверенная часть меня нуждается в какой-то подсказке. А он так и не сдвинулся от входа.

Он смотрит на мою грудь, изгиб бедер, заставляя все эти места ожить, стать чувствительными и нуждающимися в прикосновениях. И снова встречается со мной взглядом.

— Вообще-то очень хорошо.

Черт, это не должно распалять меня. Я кладу микрофон, делаю глоток пива. Теперь оно теплое и выдохшееся.

— Тебе стоило позволить им остаться.

— Я не просил их уходить, — мягко произносит он со слегка раздраженным и при этом озадаченным выражением лица.

— А тебе и не надо. Ты появляешься, и все разбегаются, как тараканы на свету.

Его ноздри раздуваются от явного раздражения. Я игнорирую это.

— Почему так? Почему ты не позволяешь здесь никому находиться? — Делаю шаг ближе. — Почему ты никого не впускаешь?

— Ты здесь, — горячо возражает он и отводит взгляд, будто ему больно смотреть на меня. — И я впустил тебя.

— В самом деле?

Теперь мое сердце грохочет, разгоняя кровь по венам со слишком большой скоростью. Что заставляет меня нервничать.

Габриэль хмурится.

— А ты не заметила?

Делаю еще шаг, отчего он напрягается.

— Ты действительно уезжал по делам?

— А по какой другой причине?

Еще шаг. Достаточно близко чтобы уловить его запах. От него исходит жар, несмотря на внешнюю холодность. Он смотрит на меня свысока. Высокомерный ублюдок.

— Выглядишь дерьмово, — говорю я.

Он усмехается.

— Что ж, спасибо, Дарлинг. Я всегда могу рассчитывать на твою искренность.

— Да, можешь. — Я смотрю вверх на него. — Ты похудел. Цвет выго...

— Софи, — со вздохом прерывает он. — Я целый день был в дороге. В гребаном самолете. Я устал и хочу спать. — Он наклоняет голову, вызывающе вздернув подбородок. — Ну что, пойдем?

Секунду я могу только моргать.

— Ты, в самом деле, рассчитываешь, что я теперь буду спать с тобой?

Упрямый твердый подбородок поднимается.

— Ты обещала мне каждую ночь, если я захочу. Что ж, я хочу.

— Нет, пока не скажешь, где был.

— Что?

Я наклоняюсь, почти касаясь носом лацкана его безупречного костюма, и делаю глубокий вдох. Выпрямляюсь с сердитым взглядом.

— Ты мог принять душ, но твой костюм пахнет сигаретами и парфюмом.

Его глаза сужаются, превращаясь в узкие щелочки.

— На что ты намекаешь?

— Ты уезжал, чтобы с кем-то потрахаться?

Вот. Я сказала это. И от этой мысли меня тошнит.

— Это не твое дело.

Хоть он и говорит это без интонации, ощущение все равно как от пощечины.

— Мое, если я сплю с тобой, — огрызаюсь в ответ.

Он подходит ближе.

— С самого начала я говорил тебе, что речь не о сексе.

Мои соски задевают его грудь с каждым взволнованным вздохом.

— Ты прав. Это больше, чем секс. Мы — больше этого. И ты, мать твою, это знаешь. — Я тычу его в плечо. — Так что перестань быть трусом и признай это.

С настоящим рычанием он прижимает меня к стене, заключая в капкан своих рук. Наши носы соприкасаются, когда он наклоняется.

— Вот что я признаю: я никого не трахал и меня бесит, что твоя первая мысль была именно об этом.

Он так близко, его гневный жар ощущается как мой собственный. Я не могу пошевелиться или отвести взгляд. И не пытаюсь.

— Почему я не должна об этом подумать, если ты пахнешь другой женщиной?

— Потому что есть только ты! — кричит он отчаянно.

Меня передергивает от его ярости. Словно Габриэль ненавидит правду.

И все равно его признание повисает между нами. И я не могу не положить руку ему на талию. Его тело вибрирует от напряжения. Однако он не отстраняется, просто смотрит на меня, тяжело дыша.

— Габриэль, ты думаешь для меня все по-другому?

Он отшатывается, выражение его лица становится пустым.

Я не позволяю этому остановить меня. Мой голос остается нежным.

— Почему, как ты думаешь, я давлю?

— Потому что не можешь ничего с собой сделать, упрямая Болтушка. — Его взгляд блуждает по моему лицу. — Даже когда тебе стоило бы.

— Почему стоило бы, Габриэль? — Использую его имя, чтобы удержать от бегства. Знаю, как он жаждет его услышать. Даже сейчас, когда злится, его веки трепещут каждый раз, как я произношу его. — Я устала притворяться, что не хочу тебя. Хочу. Мы танцуем вокруг этого ночь за ночью. И это гребаная ложь. Я устала ото лжи. Скажи, почему ты сопротивляешься.

Он поджимает губы.

— Я уже говорил, что подведу тебя, Софи. Господи, посмотри на меня. Я оставил тебя, когда ты в этом нуждалась.

— Ты поступил так, чтобы доказать это мне? — давлю я, из глаз угрожают пролиться слезы. — Поэтому?

Ему такой расклад явно не нравится.

— Нет. Мне нужен был перерыв, время для себя.

Ох, это ранит. И все же Габриэль так долго был одинок, могу ли я винить его за то, что он хотел немного пространства?

Усталость прорезает черты лица, когда он настороженно смотрит на меня.

— Софи, я не могу быть тем мужчиной, какого ты ожидаешь.

Бледно-желтый синяк на щеке привлекает мое внимание. Я поднимаю руку, чтобы дотронуться до него, но Габриэль делает шаг назад, уклоняясь.