Приблизившись, Шелдон увидел, что это и вправду Билл Хармон, его приятель из Нью-Йорка. На Билле были поношенные штаны, дешевые ботинки, синяя сорочка и твидовый пиджак. Во время этих рейдов между 1975 и 1980 годами Билл не появлялся. Он стал возникать и вмешиваться только после своей смерти. Правда, Шелдон вовсе не был уверен, что это в самом деле Билл. Скорее он напоминал Билла. Говорил те же глупости, но что-то в нем было не то. При жизни Билл никогда не заставлял Шелдона чувствовать беспокойство. А этот парень тревожил.

— Билл, что ты тут делаешь?

— Ищу старинные вещи.

— Что-что?

— Французы-колонизаторы жили здесь веками. В Индокитае спрятано множество сокровищ, которые я смогу выгодно продать в своем магазине.

— Ты выпил?

— Время два часа дня, и мы во Вьетнаме. Конечно, я выпил. А ты будешь?

— Мне надо идти. Мы должны найти пилота.

— Пилот погиб, — сказал Билл. — Его подстрелили у самой земли. Ничего интересного. Тебе не стоит туда ходить.

— Ну тогда я скажу парням, и мы пойдем обратно.

— Они тебе не поверят.

— Почему? Ты что, призрак прошедшего Рождества? — И, не дожидаясь ответа, Донни закричал: — Эй, Уильямс! Стой. Пилот погиб. Нам надо возвращаться к лодке.

— Откуда ты знаешь?

— Так говорит Билл. Он знает.

— Не стоит доверять Биллу, Донни.

— Но иногда он бывает прав.

— Конечно. Но кто может сказать, когда именно? Кроме того, это не мое решение.

— Тогда передай Саулу.

— Хорошо.

И Герман сказал что-то Саулу, но тот лишь пожал плечами и продолжал идти. Правда, через несколько минут он призадумался и замедлил шаг. Первый раз за все время рейда он повернулся и обратился к отцу:

— Пап, чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы мы вернулись домой. Я хочу, чтобы ты жил дальше.

— Надо было подумать об этом раньше, когда ты предлагал мне поехать сюда.

— Ты прав, и я об этом сожалею. Но я не предлагал тебе сюда возвращаться. Эта вторая командировка — твоя идея.

— А ты хорошо помнишь наш разговор об этом?

— Я мог сказать что-нибудь про то, что Америка воюет. Но если я это и говорил, то не имел в виду, что ты должен вернуться. Ты выполнил свой долг. В отличие от многих.

— Ты сам решил пойти с нами. Я не могу повернуть назад, не могу написать в рапорте, что Билл Хармон возник из джунглей и сообщил нам о местонахождении пилота.

— А ведь ты любил Билла.

— Я и сейчас люблю, — ответил Саул. — Но вряд ли на него можно сослаться, тебе не кажется?

— Это безумие!

— Твое безумие. Что дальше? Ты возвращаешься или остаешься?

— Я хочу быть рядом с тобой.

— Ну ладно тогда. И не шуми. Вокруг полно вьетконговцев.

И они двинулись дальше, оставив Билла позади.

Шелдону показалось, что они очень быстро дошли до места. Самолет и не пытался совершить вынужденную посадку: развалился прямо в воздухе и рухнул на землю с неуклюжестью метеорита.

По стечению обстоятельств, кабина пилота практически не пострадала. Шелдон сфотографировал ее.

Поддавшись импульсу, Саул бросил:

— Герман, иди проверь кабину. Я поищу парашют.

Потом Саул повернулся к отцу и спросил:

— Ну? Идешь со мной или остаешься?

— Я хочу быть рядом с тобой.

Единственным желанием Саула было забрать домой этого проклятого пилота. За этим его сюда прислали, этому его обучали, и он хотел это сделать. Потому что американец не должен оставаться гнить в зеленом азиатском компосте. Ему следует быть дома со своей семьей.

Парашют свисал с очень высокого дерева на краю болота, которое Саулу и Шелдону пришлось преодолеть. Пилот был чернокожим, что удивило их обоих: в 1974 году не так часто встречались чернокожие пилоты. И, как и сказал Билл, он был мертв. У бедолаги даже не было шансов долететь до земли. Вьетнамцы не понимали, что такое чернокожий; они никогда не встречались с выходцами из Африки. Они считали, что это такая маскировка. Были зарегистрированы случаи, когда они пытались оттереть черноту стальными щетками.

— Так, хорошо. Пошли, — произнес Шелдон.

— Мы должны его снять, — сказал Саул.

— Нет, не надо.

— Мы должны.

— Нет. Ни черта мы не должны!

— Ты же тащил Марио к своим, — напомнил Саул. — Ты рассказал его родителям. Его отец обнял тебя и плакал.

— Я был на берегу, в безопасности. А ты один в джунглях. Этот бедняга здесь…

— Давай же, помоги мне срезать его.

— Саул, будь благоразумным. Вьетнамцы знают, что ты придешь за пилотом. Они это знают, и велика вероятность того, что они были тут до тебя.

— Тогда почему они меня не подстрелили?

— Потому что раненого надо нести. А так они положат двоих или троих, а не одного.

— Меня можно взять в плен.

— Ну откуда мне знать, черт возьми?

Тогда Саул разозлился, и его прорвало:

— Там на дереве висит негр. Этот негр — американский солдат. Как же я могу его здесь бросить? Как же я уйду от него? Объясни мне, как я его тут оставлю и после этого буду твоим сыном? Так что я сделаю, что должен. Богом клянусь, сделаю.

На это Шелдону нечего было возразить. Совсем нечего.

Саул забросил за спину винтовку и полез на дерево.

Добравшись до места, он схватил ветку и принялся срезать армейским ножом веревки и шелк парашюта. Ноги пилота находились примерно в двух метрах над землей. Падение было недолгим, но почему-то показалось очень медленным. Когда тело грохнулось на землю, Шелдон почувствовал приступ рвоты.

Пока Шелдон смотрел на все это, на него накатили первые волны смирения. Он был здесь на задании много раз и знал, что случится дальше, когда и как нахлынет ужас. Это вот-вот произойдет. Саул пойдет обратно по единственной тропе по направлению к самолету, Герман двинется ему навстречу — он уже сжег карты и документы, чтобы они не достались врагу.

Он знал, что будет дальше. В этот момент он чувствовал себя, как Кассандра перед тем, как ее объявили сумасшедшей. Это был драгоценный момент. Настолько драгоценный, что Шелдон все откладывал его, позволяя себе спать по ночам с этим знанием будущего.

Именно в это мгновение — пока Саул спускался с дерева, прятал нож, снимал солдатские жетоны с тела погибшего, чтобы положить их в левый карман гимнастерки, — на глазах Шелдона его сын превратился в мужчину.

Ничего особенного не произошло. И не было никаких свидетелей этому. Ни малейшего героизма. Простой жест достоинства и уважения одного мужчины к другому. Никем не замеченный и забытый жест капрала Саула Горовица, спасавшего бренные останки лейтенанта Элая Джонсона, вобрал в себя все достижения человечества.

Перед самым концом своей жизни он был велик.

В этот момент Шелдон поднес фотоаппарат к глазу и нажал на спуск.

Щелкнул затвор, события стали развиваться стремительно. Шелдон увидел, как Саул наступает на растяжку. Раздавшийся взрыв унес жизнь единственного ребенка Шелдона. Он видел все происходящее, стоя слева от тропы прямо напротив Саула и Элая Джонсона.

Услышав взрыв, из-за спины Шелдона к Саулу бросился Герман.

Вьетконговцы набивали фугасы гвоздями, металлическими шариками и, по иронии судьбы, патронами от американских винтовок, захваченными в предыдущих боях.

И все эти штуки впились в ноги, пах и нижнюю часть корпуса Саула.

Он рухнул еще до того, как его лицо исказила боль, потому что не было больше ни костей, ни мышц, ни сухожилий, чтобы удерживать его. Тело лейтенанта Джонсона не привезут на базу. Родителям передадут и захоронят в гробу только его жетоны.

Герман закричал и почти сразу начал плакать. Он ухватил Саула за воротник и со всей силой, на которую способен человек в отчаянном положении, взвалил его себе на спину, так же как Саул тащил Джонсона, как Донни тащил Марио, и другие мужчины на других войнах тащили на себе своих товарищей.

Как только Герман побежал, началась стрельба.

На Шелдона больше никто не смотрел. Никто не обращал на него никакого внимания. Даже Билл Хармон исчез.