— У меня никогда не будет детей.

Шелдон отложил в сторону часы «Тюдор Субмаринер», над которыми трудился, и нахмурился.

— Почему ты так говоришь?

— А что, если я не буду их любить? Может, это наследственное. Говорят, когда появляются дети, все изменяется.

В голосе Шелдона сквозила печаль, когда он ответил внучке:

— Когда они появляются, не меняется ничего. Все меняется, когда ты их теряешь.

Рея принялась раскачиваться, и Шелдон бросил: «Перестань». Она остановилась.

И вдруг ни с того ни сего, так, по крайней мере, показалось Шелдону, Рея спросила:

— Почему ты больше не ходишь в синагогу?

Шелдон откинулся на стуле и потер лицо.

— За что ты меня наказываешь?

— Я не наказываю. Я правда хочу это знать.

— Но я ведь не заставлял тебя туда ходить. Честно.

— Я хочу знать, почему. Из-за папы?

— Да.

— Когда папа погиб, ты перестал верить в Бога?

— Не совсем.

— А что тогда?

Сколько раз они вот так разговаривали здесь, на этом самом месте? За прошедшие двадцать лет? И так всегда. Как будто не было квартиры наверху. Не было детской и спальни. Шелдон сидел тут, год за годом, и разные женщины допрашивали его. Менялся магазин, женщины старели, но Шелдон оставался на месте. Чинил часовые механизмы и отвечал на вопросы. Единственный на его памяти разговор, который состоялся в квартире, был разговор с Саулом.

— Ты знаешь, что означает Йом-Киппур?

— День искупления грехов.

— Ты знаешь, что происходит в этот день?

— Ты просишь прощения.

— Есть два вида прощения, — объяснил Шелдон. — Ты просишь Господа простить твои прегрешения перед Ним. Но также просишь и людей простить тебя за прегрешения перед ними. Ты просишь прощения у людей только потому, что, согласно нашей философии, есть одна вещь, которую Господь простить не может. Он не может простить тебя за то, что ты сделал другим людям. Ты должен обратиться к ним напрямую.

— Вот почему нет прощения за убийство, — добавляет Рея. — Потому что невозможно просить прощения у мертвых.

— Верно.

— Почему ты перестал ходить в синагогу, дедуль?

— В 1976 году ты появилась на пороге нашего дома, под песню о тонущем корабле, которую передавали по радио. Мы пошли в синагогу на Йом-Киппур. Я все ждал, что Господь попросит у нас прощения за то, что Он сделал с твоим отцом. Но Он не попросил.

Глава 18

Ночь прошла спокойно. Они нашли сухое укромное местечко недалеко от берега, невидимое с дороги и со стороны жилых домов. Жаль, что костер развести было нельзя, но они прекрасно обошлись без него.

Пол был рад избавиться от рогов, но не захотел снимать самый необычный в мире костюм викинга. Шелдону это показалось наименее странным решением за весь день.

Лежа рядом с мальчиком, Шелдон прошептал:

— Разбуди меня, если что.

После чего оба они провалились в глубокий сладкий сон.

К шести утра солнце уже начало припекать. Свежий воздух им обоим пошел на пользу, но вот твердая земля не проявила милосердия к Шелдону. Затекшие мышцы болели, все раздражало. Казалось, что раньше времени наступило трупное окоченение. К тому же у них не было ни капли кофе.

Они довольно быстро свернули лагерь. Собирать было особенно нечего, так что следов их пребывания в лесу не осталось. Коль скоро им удалось спокойно переночевать, значит, за ними никто не гнался и не прочесывал лес с прожекторами. Скорее всего, никто не стал свидетелем гибели трактора.

Пройдя сквозь чащу хвойных деревьев, через час они добрались до большой дороги, где можно было рассчитывать поймать попутную машину. За двадцать минут марш-броска по этой дороге Шелдон совсем выдохся.

— Подожди, подожди. Мне надо отдохнуть, — Шелдон опускается в высокую траву, растушую вдоль шоссе. Шагающий впереди Пол возвращается к нему.

— Плохо быть стариком, — говорит Шелдон Полу. — Если появится Питер Пэн, иди с ним, не раздумывая.

Пол возвышается над ним. На мальчике шапка-шлем, в руках деревянная ложка и волшебный пыльный зайчик. Он хорошо выглядит. Так, как и полагается выглядеть совсем юному человеку.

Шелдон смотрит на часы. Только восемь утра.

— Иди сюда, — говорит старик и машет Полу. Тот приближается. — Сделай так, — Шелдон поднимает вверх большой палец.

Полу незнаком этот жест, поэтому его большой палец, поднимаясь над вытянутым указательным, указывает на Германию.

— Немного не так. Лучше в сторону Финляндии. Вот так, — Шелдон поправляет палец Пола, чтобы он не так сильно торчал, и слегка пригибает его фигуру к шоссе. — Хорошо. Будем надеяться, что здесь это не какой-нибудь неприличный жест.

Несколько минут Пол стоит так у дороги, но ничего не происходит. За это время Шелдон успевает перевести дух и снова подняться на ноги. Он становится рядом с Полом и говорит:

— Ладно. А теперь мы начинаем идти задом наперед. Если повезет, вернемся обратно во времени во вчера и позавчера. До твоего рождения, дойдем аж до 1952 года, когда на свет появился Саул. Можно остановиться пообедать в 1977-м. В том году, помню, был один отличный бар с сэндвичами.

По дороге, ведущей на север, они преодолевают еще несколько километров. Кроме идеальной дороги, пролегающей вдоль полоски зеленой травы, окаймляющей лес, признаков цивилизации практически нет.

Шелдон зажимает губами два карандаша и изображает моржа. Чтобы развлечь Пола, он начинает двигаться как морж. Однако вскоре останавливается.

— Большой морж хочет пить. Маленький моржик тоже хочет пить? Большому моржу опять нужно в туалет. Большой морж — старый, и его мочевой пузырь стал размером с фасолину.

Шелдон делает понятный всем жест человека, осушающего кружку пива.

Пол кивает — дескать, я тоже так хочу.

— Отлично. Пора внести разнообразие в этот поход. Хватит играть. Вот что я сейчас сделаю. Я начну обратный отсчет от десяти, и когда дойду до одного, появится машина, на которой мы поедем туда, где есть холодная кока-кола в бутылках. Договорились?

И Шелдон кивает за них обоих.

— Ладно. Начинаем, — он останавливается, смотрит на дорогу и принимается считать.

— Десять.

Пол встает и глядит на него.

— Девять.

Ничего не происходит.

— Восемь.

Прямо перед Шелдоном плюхается птичий помет, отчего Пол начинает смеяться. Однако Шелдон поднимает палец и говорит:

— Сосредоточься.

— Семь.

Ничего.

Прохладный бриз веет с реки, вместе с ним приплывают тучки. Шелдон на минутку закрывает глаза и забывает про все на свете.

— Шесть.

Ничего.

— Пять.

Шелдон поднимает палец повыше, с большей уверенностью.

— Четыре.

Он закрывает глаза и напрягается, концентрирует свою мысленную энергию. Сам точно не понимая, на чем. Он пытается представить женскую шведскую команду по волейболу, которая останавливается, чтобы спросить дорогу в рай. Он уверен, что эту картинку в его воображение вложил Билл.

— Три.

Хорошо бы сейчас вздремнуть. Кто объяснит ребенку, что его мать умерла? Когда он уже сможет обратиться в полицию?

— Два.

Есть ли какая-нибудь вероятность того, что убийца узнал про летний домик? Он, Шелдон, должно быть, что-то упустил. Что я упустил?

— Один с половиной.

Попытаются ли они родить другого ребенка? Или на этом все? Конец их роду?

— Один.

И затем, если не по команде, то, по крайней мере, вовремя из-за поворота выезжает грузовичок с охотниками. Грузовичок замедляет ход и останавливается.

Мужчина лет сорока с небольшим в майке и со взъерошенными волосами высовывается из кабины с пассажирской стороны и дружелюбно обращается к Шелдону по-норвежски.

Пол готов им ответить, когда Шелдон вытаскивает карандаши изо рта и с чувством произносит по-английски:

— Господи, как же я рад вас видеть, ребята. Мы с внуком совершенно выбились из сил. Мы пытаемся дойти до домика около Конгсвингера. Вы не могли бы нас подбросить?