И свечерело, и присел Годомир на край тропинки, и начал разминать затёкшие члены. И вот, отрубился в сон. И сошёл на Годомира во сне дух добрый, и говорил с ним. И проснулся наутро, но подумал, что сердце и разум беседовали с ним этой ночью. Однако почуял некий прилив сил и словно знал, куда теперь держать свой путь, и бодро зашагал дальше, без еды и всякого пития, ибо окропила его утром роса.

И заметил вдруг Годомир, что расходится тропинка в разные стороны, а у развилки висит предостережение:

«Направо пойдёшь — смерть свою найдёшь; налево пойдёшь — о себе узнаешь; коли прямо ты решишь — опыта получишь».

Поскольку не назначил Седобрад срока возвращения ученику своему, то задумал Годомир испытать себя повсюду, ибо молод и горяч. И воткнул юнец шест свой у развилки, и кинжалом сделал пару надрезов. И взял, и поспешил налево.

И дошёл он до каких-то болот, из которых выныривала какая-то нежить, и от которых несло таким смрадом, что пролетающая птица на ходу падала в топь, помирая ещё в воздухе; ибо Помирания имя месту сему.

И пролетели внезапно в небе три каких-то странных силуэта — то ли птицы, то ли ещё кто; показалось путнику, что летели существа на мётлах — тех самых, что выметают сор из избы.

И увидел Годомир одиноко стоящую несколько поодаль избу. Много изб видел юнец, потому что брал его старец и на ярмарки, и просто побродить тайком[11] по близлежащим селениям, но такой странной избы он ещё не видывал.

То была изба, стоящая на живых конечностях, и домик, покачиваясь, время от времени переминался с лапы на лапу.

Из трубы вился дымок; любопытство взяло над Годомиром верх и он тихой поступью (как учил его друид) попытался забраться в дом — благо, лестница имелась. Однако из-за беспокойных лап изба ходила ходуном, и три раза оказывался юнец на земле, еле увернувшись от пинка избушкиных ног.

На четвёртый раз Годомиру повезло больше и он таки влез в неведомую избу.

И было в домике несколько отделов, и в переднем валялись гусли. Из другого доносились какие-то посторонние звуки.

И притаился Годомир, и прислушался, и стал частью стены.

— Меньше народу — больше кислороду. — Прошамкал, по-видимому, беззубым ртом первый голос; скорее, пожилой женщины.

— Одним больше — одним меньше. — Промямлил вслед за первым голос второй.

— К смерти вообще нужно относиться проще. — Прогундосил голос третий.

Любой на месте Годомира уже бы посерел от страха, но он был не из робкого десятка; друид так закалил его характер своими причудами, что удивить парня было уже трудно.

Однако опасаться всё же стоило, потому что по ту сторону деревянной стены сидели три самых настоящих ведьмы, скрюченных годами и подлым нравом.

Первую звали Баба Яга, и сколько уже с ней умерло — никто даже приблизительно вам не скажет, сколько этой ведьме лет: длинные серебристые пряди уцелевших волос, выбивающиеся из-под тканого платка на голове, красный нос крючком, и левая нога из берёзового древа, ибо откусил однажды ногу Бабе Яге змий проклятый, которому всё одно, и не щадит он ни стар, ни млад, ни худ, никого. Эта страшная, иссохшая от многих лет ворчливая старуха являлась хозяйкой странной избы, и каждую ночь грядёт полёт её на ступе и метле. Несмотря на это, Баба Яга была самой глупой из трёх злодеек, ибо старше она всех, вместе взятых; самая злобная рухлядь, уродившаяся однажды, но обретшая бессмертье. И зелья из корешков всяких готовить умела, и видела в громадном чане, преисполненном мерзкой зелёной жидкости, чем занимаются её будущие жертвы, ибо ела она людишек с превеликим упоением. Но сейчас Баба Яга не глядела в чан, поэтому не знала о стоявшем за дверцей Годомире, хотя и начала уже жадно вдыхать прелый воздух своими ноздрями.

Среднюю по возрасту из ведьм звали Мыстан Кемпир, костлявая и тощая, страшная, как сама смерть; и красноватым был оттенок её полуистлевшей плоти. И походила её речь на какие-то нечленораздельные скрипения, кряхтения, стенания и причитания. Несмотря на свои лета, передвигалась Мыстан Кемпир всегда довольно шустро, и обожала есть на завтрак маленьких детей.

Последней имя Ялмауз Кемпир — и была это толстая и неповоротливая особа с зеленоватым оттенком полусгнившей плоти. И походила её речь на бормотание и сердитую блевотину.

— Чую дух чей-то. — Потянула носом Баба Яга. — Человечьим несёт, однако.

— И из этого мира; живой. — Процедила Мыстан Кемпир.

Годомир замер.

— Явись немедля, пока цел! — Рявкнула, брызнув слюной, Ялмауз Кемпир.

И отворил дверцу Годомир, и вошёл в новую палату. И увидел пред собой трёх омерзительных полуслепых старух, которые тут же начали передавать друг другу единственный глаз, рассматривая нежданного гостя. Увидел также и маленькую запуганную девочку, которая забилась в дальний угол комнаты, поджав ноги и обхватив голову руками, и девочка эта еле слышно всхлипывала. Ещё Годомир обратил внимание на гигантский казан, в котором что-то варилось, и запах яства ох как не понравился ему.

— И кто же ты такой? Откуда? Зачем пожаловал сюда? — Посыпались ехидные вопросы, и обступили ведьмы парня, обложив со всех сторон и подозрительно облизываясь. — Чуем, что наш ужин обретёт шикарный вид! Ибо не ловили, но пришла к нам дичь сама. Вот придёт Кощей, Кощей Бессмертный, тогда он будет очень рад…

Но отшвырнул он обоих Кемпир подальше от себя, а к горлу Бабы Яги приставил кинжал:

— Что в чане, ведьма?!

— Конец котёнку; гадить не будет. — Недовольно оскалилась Баба Яга.

И накинулись они всей троицей своей людоедской, ибо охочи были их души и желудки до мясца младого и нежного, и вёл с ними Годомир неравную, но недолгую борьбу, сокрушив каждую по очереди.

Но не убил, ибо не ставил сие своей задачей. И пока три ведьмы охали, потирая бока от его тумака, снял путник незнакомку с цепи, присел перед ней и спросил:

— Кто ты, девочка?

И ответила та:

— Ты чужой!

Затем напела:

— Ты покажешь мне, как отсюда выбраться? — Спросил Годомир у неё.

— А ты больше не чужой?

— Нет.

— Тогда покажу. Мне наказывали не бродить здесь; я ослушалась. Я б вернулась, но не успела, ибо подстерегли меня и животное моё эти старые кочерыжки, усадили к себе в ступу и так я очутилась в той избе. А ты кто есть такой? Тебя гуси-лебеди принесли?

Годомир молчал.

— Благодарю, что уберёг, но кто же ты? Ты как мы, но не наш!

— Потом. Пойдём отсюда скорее; показывай, куда следовать.

И встали они, и ушли. Так дошли они до одного селения.

— Мы пришли. Это деревня Новофеевка; тут я и живу. — Девочка указала рукой на одну из изб.

И не успели войти внутрь, как набросилась мать со слезами на глазах, благим матом на устах, болью в сердце и тяжёлым дрыном в руках на чадо непослушное своё. Но увидев рослого детину, опешила и уставилась, как на новые ворота:

— Ты ещё кто, приблудень? — И, недолго думая, схватилась за кочергу.

Закричала тогда истово девочка, что этот человек спас её от рук людоедок, и присела тогда мать, сама не своя:

— Вот оно как… Мало ли вас бродит тут. Кого убили, кого в плен взяли…

— Кого убили? Кого в плен взяли? — Настал черёд Годомиру поражаться.

— Ты не отседова, что ль? Вот придёт мой лесоруб домой… — Рассердилась хозяйка.

Только сказала — муж её тут как тут, в дверях стоит.

И начали муж с женой допрашивать парня — кто есть таков, да откуда, да что ему надобно.

Не учил Седобрад лгать, но во имя спасения умолчал Годомир о себе, поведав, что путь он держит длинный, что устал и страшно голоден. А поскольку языкам друид учил изрядно, Годомир свободно владел и нордикой, и его хладским диалектом, и даже амулети с номадини.