– Нам, как живущим третий месяц рядом с этим… – Карл сделал брезгливо-неопределенный жест в сторону окна, откуда, впрочем, Туман не был виден, – все это не менее интересно.
– Да, собственно, и рассказывать нечего. Мы знаем о Тумане не больше, чем в первые дни. Ну, знаем его форму, объем, примерную динамику роста – кстати, в последнее время он растет несколько быстрее. Знаем, что над ним можно безопасно летать, что он ничего необычного не излучает. Мы даже не знаем, что это за агрегатная среда. Сначала думали – аэрозоль, но он не рассеивается и не реагирует на ветер. Твердое тело или, что более вероятно, очень вязкая жидкость? Но почему материальные предметы проваливаются в него без сопротивления? Его совершенно невозможно исследовать. Его ничем нельзя просветить. Длинные волны его огибают, короткие в нем вязнут. Кое-что отражается, но это ничего не дает. Я уже говорил, сам он не излучает, в первые дни были сильные электромагнитные всплески, а сейчас ничего. Пробовали опускать в него приборы, брать пробы… Доставали обрывки тросов. Один вроде бы пережженные, другие просто рассыпаются в прах – разрушена кристаллическая структура, а чем разрушена – черт его знает. Факт заключается в том, что ничто, помещенное туда, обратно не вернулось. Однажды заявились к нам добровольцы, говорят, Туман – это иной разум, мы идем устанавливать контакт. Им, конечно, запретил, они как-то пролезли… Ни один не вернулся, естественно. Лично у меня сложилось впечатление, что Туман просто не дает себя исследовать.
– И какие же гипотезы у современной науки? – спросил Генрих.
– Разные, да что в них толку? Некоторые придерживаются первоначальной версии об атмосферной аномалии, вызванной экологическим кризисом. Но, по-моему, Туман слишком сложное явление, чтобы вылепиться из атмосферных осадков. Это все-таки не кислотный дождь. Другие считают Туман формой жизни, правда, сильно расходятся в оценке степени ее организации, и опять неясно, откуда она взялась. Говорят и о космической экспансии…
– И что вы об этом думаете? – поинтересовался Петер.
– Во-первых, я всю жизнь не верил во все эти тарелочки, зеленых человечков и тэ дэ. Как физик, я не знаю разумной альтернативы специальной теории относительности, я имею доказательства, что скорость света – предел для скоростей, и не имею опровержений этому постулату. А уже одно это делает межзвездные путешествия практически невозможными и бессмысленными. А во-вторых, если бы иной разум хотел нас уничтожить, он не стал бы избирать столь заумный путь. Достаточно сбросить пару атомных бомб на русских и американцев, и мы сами перебьем друг друга. А тут – Туман, явление единичное и локальное…
– Это, кстати, не факт, – заметил Петер. – Единичный случай в цивилизованных странах. А кто поручится за амазонскую сельву, африканские пустыни, Гималаи, океан, наконец?
– Как раз за это поручиться можно. Мы живем в век спутников, каждый метр земной поверхности просматривается, а после появления Тумана – просматривается особенно тщательно. Сейчас можно сказать с уверенностью: Туман – уникальное явление.
– Национальная достопримечательность, – усмехнулся Артур. – Кстати, доктор, как скоро эта достопримечательность выйдет за национальные границы и начнет кушать Европу?
– О, на этот счет нет смысла беспокоиться. Если, конечно, скорость роста Тумана не возрастет, то у нашей старушки Европы есть все шансы дотянуть до двадцать третьего столетия, а последний клочок суши – это, кстати, будет малоизвестный островок на юго-востоке от Новой Зеландии – Туман поглотит только через семнадцать веков. Вот, кстати, существенный аргумент против экспансии: больно уж затянутая операция.
– А какой же версии придерживаетесь вы? – спросил майор.
– Мне кажется интересной гипотеза о вырождении материи или пространства. В области, воспринимаемой нами как Туман, вообще нет вещества в привычном понимании. Известные структурные этажи – молекулы, атомы, элементарные частицы, может быть, и кварки – разрушены, связывающие их четыре фундаментальных взаимодействия – не работают или страшно искажены. Возможно, там действуют иные физические законы, по иному течет время… Не исключено, что Туман – колоссальный запас энергии. Правда, если она самопроизвольно высвободится – от Земли останется немного.
– Значит, реальная опасность все-таки существует? – спросил Карл.
– Я же говорил, в отношении Тумана ничего нельзя сказать. Пока единственная реальная опасность – это то, что он поглотит наш город через два года. Естественно, если мы никак не сможем замедлить его рост.
– А что думает по поводу Тумана наш доблестный генерал Граубер? – обратился Генрих к Грэбсу. – Если это, конечно, не военная тайна.
Майор пожал плечами.
– Кое-что и тайна, конечно… Кое-что я могу вам сообщить – конфиденциально, разумеется. В штабе еще не оставили мысль о том, что это – агрессия. Земная или внеземная – впрочем, военные тоже мало верят в космическое нашествие. Но в общем-то генерал Граубер рассматривает Туман с узкопрофессиональных позиций – как противника, против которого он по приказу сверху готов в любое время применить любое оружие. Вообще говоря, сам он ничего не решает, армия, как вы знаете, – структура иерархическая: генерал Граубер смотрит на министра обороны, министр на Президента, Президент, в кои веки раз – на науку, а наука, в лице нашего досточтимого доктора Кромвальда, разводит руками. И вот этот жест спускается по всем ступеням армейской иерархии вплоть до вашего покорного слуги, которому и остается повторить его перед вами. – И майор развел руками точь-в-точь как доктор Кромвальд.
– Насколько я понял, – задумчиво произнес Кромвальд, – «любое Оружие» означает вплоть до ядерного?
Грэбс энергично загородился обеими руками:
– Я ничего подобного не говорил!
– Разумеется, не говорили, майор… Но кое-кто из военных мне уже намекал на это частным образом. Я ответил ему и повторяю вам, с тем чтобы вы намекнули Грауберу: чем бы Туман ни оказался, этого делать нельзя ни в коем случае. Даже если Туман имеет вполне тривиальное объяснение, взрыв, скорее всего, не уничтожит его, а раскидает его частицы, которые могут стать зародышами новых туманов, по всей Европе. А если Туман – действительно область вырожденного или иного неадекватного пространства, последствия могут быть самыми немыслимыми. Ну, например, взрыв вашей бомбы произойдет в столице или где-нибудь в Нью-Йорке. Или послужит детонатором для высвобождения энергии Тумана, о которой я уже говорил. А может быть, бомба ухнет туда, как все прочие предметы, и никаких следов.
– Вы, очевидно, правы… Но не можем же мы сидеть сложа руки! – взорвался вдруг Грэбс. – Мы, в конце концов, вояки, наше дело – выполнять приказы. Но вы, ученые! Вы относитесь к Туману так, словно это вещество, синтезированное в вашей пробирке! Вещество, конечно, очень интересное с теоретической точки зрения, на нем можно сделать диссертацию, его любопытно понаблюдать под микроскопом, а потом заткнуть пробирку пробкой, выпить горячего чая и отправиться спать!
– Та-а-ак, – протянул доктор, медленно поворачиваясь к майору. – И что вы нам предлагаете?
– Действуйте, в конце концов! Положим, вы не знаете и не можете узнать, что такое Туман. У вас нет научно обоснованной концепции борьбы с ним. Но экспериментируйте! Обстреляйте его лазером, облучите рентгеном…
– Вы не учитываете одного, милейший майор. Если мы ничего не будем делать, мир просуществует еще многие столетия, а в результате предлагаемых вами поспешных экспериментов может взлететь на воздух в несколько секунд!
– Господи, о чем вы говорите! – воскликнул вдруг Альберт, за весь вечер не произнесший ни слова. – Ядерное оружие, рентген, лазеры… Как будто не ясно, что Туман – средство психического воздействия!
– Психического? – переспросил Кромвальд. – Как это понимать?
– Я не знаю, кто и как создал Туман, – ответил Хольд, – но я знаю, зачем. Туман не взорвется и не уничтожит нашу материю. Это оружие, но направлено оно не против нас.