И пятой вошла в тронный зал стерландская кронинхен Элеонора Вечерняя Звезда, одарив всех томною улыбкой. И опирались её воины на бурые щиты с зелёным крестом, окаймлённым белилами. И как-то посветлело в зале, ибо на груди Элеоноры висел шнурок, а на нём — монетка с изображённым на ней стерхом.
И шестой вошла в тронный зал тезорианская кронинхен Айлин Добрая, и рыцари её были с зелёными щитами в бурый крест, окаймлённые белилами.
И седьмым ступил в тронный зал кронинг свэйский Лойгис Хитромудрый, и его рыцари тащили на своих спинах белые щиты в голубой крест. И поглядывал Лойгис на хладичей, точно на второсортный хлеб.
И восьмым прибыл в тронный зал кронинг ярхеймский Дуглас Каштан, и были у его людей золотистые щиты с серым крестом.
И девятой вошла в тронный зал сиберская кронинхен Яннэ Красивая, и держали её воины подле себя багровые щиты с крестом цвета вечернего неба, окаймлённым белилами.
Последней вошла немногочисленная делегация с травяными щитами в фиоловый крест с белою каймой, возглавляемая кронингом швинским Бэном Простым. И поднялся шум в в тиранских рядах, потому что давней была вражда, хоть и не древней — некогда Швиния являлась частью Тирании, но увлёк однажды за собой верных себе людей один человек, и скрылись в Замках владений Бург, потому что несогласны они все были с образом жизни в вульготоне. Так и не удалось Тирании покорить крохотное, но очень гордое, сокрытое в высоких горах кронство, и с тех же самых пор питает Тирания также неприязнь и к Тезориании, ибо нашла Швиния всяческую поддержку в её лице.
И уступил Лотар трон своей Ромельну, как первородному норду, и сел тот, и оглядел весь зал; и вот, полон он весьма, и все ждут слова. И стало так тихо, что стало слышно, как пульсирует кровь в жилах.
И спросил Ромельн:
— Все ли собрались здесь?
И ответили ему:
— Вот, явились для переговоров почти все владыки, и до чёртовой дюжины не достаёт двух, ибо нет у Хлади кронинга, а Рагнильда Кровожадина не явилась.
— Что ж; в таком случае начнём… — Начал было кронинг Нордландии, ибо по праву ему и начинать.
Но послышался вдруг нежданно-негаданно какой-то гул, и становился он всё громче и громче, пока не различили люди на слух барабанный грохот. И посыпалось что-то со стен, ибо преобладали в звуке низкие частоты.
— Кого же там несёт? — Недоумевал Лотар и приказал открыть ворота.
И вот, вошла в тронный зал молодая женщина очень высокого роста, с длинными и чёрными, как безлунная ночь, волосами. И глаза её были темны настолько, что невозможно было отличить, где зрачок, а где цветная кайма. И была худа девушка до ужаса, и тёмные, длиннополые одежды носила. И глянула налево — потухла свеча; и глянула направо — кому-то стало плохо. И глянула вверх — рухнул висячий подсвечник; и глянула вниз — пала замертво букашка.
И шли за ней вооружённые до зубов рыцари, с сизыми щитами в белый крест. И остановилась, и рявкнула на весь зал так, что будто гроза приключилась:
— Кто, кто посмел начать альтинг без Меня?
Ибо была это Рагнильда Кровожадина, собственной персоной; Снежная королева, троннская кронинхен.
И возвышалась она над всеми, точно берег над морем, и не знали кронинги более слабых кронств, куда себя деть. И перестал сиять стерх на груди у Элеоноры, и прокусила до крови свои уста Хельга, ибо видела перед собой через прорези в шлеме собственную сестру; сестру жестокую и неблагодарную, источающую зло и вред, тьму и мрак. И пасмурно стало в зале, и забыли все, для чего собрались.
И чуть ли не каждого кронинга обошла Рагнильда, вглядываясь в очи их так, что стало им не по себе.
— Вот Робин Хороший, предатель и тряпка; вот чёртов Монноранр, что путь Мне перешёл; вот Мартелл, что радеет за него.
Ведьма развернула своё лице на другую половину тронного зала.
— Элеонора всё так же сияет; Айлин ей плачется в подол; Лойгис, хитрая проныра; Дуглас, что тоже всюду поспеет — где надо и где не надо.
Рагнильда подошла к трону:
— Мм, а где же Лотар? Где это бесово ничтожество? — И добавила. — Тебе не поклонюсь, Ромельн, ибо Я должна тут восседать. Чего не сиделось тебе в Ледовом дворце? Махнул в такую даль, и что же?
Других правителей нордов ведьма не удостоила даже взглядом. И стояла в зале напряжённая, гробовая тишина.
И сказал тогда Ромельн:
— Что изменится, если воссядешь сюда ты? Для того мы собрались, чтобы выслушать народ наш братский, хладичей лесных и полевых. Да только кто говорить будет от лица их? Короля-то у них нет и в помине! Робин, ты эту кашу заварил — тебе и расхлёбывать. Это ты подослал ко мне гонца своего! Это он вытрепал мне все нервы, все уши прожужжал и выдернул за тридевять земель в тридесятое царство! Будто дел у меня своих нет…
И отвечал Робин:
— Не гонец он мне, но равный среди равных. Выйди вперёд, Годомир; пора уже завершать спектакль. Твой выход.
И вышел вперёд Годомир Лютояр, и начал держать перед всеми кронингами речь. И высказал он всё как есть без утайки, и печальна была история его. Ибо поведал он рассказ свой с той самой страницы, как уносил его, маленького вражий паладин в земли чужеродные, дабы продать, точно домашнюю живность какую. И как воспитывал, поучал и наставлял его до пятнадцати лет друид по имени Седобрад Вековлас, пряча в сюшерском лесу. Что не доедал, не досыпал, но всему обучил он Годомира, и испытанию подверг. И что возвратился, точно блудный сын, выполнив наказ с лихвой, но вместо объятий бодрого весёлого старика припал к изголовью умирающего. И как правду всю узнал, и что душа была наизнанку вывернута. И что отец родной отправил его охранять руины, а сам, влезая во всё большие долги, развлекался в новой столице, предаваясь всякой всячине. И что брат настроил против него всю знать, всех бояр, глупых и не очень. И что сотню раз он, Лютояр мог собрать армию большую вокруг себя, но ждал, когда одумается злополучный Вранолис Сребролюб. И таки одумался, отстроив старую столицу, но наделал делов, и пришли кочевники, и бросили Хладь на поругание. И что не первый уже раз отражает он, Годомир, набеги скуловидов и номадинов, и в этом Робин не даст соврать, потому что и его люди также гибли.
И снял с шеи своей Лютояр златой медальон с лучистым солнцем, и продемонстрировал всем присутствющим:
— Я — Годомир Лютояр; такой же, как вы.
И умолк, и сел, и стал ждать.
И открылся альтинг, и начали главы нордов совещаться, и не было меж ними согласия. И до того разошлись, что забыли, для чего явились. И пошли склоки и взаимные претензии. И выхватывали из ножен мечи, и плевали друг другу в лица. И переходили на личности, и открыто ненавидели. И стоял шум и гам, и пыль столбом.
— Мы единственные, кто доплыл с Эйнаром до конца; нам и владеть всеми землями по праву в случае победы. — Начали эйнарцы.
И отвечали им тезориане со стерландцами:
— Недостойны вы, эйнарцы, кронством Эйнар называться, ибо Эйнар Охотник был благородным мужем, а ныне его кронство превратилось в рассадник злых помыслов.
— Вы бы вообще помолчали, свинопасы! — Набросились тиранцы. — Научитесь держать в своих руках не только плуг и борону, кирку и лом, но и что потяжелее. Ибо не разумеете, каково это, грести без передышки, и сражаться цепным ежом[18].
Нордландцы обзывали всех остальных трусами, ибо только они не испугались невзгод и остались на острове один на один с погодными условиями. Фрекинги же хвалились перед всеми своей храбростью из-за того, что их потомки рискнули войти во Врата смерти. И дошла до того перепалка, что начали норды спорить друг с другом, погребение ли должно было быть у Эйнара Мореплавателя, или сожжение.
И сняла с себя обычно уравновешенная Хельга шлем в запале, и начала кому-то что-то доказывать. И встретился её взгляд со взглядом Рагнильды; и узнала та её, и накинулись друг на друга, пока их не растащили в разные стороны.