— Спасибо, — говорю ей, передавая бокал Болтушке. — Однако это моя соседка просила шампанское, а не я.

Стюардесса бледнеет.

— О. Я... мне жаль, — говорит она, обращаясь к женщине рядом со мной, чье имя мне бы стоило узнать, а может и нет.

Продолжать с ней разговор — не лучшая идея. Может девушка и веселая, но всё равно безумная. А я не люблю непредсказуемость.

— Я не поняла. Думала... — растерянно говорит стюардесса.

— Всё верно. — Моя соседка наклоняется вперед, нарушая мое личное пространство, и понимающе улыбается стюардессе, тогда как меня окутывает аромат сладкого лимона и теплой женщины. — Солнышко и меня так взволновал, что я почти достала свою кредитку и предложила заплатить ему за секс.

Я давлюсь собственной слюной.

— Ебаный ад.

Стюардесса становится пурпурного цвета.

— Да. Гм. Вам еще что-нибудь принести?

Парашют.

— Мне ничего не надо, — говорит сумасшедшая пташка слева от меня, счастливо попивая шампанское.

— Содовая со льдом, — отвечаю я. На этом этапе мне уже хочется попросить целую бутылку джина. Но алкоголь в самолете лишь повышает мою взвинченность. Просто дыши, расслабься, переживи этот адский рейс.

Стюардесса бросает на меня сочувственный взгляд. А с другой стороны от меня снова раздаются звуки счастья. Я жду следующего залпа неприятностей, но, как ни странно, оказываюсь разочарован тем, что моя соседка достает свой телефон и наушники. Итак, она собирается устроиться поудобнее и отключиться. Блестяще. Именно то, что мне нужно. Я благодарен за это.

Поднимая свой журнал, я смотрю на снимок красной Lamborghini Centario. У меня есть такая же, но графитового цвета. Перелистываю страничку. Черт.

Ее девичье пение шепотом звучит достаточно громко, чтобы я слышал его поверх шума двигателей. Миленько, давайте петь хором. Чертова женщина заразила меня странным случаем незрелости, потому что я чувствую соблазн подколоть ее, указав на то, что она не попадает в ноты, и всё это лишь ради возможности услышать ее ответ. Данная идея наполняет меня предвкушением. Вот только я знаю эту песню.

Разочарование и то, как резко оно меня одолевает, шокирует. Этого я не ожидал. Не так сильно. Потому что она слушает группу «Килл-Джон» и, очевидно, любит ее. Я тоже люблю «Килл-Джон». На данный момент они — самая популярная группа во всем мире, а ребята — часть меня самого. Они связаны со мной кровью, потом и слезами.

Потому что я их менеджер. Киллиан, Джакс, Уип и Рай — мои ребята. Я сделаю для них что угодно. Но единственное, что отказываюсь когда-либо делать, так это взаимодействовать с их поклонниками. Никогда.

Я давно выучил этот урок. Фанаты, не важно, кто они, слетают с катушек, когда узнают, что я управляю «Килл-Джон». Я отказываюсь быть их проводником.

Еще одна строчка песни слетает с уст Болтушки. Она кивает головой, закрыв глаза и выглядя так блаженно. Я отворачиваюсь. Нет, не разочарование. Облегчение.

Я продолжаю говорить себе это, когда приносят мою содовую, пока пью ее с большим, чем обычно, энтузиазмом. Я. Чувствую. Облегчение.

Глава 2

Софи

Я абстрагируюсь в безопасный кокон от своего сексуального соседа. Приходится это сделать. Было очень весело его доставать, но мне известны предупреждающие звоночки. Скоро я начала бы в него влюбляться; он ведь так горяч и слишком суров, чтобы сопротивляться притяжению. Вы думаете, что суровость не возбуждает, но каким-то образом в нем эта черта буквально ставит меня на колени...

Ага. Так что я поступила разумно и достала свои наушники. Сейчас я слушаю музыку, параллельно листая журнал Vogue.

Он делал то же самое, читая журнал о машинах, пока не отбросил его в сторону, заменив ноутбуком. Мучительно тяжко не заглядывать в его экран. Чем этот парень занимается по жизни? Возможно, он настоящий герцог; клянусь, он бы подошел на эту роль. Или, быть может, миллиардер? Но полагаю, оба данных типа мужчины владели бы собственными самолетами.

Я теряю счет времени, представляя, как Солнышко управляет каким-то поместьем в Англии или катает нелепых девственниц на своем личном вертолете, когда к нам подъезжает тележка с закусками и коктейлями — так как, очевидно, богатые люди предпочитают летать бухими в хлам. И хотя мистер Счастье не желает ни того, ни другого, я стягиваю наушники и собираюсь узнать весь перечень меню.

— О, да, пожалуйста, — говорю я.

Рядом со мной Солнышко фыркает себе под нос.

Я его игнорирую. А что? Я люблю поесть. Люблю. Я. Это. А вот эта штука выглядит реально неплохо. Стюардесса передает мне серебряный поднос с множеством сыров, орешков, крошечных шариков прошутто и жареных томатов на тостах. Чудесно.

— Ты реально профукал, — говорю я ему, когда мы снова остаемся одни. — Эти штуки очень хороши, — бросаю шарик мяса в рот и сдерживаю стон.

Официально ненавижу первый класс. Как я смогу летать дальше после сегодняшнего дня? Бедные неудачники на галерке.

— Позже ты об этом пожалеешь, — говорит он, не отрывая взгляда от экрана, — когда твой желудок будет полным, а эта оловянная махина начнет прыгать по волнам неизбежной турбулентности.

Он едва сдерживает дрожь.

— Почему-то турбулентность всегда случается во время обеда,— я откусываю кусочек кремового сыра. — Ты когда-нибудь замечал это?

— Не особо.

— Может, они подстраивают время турбулентности под авиарейсы, — я хмурюсь. — Не удивилась бы.

Он издает непонятный звук.

На этот раз скорее похожий на смех.

— Знаешь, расслабься, тебя это не убьет.

Вздыхая, он закрывает ноутбук и прячет его.

— Почему ты думаешь, что я никогда не расслабляюсь? — эти убийственные синие глаза приковывают меня к месту одним своим взглядом.

Боже, реально очень сложно смотреть прямо на него. Мое дыхание замирает где-то в животе, а бедра сжимаются. Нормальная же реакция на сексуальность. Вот и всё.

Но, тем не менее, отстойно, что мой голос звучит вот так:

— Полагаю, что эти морщинки у тебя между бровей не от смеха.

Упомянутые морщинки углубляются, когда он хмурится.

Не могу сдержать улыбку.

— Не волнуйся, несмотря на раздражительность, ты и вправду выглядишь молодо.

Он трясет головой так, будто пытается прочистить мысли.

— В этом потоке словесной рвоты был где-то скрыт комплимент?

— Такому горячему парню, как ты, не нужны комплименты. Сколько тебе, кстати? — давлю я, потому как дразнить его настолько весело, что не могу остановиться.

— Это довольно личная информация. Я же не спрашиваю у тебя, сколько...

— Мне двадцать пять, — довольно отвечаю я.

Его губы кривятся, и я знаю, парень пытается удержать свой крутой фасад на месте. Но в глазах заметны признаки капитуляции.

— Мне двадцать девять.

— Двадцать девять недалеко от девяноста.

— Ты специально пытаешься меня спровоцировать?

— Возможно, это и есть ответ на мой первоначальный вопрос. Ты когда-нибудь расслабляешься, солнышко?

— Что нужно сделать, чтобы ты прекратила меня так называть?

Его голос слишком прекрасен — хриплый, глубокий и приятный. Мне хочется найти в телефоне книгу и попросить парня почитать вслух. Но я отбрасываю эту мысль.

— Тебе нужно назвать своё имя. И я заметила, что ты не ответил на вопрос.

Он сильнее хмурится. Это так мило. Хотя, вероятно, скажи я ему подобное, парень бы зарычал. Хмурое выражение его лица говорит о сомнениях, словно мужчина ведет войну с самим собой.

— Послушай... — я пожимаю плечами, поедая еще один мячик дыни. — Если не хочешь говорить — ладно. Многие до странности параноики.

— Я не параноик.

Сопляк.

— Конечно. Понимаю. Я могла бы оказаться международным хакером популярных навыков, который только и ждет возможности влезть в твои личные дела. И всё, что мне нужно для начала операции, — это твое имя.