— Мило. — Он бросает окурок, не потрудившись затушить его. Жар на кончике находится близко к моим босоножкам с открытыми пальцами. — Мне бы стоило процитировать тебя, соплячка.
— Потому что на тебя можно положиться, — бормочу я.
Проныра тушит сигарету, едва не задев мой палец. Я не реагирую, хотя и хочу.
Никогда не поддавайся эмоциям. Отличная мантра, но не из тех, которым легко следовать. Я сожалею о своем плане все больше и больше, поскольку воспоминания о днях отчаяния заполняют мою голову и заставляют желудок сжиматься. Я ненавидела работу папарацци. Ненавидела себя за то, кем была. И за то, что чувствовала себя покрытой грязью изнутри.
Мой телефон вибрирует.
Бренна: Мы подъезжаем к зданию.
Время идти. Я собираюсь засунуть телефон обратно в карман, когда звучит сигнал об еще одном сообщении.
Солнышко: Расчетное время прибытия 30 секунд.
Его сообщение делает со мной то, что не смогло сообщение Бренны — заставляет почувствовать заботу и порождает желание заботиться в ответ.
Держаться от него на расстоянии не получается, во всяком случае, когда мы находимся в постоянном контакте. Однако сейчас нельзя беспокоиться. В поле зрения попадает кортеж «Килл-Джон».
Толпа превращается в столпотворение. Девчонки кричат, толкаются, становятся грубыми. Все мы так тесно прижаты друг к другу, что, кажется, колеблемся, как бушующее море.
Я поднимаюсь на носочки и начинаю снимать, пытаясь запечатлеть хаос.
К тротуару подъезжает первый большой внедорожник. В нем ребята. Габриэль, Джулс и Бренна прибудут в следующем.
Первым выходит Джакс и как будто прикасается проводом к толпе. Все усиливается. Изображение в камере дрожит, когда меня толкают. Но я успеваю сделать снимок выражения лица Джакса: вздрагивание, а потом черты разглаживаются, демонстрируя некое смягченное равнодушие. Он улыбается, но мысленно находится не здесь.
Остальные ребята не улыбаются. Не в этот раз. Толпа слишком дикая, чтобы задерживаться. Они ровным шагом приближаются ко мне. За моей спиной люди толкаются и толкаются. Я стою в хорошем месте и очевидно, что этим недовольны несколько девушек.
— Мне не видно!
— Свали с дороги!
— Свали, я пришла сюда первая!
— Пошла ты.
Последние двое не были нацелены на меня, но я оказалась в центре событий. Внезапно руки замахали, ладони захлопали. Уклоняюсь от нескольких ударов, но этот ублюдок Томпсон толкает меня обратно. Я свирепо смотрю на него, когда кто-то хватает меня за волосы и тянет. Сильно.
Слезы покалывают веки, кожа головы горит. Наклоняю голову и разворачиваюсь, мой локоть встречается с животом той, кто схватила меня за волосы. Девушка с визгом их отпускает.
Кто-то хватает мою камеру, и я шлепаю его по руке. Вокруг вспыхивают новые драки.
Периферийным зрением вижу Джакса. Встречаясь взглядом со мной, он хмурится и замедляется.
Нет, нет, нет. Убирайся отсюда.
Остальные ребята тоже останавливаются, замечая меня в рукопашной. Не хорошо. Толпа снова напирает, прижимая меня к Томпсону и охране. Удар приходится мне прямо в глаз, и я вижу звездочки. Мне так больно, что вскрикиваю. Прилетает другой удар. Искры боли и слезы.
Сдаётся мне, Томпсон дважды толкнул меня локтем. На самом деле ударил.
Я собираюсь налететь на него, когда между нами с достаточной силой, чтобы Томпсон растянулся на заднице, втискивается тело. Габриэль стоит передо мной с выражением такой ярости, что по коже бегут мурашки.
Я успеваю только моргнуть, прежде чем он хватает меня и поднимает на руки.
Я не упаду в обморок.
Однако моя голова падает на его плечо. И я льну. Потому что он — стена, отделяющая от мира. Моя стена. Он безостановочно движется через толпу, и она расступается, инстинктивно понимая, что он сметет всех на своем пути.
Один злобный взгляд на охрану, и нас оттесняют к двери, ведущей в тихий темный коридор. По сравнению с яркими огнями и шумным хаосом снаружи это как бальзам для моего напряженного тела. Я еще сильнее расслабляюсь в руках Габриэля.
Он не останавливается и продолжает шагать, бормоча что-то себе под нос. Это поток «раздражающих ублюдков», «чертовых тупиц» и «сукиных сыновей», смешанных с другими словами. Я позволяю его тихому голосу обволакивать меня, словно теплые руки.
Сердце все еще скачет, и я дрожу. Не хочу. Хочу быть сильной. Но адреналин сходит на нет, и мне ничего не остается, кроме как обмякнуть.
Одна сторона лица пульсирует в такт сердцу, боль распространяется во всех направлениях. Я думаю о Томпсоне, ударившем меня локтем. И впадаю в уныние, несмотря на гнев.
Руки Габриэля сжимаются.
— Тише. Я держу тебя.
Мы входим в гримерную «Килл-Джон», ребята быстро встают и окружают нас.
— Какого хрена это было? Что случилось с Софи? — спрашивает Джакс, указывая на меня. — Ты в порядке, милая?
— Предельно ясно, что нет, — рявкает Габриэль, проходя мимо и усаживая меня на стул.
— Блять. Это была катастрофа, — бормочет Киллиан. — Толпу накрыло дерьмом. Нам стоило потянуть тебя с собой, Софи.
— Нет, не стоило, — вяло сопротивляюсь я, когда Габриэль становится передо мной на колени и изучает мое лицо. — На вас бы напала толпа.
— Они бы нас не обидели, — Рай выглядит больным, всегда золотистый цвет его лица тускнеет, когда взгляд задерживается на мне.
— Ты этого не знаешь.
Габриэль хмурится и убирает прядь моих волос.
— Попалась, Болтушка. — Его тело излучает гнев. — У тебя кровь.
— Держи. — Уип протягивает ему аптечку и улыбается мне. — Детка, с этого момента ты остаешься с нами, верно?
Моя губа дрожит.
— Точно.
— Хочу вернуться туда и надрать пару задниц, — бурчит Бренна. Она потеряла очки, а на голове у нее бардак. В потасовке я даже не заметила ее. Она передает мне холодный компресс. — Ублюдки.
За ней стоят Либби и Джулс. Они смотрят с грустью на мое лицо. Я опускаю голову.
— Ладно, — произносит Габриэль фирменным тоном. — Давайте найдем Софи комнату. Займитесь своими делами.
Никто не спорит, а Джакс сжимает мое плечо перед уходом.
Благодаря телу Габриэля, закрывающему меня от всех, ощущение такое, будто мы одни. Он открывает дезинфицирующую салфетку, хмурясь, осторожно касаясь моего нижнего века. Оно горит, но я не двигаюсь.
Когда, наконец, он начинает говорить, его голос мягкий.
— Я мог бы убить его.
— Ты сядешь в тюрьму из-за человеческого мусора, и это будет цирк. И напрасная трата сил.
Прохладная ткань скользит по моему разбитому лицу.
— Нет, не будет.
Хватаюсь за его широкое запястье, чувствуя под рукой быстрое биение пульса. Его потемневший от ярости взгляд встречает мой. Мое сердце смягчается, даже несмотря на то, что именно я здесь должна быть рациональной.
— Никакой мести, Солнышко. Обещай мне. — Когда он не отвечает, я глажу пальцем его запястье. — Пожалуйста, Габриэль. Ради меня.
Его губы сжимаются, пока не белеют, но он кивает, взглядом скользя к моему глазу. Осторожными касаниями очищает рану, а потом смазывает порез толстым слоем мази.
— Продолжай накладывать, пока не заживет. Мазь поможет предотвратить рубцы.
Он передает тюбик с мазью и прикладывает холодный пакет к моему лицу.
— Ты специалист по ушибам? — шучу я.
Приходится шутить или я расплачусь.
Он смотрит на меня с мрачным выражением лица.
— Да.
Накрываю его руку своей, чтобы продолжать удерживать компресс на месте, но он не отпускает. Скользит по моему лицу большим пальцем, царапая уголки губ.
— Уип прав. Больше никаких прогулок в одиночку.
— Я большая девочка. Могу постоять за себя. — Он демонстративно осматривает мое лицо. — Гребаная случайность, — парирую.
И его палец снова поглаживает мою щеку, касается губ. Его веки немного опускаются, когда он резко вдыхает.
— Ты попросила меня об одолжении. А вот моя просьба. Не заставляй меня переживать о том, что это снова случится. — Он пристально смотрит и чувство от этого как удар под дых. — Пожалуйста. Я не смогу нормально работать.